2

Все, что вы знаете, ошибочно…

Куда бы он ни посмотрел – всюду видны только чьи-то ноги. Около двадцати человек разного возраста стояли со своими тележками и во все глаза смотрели на него. Он поднялся, сел на идеально отполированный каменный пол и обернулся на голос девочки, который послышался откуда-то сзади. Это была Матильда, его дочь. Она сидела в позе лотоса и смотрела на него тем новым взглядом, к которому он, наверное, никогда не сможет привыкнуть. Взгляд, который точно не принадлежал ей и так ясно отражал то, что она не была прежней Матильдой.

– Что ты сказала? – спросил он.

Все, что вы знаете, ошибочно…

Тонкий голосок точно принадлежал девочке. Он видел, как ее губы двигались синхронно с произносимыми словами. Но это не был голос Матильды, по крайней мере, не его Матильды.

– Фабиан, ты меня слышишь? – Фабиан поднял голову и увидел, как Соня наклонилась над ним. – Ты упал в обморок.

– Нет, Соня, – покачал головой он. – Я не падал в обморок.

Она кивнула и улыбнулась.

– Давай, я помогу тебе подняться. – Она помогла ему встать на ноги и повернулась ко всем, кто стоял вокруг. – Теперь вы можете перестать пялиться и вернуться к своим покупкам. Шоу окончено.

Зрители разошлись, а Фабиан краем глаза вдруг заметил одетого во все темное мужчину, который пронесся мимо него, направляясь к прилавку с мясом, и только тогда пришел в себя и понял, что они находятся в «Ика Макси» в Хюллинге.

Соня приложила ладони к его щекам и повернула его лицо к себе.

– Ты и Теодор. Вы ссорились и кричали друг на друга так громко, что все стали останавливаться и смотреть на вас. Я пыталась вас успокоить, но… – Она покачала головой. От ее спокойствия не осталось и следа. – Я и не знала, что он такой сильный. Ты упал и ударился головой об пол, а сейчас он… Мы с Матильдой пытались удержать его, но это было невозможно. Понимаешь? А теперь нам нужно найти его, пока еще не слишком поздно. – Она была готова расплакаться.

– Соня, успокойся, – он потрепал ее по щеке. – Мы обязательно найдем его.

Все, что вы знаете, ошибочно…

Он резко повернулся к Матильде.

– Это ты повторяешь эти слова снова и снова?

– Зачем спрашивать, если ты уже знаешь ответ?

Грета. Тот призрак. Это она пытается ему что-то сказать? Так вот из-за чего все это произошло? А ведь он никогда не верил в привидения. Или в духов, как их называла Матильда. А этот мужчина в черном у прилавка с мясом, который стоит в очереди. Почему он не может перестать смотреть на него? И что у него с лицом?

Мужчина вдруг бросился к прилавку, одним движением уперся левой рукой в стеклянный прилавок и перелетел на другую сторону, потом схватил один из ножей с разделочной доски и вонзил его в горло продавца, в котором Фабиан только сейчас узнал Ассара Сканоса, тот был в джинсах с высокой посадкой и бежевой куртке с символом «Шведских демократов».

Сканос закричал от боли, пытаясь одной рукой остановить кровотечение, а другой задержать нападавшего. Но давление в сонной артерии было настолько сильным, что кровь фонтаном высотой в несколько метров брызгала у него из шеи, орошая все вокруг. В это время преступник продолжал наносить один за другим удары ножом, как будто и не собирался никогда останавливаться.

Фабиан никогда не видел ничего более ужасающего. И все же у него было такое чувство, что все происходящее ему чем-то знакомо. Как будто оно было эхом чего-то гораздо более ужасного.

Все, что вы знаете, ошибочно…

И этот тонкий девичий голосок. Почему она не может просто оставить его в покое? Ведь это же Матильда задавала вопросы и получила загадочный ответ во время того сеанса. Или нет? Может быть, ответ был в действительности адресован именно ему? Не потому ли голос снова и снова повторял эту фразу?

– Нет, пожалуйста, не ходи туда. – Соня попыталась задержать его. – Мы должны найти Теодора. Ты, я и Матильда – все вместе. Иначе мы навсегда потеряем его.

Но он уже вырвался из объятий жены и направлялся к прилавку с мясом, за которым лежал в луже крови Сканос.

– Послушай же меня, черт возьми, – послышался крик Сони у него за спиной. – Наш сын сбежал, и мы должны найти его, пока не поздно!

Он мог прямо сейчас задержать преступника, Фабиан чувствовал это. Больше полагаться было не на кого. Ни руководителя. Ни команды. Никого, кроме него самого, не было.

Перебравшись через прилавок, он наступил в растекающуюся под Сканосом лужу крови, тот лежал на полу без признаков жизни с воткнутой в лицо вилкой для мяса.

Кровь была повсюду. На руках Сканоса, на одежде, на лице. Он почувствовал сладкий железный привкус во рту. Но преступника и след простыл. Перед ним была только ходившая взад-вперед распашная дверь, которая вела в комнату для персонала.

Все, что вы знаете, ошибочно…

Он прошел через двери и вошел в прачечную, где преступник стоял нагнувшись перед большой желтой стиральной машиной в дальнем конце помещения и нажимал на кнопку.

– Эй, ты! – крикнул он и потянулся за пистолетом в кобуре под пиджаком. – Быстро на пол! Руки по сторонам!

Но пистолета не было. Не было и кобуры. Тем временем мужчина уже уходил через тяжелую металлическую дверь. Фабиан поспешил за ним, но дверь закрылась прямо перед его носом, а открыть ее не представлялось никакой возможности, сколько он ни колотил и ни дергал ручку.

Запыхавшийся, со следами крови на одежде и мокрый от пота, он повернулся к ряду стиральных машин и подошел к желтой, на которой как раз запускалась программа, машинка начала закачивать воду.

Все, что вы знаете, ошибочно…

Он наклонился и заглянул через стеклянную дверцу прямо во вращающуюся, будто магическую темноту.

Только когда рука ударилась о стеклянную дверцу прямо у него перед лицом, он понял, что там кто-то есть. Кто-то отчаянно пытающийся выбраться, в то время как барабан продолжает вращаться. Сначала в одну сторону, потом в другую.

В попытке остановить программу он стал нажимать на кнопки, и когда это не помогло, он начал бить по ним. Но барабан продолжал вращаться, вода набиралась, а рука все более отчаянно колотила по внутренней стороне стеклянной дверцы.

Он кинулся к мощному электрическому кабелю, который тянулся от машинки к розетке на стене с выключателем. Но, даже нажав на выключать, он продолжал слышать, как машинка продолжает набирать воду и вращать барабан.

В отчаянии он опустился перед стеклянной дверцей и посмотрел на вращающийся внутри темный ад, не в силах что-либо сделать.

Все, что вы знаете, ошибочно…

Даже когда внезапно к стеклянной дверце оказалось прижатым лицо Теодора, он не смог ничего сделать. Его родной сын. Это был он. Он пытался бороться за свою жизнь, в то время как вращающийся барабан с равными промежутками времени опускал его под воду.

Теодор закричал. Он и сам закричал так громко, как только мог. Но не было слышно ничего, кроме всплесков воды и работающего барабана, который вращался все быстрее и быстрее, пока кричащее лицо Теодора не превратилось во что-то размытое и бесформенное.

Фабиан открыл глаза и увидел люстру, которая досталась им от прежнего хозяина дома Отто Палдински, и все еще висела на потолке в их спальне, хотя ни ему, ни Соне она совсем не нравилась.

Это всего лишь сон, – повторил он про себя. Кошмар. На самом деле сейчас в его жизни все было гораздо лучше, чем в течение многих прошедших лет. Соня лежит абсолютно голой рядом с ним в постели, убийца свингеров Эрик Якобсен под арестом, а посадочные талоны, которые поставили под сомнение берлинское алиби Ингвара Муландера, спрятаны в надежном месте, чего еще можно желать?

Даже Теодор все осознал и решил сегодня днем вместе с ним пересечь пролив и явиться в датскую полицию, чтобы рассказать всю правду и дать показания в суде против «Банды смайлов».

И все же, несмотря на все это, он почувствовал, как сердце бьется в груди, словно скачущая лошадь. Как внезапный приступ паники, который в любой момент может обмануть мозг, сказав, что человек больше не может дышать и сейчас близок к смерти.

Неужели этот кошмар настолько потряс его, что он до сих пор не может прийти в себя? Ведь это действительно был всего лишь сон? По крайней мере, он был таким странным и запутанным, что Фабиан заподозрил это задолго до того, как проснулся. Но не это пугало его. А то, почему он видел во сне все то, что так живо предстало перед его глазами, и именно это осознание вызвало прилив адреналина.

Он очень осторожно встал с кровати, чтобы не разбудить Соню, поспешно вышел в коридор и рванул дверь в комнату Теодора. С облегчением он увидел, что тот мирно спит в своей постели. Его любимый сын, который тяжело дышал, даже не проснулся, когда он нежно поцеловал его в лоб и снова накрыл одеялом. Он был реальным доказательством того, что Матильда, эта ее Грета и даже его сон были не правы. Никто в их семье не должен умереть.

Или сон был вовсе не про Теодора, а про что-то совсем другое?

Он попытался припомнить ход событий из сна и вскоре понял, что все было перепутано. Жертва за прилавком с мясными полуфабрикатами была в реальности Леннартом Андерссоном, а не как во сне – педофилом Ассаром Сканосом. Им удалось арестовать его за убийство в прачечной мальчика Мунифа Ганема. Мунифа, а не Теодора.

Все люди во сне были не на своих местах. Все было перепутано.

Именно об этом и говорил тот тонкий девичий голосок, который принадлежал Матильде.

Все, что вы знаете, ошибочно…

И только сейчас он наконец понял почему.

3

Было без четверти шесть утра, когда Фабиан вошел в конференц-зал на верхнем этаже полицейского управления Хельсингборга. Через несколько часов весь отдел должен был собраться здесь, чтобы услышать доклад Утеса, который уже несколько дней занимался просмотром записей с камер наблюдения из «Ика Макси», анализируя записи, сделанные за неделю до убийства Леннарта Андерссона. В течение нескольких дней он просматривал все полученные материалы, и все коллеги на самом деле надеялись, что это приведет к некоторому прорыву в расследовании, в котором до сегодняшнего дня так и не появилось ни одного подозреваемого, ни каких бы то ни было реальных зацепок.

Но Фабиан был здесь не поэтому. Все дело в том, что он хотел подумать в одиночку, без команды. Какого бы мнения он ни был о снах и бессознательном, последний сон весьма четко отобразил то чувство, которое давно не покидало его. Он, однако, делал все, чтобы отмахнуться от него, и единственная компания, в которой он нуждался прямо сейчас, – это стены кабинета с кучей пометок и фотографий на белых маркерных досках.

Он встал прямо перед ними и отметил для себя, что все осталось там, где и было. Хотя два расследования были практически завершены, стены все еще были заполнены фотографиями жертв, мест преступлений и преступников. Списки мотивов преступлений соседствовали с разными заметками и идеями, одни были перечеркнуты, другие – обведены, и везде большое количество стрелок разных цветов, которые связывали все воедино.

С близкого расстояния можно было проследить за ходом размышлений, которые казались вполне логичными. Но издалека все это скорее походило на один большой хаос, который сейчас, казалось, прекрасно иллюстрировал то, как выглядела их работа в последние недели.

Они занимались сразу тремя крупными расследованиями. Три параллельных случая убийств, где вообще ничего не совпадало. Три абсолютно разные вселенные, каждая со своими жертвами и подозреваемыми, уликами и зацепками, а также местами преступлений, которые нужно было проанализировать, теориями, которые нужно было рассмотреть со всех сторон, отвергнуть и одобрить заново.

