Глава12

Несмотря на усталость, я долго не могла заснуть – сначала пьяная мать храпела на всю комнату, потом вдруг с новой силой заболел бок. Ну и мысли, конечно. Барбашина – сволочь. Жаль, что заловить и начистить морду не получится – тупо из уважения к её родителям. Да и вообще, выгодно ли с ней сейчас ссориться, если учесть, что она – моя счастливая возможность принимать душ каждый день? А это ведь не только чистые подмышки и прочее, но и гладкие ноги, например. А Ленка… Она, конечно, та ещё зараза, но по большому счёту виноват Савченко. Не её, так кого-нибудь ещё нашел бы. Расстроился он, напился… Ага. Скотина. Изменил при первой возможности. И ушёл-то как… Даже не окликнул…

Вопрос собственной виновности уже не рассматривался, так как оказалось, что это по-прежнему наша с Ленкой тайна, а значит, как бы и не было ничего.

Но в груди всё равно зияла дыра от теперь уже официального разрыва с Лёшкой, и я, страшась маячившего в ближайшем будущем горького раскаяния, пихала в эту дыру всё, что только могла: старательно раздутые обиды, молодую пока ещё ненависть и разочарование в первой любви. И, конечно, Дениса. Блин, какой он… конкретный. Уверенный такой, властный! К такому на сивой кобыле не подъедешь… Но целоваться-то полез? Да и встречу всё-таки назначил. Неужели понравилась? От этой мысли горечь расставания с Лёшкой притуплялась, и где-то в глубине души даже начинало шириться счастливое предчувствие чуда. Что называется – клин клином.

И на фоне всех этих сердечных переживаний я даже ни разу не вспомнила привокзальную заварушку.

Во сне я была в травмпункте. Доктор, посмотрев карандашный набросок моего скелета, сказал, что нужна срочная операция. Я ехала на своём кособоком кресле-кровати в операционную, смотрела на вмятые внутрь грудины рёбра и думала – поверит Денис на слово что я сходила к врачу или надо взять справку?

***

С утра мать была ещё никакая. С трудом оторвавшись от дивана, она шатко добрела до письменного стола и вынула из ящика заначку. Не закусывая, хлебнула из горла какой-то бурды и снова рухнула в постель.

Зашибись. Травмпункт отменяется в пользу мытья полов.

Меня и саму мутило. То ли это вчерашнее шампанское, то ли бессонная ночь. А скорее всего – позднее раскаяние. Интересно, если бы вчера я была трезвая, наговорила бы Лёшке той херни? Хотя какая разница? Он-то был трезвый…

– А Танюшка где? – выдернул меня из раздумий хриплый голос.

Я, не прекращая отжимать тряпку, зло глянула на маманькиного хахаля, грузчика дядю Толю.

– В Караганде.

– А ты чего такая сердитая, доча?

– Не ваше дело… папа.

Подхватила ведро и поспешила к мясному отделу. До открытия магазина оставалось всего двадцать минут, заведующая то и дело выглядывала из служебки, контролируя, достаточно ли хорошо я работаю. Суетились, путаясь под ногами, продавцы отделов и коммерческих точек, а тут ещё этот… Но он попёрся за мной.

– Нет, ты скажи, чё ты такая злая всегда? Я тебе чё, денег должен? – Рассмеялся. Хриплый смех перешёл в надсадный кашель. Прокашлявшись, дядя Толя огляделся – никто не смотрит? – и смачно харкнул в узкую щель между холодильной витриной и стеной. Вот чмырь… – Зря ты так, Людок! Мамке твоей и без того тяжко, а ещё ты нервы треплешь. Ты б с ней как-то поласковее. Да и здоровая ты уже, можешь и сама на себя зарабатывать.

