Цитаты из книги «Пиковый туз»

Расчет строился на вековых наблюдениях: журналисты – народ любознательный, и вдвойне, если речь о чем-то пикантном. Найдут предлог заглянуть или под дверью подслушивать встанут.

Редко кто в нашей империи сегодня честным трудом богатеет. Либо деньги казенные ворует, либо объегоривает простофиль, а то, бывает, и работяг на заводе голодом морит, чтоб копейку выгадать… В сибирские остроги их за такие проказы, но поди тронь – дадут откупного и взятки гладки. А ради сохранения своих капиталов, эти ловкачи вынуждены ставить заслонки на окна и живут, словно в тюремной камере. Глядя на небо сквозь толстые железные прутья.

В наш прогрессивный век не сложно отыскать, чем зарезать себе подобных.

– Любовь, ненависть… Архаичные понятия, – ответил он скучным голосом. – Эти несуразицы давно вымерли, как тот громадный ящер, раскопанный в Оксфорде… Динозаврий, кажется. Ушедшая эпоха. Мы живем в более цивилизованном обществе и можем позволить себе отношения, основанные на приязни разумов, а не чувств. Согласитесь, господа, нет ничего переменчивей чувств, а разум – величина постоянная. Держите близких людей в голове, а не в сердце, мой вам совет. Когда союз двух людей логичен, в нем не случится досадных разочарований, не будет горечи и боли измен…

Газетные репортеры напоминали торопливые буквы, округлые или угловатые. Утром они носились по городу, опрашивая свидетелей ночных происшествий, наблюдая за драками да пожарами, выуживая скупые слова из полицейских и иных чинов. К полудню рассаживались по окрестным трактирам, наспех обедали, – хотя многие еще только завтракали, – а заодно ловили самые значительные сплетни. Ровно в половине второго все собирались в необъятном кабинете редактора, г-на Каткова, где и хвастались «добычей».

Щуплый мужичок с бантом явно намеревался обшарить карманы задремавшего зрителя. Смутился, начал было оправдываться и убежал на полуслове. А ведь только недавно сей ценитель истинной красоты горько переживал о будущем русского балета. Эх, почтеннейшая публика… Мелкие душонки, гнилое нутро.

Румяный разносчик зябко ежился: ситцевая рубашонка прилипла к спине – хозяин в лавке нарочно плеснул водой из ковша, чтобы лентяй не стоял на одном месте. Ветерок прохладный налетит, а ты ходи взад-вперед, для сугреву. Больше распродашь.

Тишина натянулась ниткой жемчуга, зазвенела от напряжения, и вдруг лопнула, раскатилась бусинами по углам.

– А я вам объясню, отчего ужасти подобные происходят. Даже у нас, в глуши, на десять мужиков непременно один дурак, трое буянов, да пятеро пьют до беспамятства. А в Москве народу немерено. Значит и дураков, и буянов, и пьяниц намного больше. От них беды-то, от них кошмары.

Барышня начала краснеть. Подобным образом раскаляется кочерга, оставленная в камине – от темно-вишневого цвета до ярко-алого, а по краю проступает изжелта-белая полоса. Трогать такую – себе дороже. Обожжешься.