Он понятия не имел, сколько допросов они провели за последнюю неделю и сколько записей с камер наблюдения просмотрели, старясь уловить мельчайшие детали. Но совершенно точно работы было проделано много, и, хотя наверняка было что-то, что они упустили, тем не менее расследования были проведены по всем правилам, и в конце концов им удалось арестовать двух преступников, которые будут осуждены и получат должное наказание.

Но, по правде говоря, они все время пытались нащупать что-то, что могло объяснить разные события, и как бы неприятно это ни было, надо признать, что они все еще блуждали в поисках правильных ответов на свои вопросы.

Как и нашептывал хрупкий девичий голос в его сне: все, что они знали, было ошибочно.

Не было никаких сомнений в том, что предприниматель Эрик Якобсен был виновен в установке скрытых камер в квартирах разных женщин, одной из которых была Молли Вессман. Также не вызывало сомнений то, что его альтер эго Колумб занимался с ней сексом и сделал ей татуировку со своим символом между ног. Все это он признал. Но отравил ли он ее рицином – этот вопрос оставался без ответа, ни объяснений, ни доказательств у них не было. Не говоря уже о каком-нибудь логичном мотиве.

То же самое можно было сказать и об Ассаре Сканосе. Никто не сомневался в том, что он педофил, который пожертвовал бы всеми пальцами левой руки, чтобы без помех осуществить изнасилование шестилетней Эстер Ландгрен. Но педофилия ни в коем случае не была достаточным объяснением того, зачем ему понадобилось запихивать сирийского мальчика Мунифа Ганема в большую стиральную машину и включать программу полоскания, что привело к смерти ребенка.

То же самое и с Леннартом Андерссоном. Может быть, что-то изменится после доклада Утеса, но до нынешнего момента им не удалось найти правдоподобного объяснения, почему какой-то мужчина заколол его насмерть прямо перед кучей свидетелей в «Ика Макси».

И так как эти убийства произошли с разницей всего в несколько дней, то они усиленно искали мотив, который мог бы связать все три случая, некий общий знаменатель, красную нить.

Когда это им не удалось, они переключились на поиск трех отдельных мотивов. Они рассматривали все: от ксенофобии до сексуальной зависимости, и снова и снова прокручивали в головах все эти варианты, порой искажая до неузнаваемости, лишь бы они могли хоть как-то соотноситься с найденными уликами.

Мотив, мотив и еще раз мотив. Это было единственным, вокруг чего постоянно разворачивались дискуссии в отделе. Казалось, что именно мотив – это ключ, который откроет все двери. Как только им удастся понять его, то сразу окажется, что и преступник где-то недалеко.

Фабиан взял стул, сел прямо перед маркерными досками и попытался сформулировать мысль, хотя пока ничего не получалось. Мысль, которая шла вразрез со всем, во что верил и он, и его коллеги. Вразрез всему опыту, накопленному ими за годы работы следователями. Но чем дольше он смотрел на хаос из заметок и фотографий на доске, тем очевиднее становилось то, что пришло ему в голову.

Еще через мгновение хаос перед ним исчез. Как будто его и не было, Фабиан вдруг увидел все очень ясно. География и ось времени – одно дело. Все происходило в северо-западном Сконе в течение относительно ограниченного периода времени. То, что он увидел перед собой теперь, было нечто совершенно иное.

Сходство в различиях.

Каждое из убийств в трех расследованиях было настолько впечатляющим и не похожим ни на что другое, что, возможно, в этих абсолютных различиях и существовал общий знаменатель. Эта мысль пыталась ускользнуть от него, но уже через минуту он почувствовал, что нащупал наконец ту красную нить, которую они так долго искали.

– Так, так, так. Кто это у нас здесь сидит в такую рань? – Это был Утес, который вошел в кабинет с термосом кофе в одной руке и ноутбуком в другой. – Не каждый день увидишь тебя здесь так рано. – Он убрал термос. – Сейчас ведь не больше двадцати минут седьмого.

– Ты же знаешь, как это бывает летом, – Фабиан пожал плечами. Он не мог все рассказать. Не сейчас. – Я проснулся оттого, что было светло за окном, и больше не смог заснуть.