Я, демонстративно оставив возле оплёванной витрины широкую полосу сухого бетона, помалкивала и раздражённо орудовала шваброй, стараясь не поворачиваться к Толику задом. Не то чтобы я его боялась, просто при виде этой рожи мне каждый раз вспоминались Ленкины слова: «Расстелет нарядную тряпку на ящиках с гнилой картошкой и отымеет тебя за банку консервов…» Мне было просто противно. Да ещё и эта тошнота с утра и тупое покалывание в боку…

– Ты вот её поздравила вчера, а? Поздравила?

– С чем? С очередной пьянкой? Я её поздравлю, когда она хоть раз трезвая придёт. – Наконец домыв до входной двери, я отставила швабру и, прополоскав тряпку, выпрямилась. – Шли бы вы, дядя Толя, своими делами занимались! Раиса Николаевна уже четыре раза выглядывала, и поверьте, вид у неё недовольный.

– И-и-и… – он с укоризной покачал головой, – дочка называется! Даже не знаешь, что у мамки, может, радость вчера была и важный повод выпить! Иждивенка ты, вот кто!

– Ага, у неё каждый день повод…

Я подхватила ведро и выскочила на улицу. Плеснула воду на обледеневшую решётку дорожного слива, с наслаждением вдохнула морозного воздуха. Бок, кстати, уже почти не болел. Не перелом, точно. Перелом бы, наверное, только хуже и хуже был. Сразу же стало жалко тратить время на травмпункт. Да и к середине первой пары ещё успевала… Или лучше к Ленке?

В подсобке, около рукомойника, меня уже поджидал дядя Толя.

– Ну а чё ты не спросишь меня – какой повод-то? Она ж мать тебе, Людок, не тётка чужая!

– Всё, ладно! Только оставьте меня в покое уже! – я медленно выдохнула, сдерживая злость, натянула елейную, полную издевательства ухмылку. – Дядя Толя, а какой у мамы вчера был повод нажраться в дрова?

Он довольно рассмеялся, и где-то в глубине грудной клетки у него снова заклокотало.

– Помолвку мы вчера отмечали!

– Чью?

– Нашу! Я ж тебе скоро папкой буду, Людок! Смастерим с мамкой братишку тебе или сестрёнку. Будешь помогать нянчить?

– Чего-о-о?!

– Чего слышала! Будешь ты теперь Панюшкина! А это, между прочим, благородная фамилия! У меня прапрадед двоюродный был графом, так что давай-ка это, тон смени, со мной нельзя так разговаривать! И кончай мать обижать. И… – он забегал взглядом по подсобке, придумывая, какое бы ещё дать указание. – И работёнку найди себе какую-нибудь!

– Да идите вы оба!

Наспех оделась, выскочила на улицу. Зашибись! Просто нет слов. Интересно, где они жить собираются? Если уйдут к Толику – совет им да любовь, как говорится! Но если он припрётся к нам в общагу?

Мысли роились как мухи над навозом – такие же мерзкие и назойливые. Какой уж тут техникум? Надо было что-то делать – хотя бы выяснить, правду ли сказал Толик или просто сболтнул свои пьяные фантазии.

Мать тупо пялилась в телевизор и громко икала. Я, не раздеваясь, встала прямо перед экраном.

– Мам, ничего не хочешь мне рассказать?

Она непонимающе уставилась на меня и икнула. Понятно. И в обед, и вечером тоже мне мыть придётся. Я обречённо скинула пуховик.

– Есть будешь?

Мать невнятно кивнула, и, поняв, что разговаривать бесполезно, я просто сходила на кухню и разбодяжила в большой кружке кипятка бульонный кубик. Обжигаясь и расплёскивая, мама кое-как выпила половину и снова легла.

– Вот, смотри, аспирин, – я положила на стол таблетку. – Только не бухай больше, я тебя очень прошу! Раиса Николаевна сказала, что больше не разрешит мне мыть за тебя. Слышишь? А ещё с завтрашнего дня надо будет находиться в магазине весь день, или тебя просто выгонят. Другую работу ты не найдёшь, точно тебе говорю. Так что…