– А ты ему и про это рассказал? Илюха, ты чего? Ты вообще с катушек съехал? Да если кто-нибудь узнает…

– Не очкуй, Валер! Дальше положенного информация не уйдет. Я греха на душу брать не стану. Я сроду никого по беспределу не закрывал! Да, Новиков – вор, но он свое отсидел, и если я буду его сажать, то только по закону. Прокошин у Гасана на подсосе, Елизаров, судя по всему, тоже в теме. Они теперь дергают за нитки и хотят нашими руками грязную работу сделать – вот уж дудки! Мы свой спектакль разыграем, с полным аншлагом!

– Ох, не нравится мне все это… Пусть бы лучше стрелок гасановский отработал, и гора с плеч. Нет человека – нет проблемы…

– Да ты представляешь, что тогда начнется! Сюда вся Россия съедется. Ты не забывай, кто такой Беломорский!

– Ты имеешь в виду, кем он был? – язвительно заметил Мальцев.

– Есть, был – какая разница?! Ты понимаешь, что Беломорский – единственный камень преткновения для черноухих, чтобы героин в город пустить? Я думаю, сейчас Гасан любые бабки заплатит и Прокошину, и киллерам своим, чтобы Прохора убрать. Ты знаешь, что такое героин? Я в Питере работал – видел: каждый день по десять грабежей на район, по три передоза, кражи из машин – не сосчитаешь, и вечная война за сферы влияния между барыгами… Про моральную сторону вопроса я вообще молчу.

– Это ты о чем?

– Тебе что-нибудь говорят такие понятия, как здоровье нации и нравственная чистота? У нас же дети! У тебя, вообще, – трое!

– Ой, все, Илюха! Ты своими лекциями любого урку в свою веру обратишь! Хватит, у меня сейчас мозг взорвется! С чего начинаем?

– Как только Рукомойник расскажет…

– Какой «рукомойник»? – перебил Валера.

– А у кого мы только что были? Сенька Рукомойник его зовут. Между прочим, очень известная личность.

– А что за погремуха такая?

– Да старая история. Говорят, в семидесятые он на КГБ работал. По Союзу, в основном в Средней Азии, занимался ликвидацией неугодных цеховиков^[30]. Ну ты слышал про «Хлопковое дело» и тому подобное?

– Вроде да, – неуверенно ответил Мальцев.

– Не суть. После каждого «исполнения» он руки мыл. По нескольку раз, с мылом, с горячей водой.

– Зачем это?

– Ну такой пунктик у него был. Может, брезгливость, может, примета. Потом в семьдесят девятом он в Узбекистане «исполнял» какого-то бая, и его «приняли» за покушение. Сенька наплел, что все затеял по мотивам личной неприязни, поэтому пятнашкой отделался. Кураторы боялись засветиться и вытаскивать его не стали. Только в восемьдесят пятом он каким-то образом сбежал из колонии, потом перестройка началась, и всем не до него стало. Он где-то – то ли в Вологде, то ли в Череповце – свою бригаду сколотил и за прежнюю работу взялся, только уже не от государства заказы принимал, а от частных лиц. И вроде бы все шло нормально, пока кто-то кэгэбэшные архивы не слил. За Рукомойником тогда настоящая охота началась – он сначала на островах на Ладоге гасился, а потом добрался до наших мест.

– А ты-то как с ним познакомился?

– Валерыч, не поверишь! Он сам ко мне пришел в начале нулевых. Я тогда опером в райотделе работал, а ты еще в ППС^[31] грязь на посту месил. И вот как-то дежурный меня вызывает и говорит: «Тут сумасшедший какой-то, клянется, мол, он сотрудник КГБ и хочет в серии убийств покаяться. Дактилоскопируй его по-быстрому и, если что, мы в дурку позвоним». Я его в кабинет поднял, чаем отпоил, костюм ему свой спортивный отдал, мне маловат был, а ему в самый раз – пришел-το в лохмотьях каких-то. В общем, беседовали мы с ним часа четыре – я все эпизоды в блокнотик записал, узнал в каком подвале он «дохнет», дал мелочи на дорогу и велел приходить ко мне через пару дней.

– И?

– Ну он и пришел.

– А с эпизодами-то что?

– А вот тут самое интересное: абсолютно все факты смертей подтвердились, только ни одной насильственной среди них официально не было. Где отравление угарным газом, где остановка сердца, где суицид…

– Офигеть! И чего дальше? Зачем он сдаться-то хотел?

– В безвыходную ситуацию попал. Рассказал, что за ним из Таджикистана приехали афганцы. Уже на пятки наступают – он когда-то там их старшего к аллаху отправил, и они хотят теперь привести в исполнение приговор шариатского суда. Дальше про это знаешь – ты нам помогал тогда этих бородатых дурачков задерживать. Все удивлялся, почему они без трусов зимой ходят.

– Это где три багажника взрывчатки и гранатометы изъяли? Помню! А операцию, если верить СМИ, якобы сам Елизаров возглавлял.

– Ага, управлял дистанционно, сидя на рыбалке! В общем, оказался Рукомойник бесценным источником информации – еще не раз помогал. Он в воровской среде, как рыба в воде, и память, лучше, чем у меня в двадцать лет была. Я решил его при себе оставить – сажать-то официально не за что. Сначала он на заимке моей заброшенной жил, а потом уж, как совсем занемог по старости лет и хворать начал – я его по «кривому» паспорту в ДП определил.

– А палату такую нарядную ему, стесняюсь спросить, кто оплачивает?

– Поверь, Валера, не только мы с тобой в его советах нуждаемся…

– Иваныч! Не посчитай мой вопрос некорректным – иудушки^[32] у нас у каждого свои, но как ты узнал, что Гасан Беломорского хочет завалить, проведя пять минут в женском общежитии по пути сюда?

– Да очень просто все – там полюбовница одного из гасановских нукеров проживает. У нас с ней давнишние отношения.

– Симпатичная? – подмигнул начальнику Мальцев.

– Ничего, если на усы не смотреть… Да баба как баба – приехала из Узбекистана на заработки по приглашению земляков. Думала, швеей будет, а ее танцовщицей в кафешку определили. Мы там рейд проводили: кто-то из нелегалов плитку гашиша ей за пояс засунул – думал, бабу досматривать не будут. Оформить по-честному все равно не получилось бы: эта дурочка, когда к ней подходили, гашиш выронила – ну не пихать же обратно! У нее дома батька безногий и три сестры малолетние. В общем, потолковали, согласилась сотрудничать. Видишь – пригодилась! Решение по Прохору оказывается уже давно принято. Я так понимаю, если мы Беломорского в ближайшее время не закроем – кранты ему.

– Ну ты даешь, Илюха! Не ценит тебя начальство! Так какой план-то в итоге?

– Да план очень простой: я попросил Рукомойника стрелку мне с Прохором забить, а дальше поглядим…

В кармане Одинцова запиликал телефон. Не успел он ответить, как взволнованный голос на другом конце провода начал оправдываться:

– Товарищ майор! Ушли они от нас, через футбольное поле оторвались, там только на джипе проехать можно. Машина по номерам на сельскую жительницу записана… двадцать девятого года рождения. Группа к ней выехала.

– А за рулем кто был?

– Парень лет тридцати. С объектом был сопровождающий, на вид лет сорок пять, спортивного вида, устанавливаем личность.

– Со шрамом?

– Да, над правой бровью… А…

– Будьте на связи!

– Что случилось? – поинтересовался Мальцев.

– Наружка Беломорского упустила. С ним, похоже, Скориков был. Помнишь такого?

– Авторитетный бизнесмен? У ОБЭПа^[33] на него вроде что-то есть.

– Ага. Зарплата в твердой валюте. История принимает все более интересный оборот…

– И чего теперь делать будем?

– Ну теперь вся надежда на то, что Прохор согласится на встречу. Поехали по домам – утро вечера мудренее…

На «малине» с нетерпением ждали дорогого гостя. Давнишний приятель Беломорского, бывший старшак городских карманников, почти уже отошедший от дел и занимающийся пчеловодством у себе в деревне, Сева Беспризорник оставил пасеку под присмотр внуков и приехал в город. Когда Прохор зашел в квартиру, его встретили, как положено – хлебом-солью. Хлеб испек лично Беспризорник – традиции. Пока встречающие ждали своей очереди отломить кусочек от благоухающего каравая, Жора Кубик совершенно не в тему предложил Беломорскому на выбор любую девицу легкого поведения из ожидающих в гостиной. Гость отрицательно покачал головой и жестом велел труженицам панели убираться. Кубик попробовал шепотом съязвить что-то типа: «Время сточило ударный механизм», за что получил от Скорикова оплеуху и был вытолкан за дверь следом за девицами.

За столом Прохор внимательно оглядел присутствующих, познакомился с тем, с кем не был знаком, толкнул нехитрую речь, поблагодарив за теплый прием, сказал, что уже знает про раскол в обществе и предоставил слово Игорю. Тот кратко, насколько возможно, ввел вора в курс событий. На моменте, касающемся поступившего на него заказа, