– Он чересчур обаятельный! Лично я рядом с ним чувствую себя дурой. – Джессика скорчила грима су, очевидно, вспоминая сегодняшнее утро или вчерашний вечер, когда она стала жертвой золотистых глаз и бархатного голоса.
У бурных чувств неистовый конец,
Он совпадает с мнимой их победой.
Разрывом слиты порох и огонь,
Так сладок мед, что наконец и гадок:
Избыток вкуса отбивает вкус.
Не будь ни расточителем, ни скрягой:
Лишь в чувстве меры истинное благо.
Мир, говорят, сгорит в огне
Иль станет льдом.
Вкус страсти я познал вполне —
Пожалуй, мир сгорит в огне.
Но если дважды гибель ждет,
То, ненависть познав сполна,
Я знаю, как смертелен лед —
Боюсь, зима
Нас всех убьет.
– Что потом?
– Я решила, что мне все равно!
– Все равно? – Вопрос прозвучал так, что я невольно подняла голову. Неужели мне удалось пробить его нерушимое спокойствие?
– Да, – слабым голосом ответила я, – мне все равно.
– Тебя не волнует, что я монстр? Что я не человек?
– Не волнует, – твердо ответила я.
– Объясни, почему вы охотитесь на животных, а не на людей, – в отчаянии придумала я. На глаза навернулись слезы, и сдерживать их с каждой минутой становилось все труднее.
– Не хочу быть монстром! – тихо сказал Эдвард.
– Но ведь животных тебе мало? – допытывалась я.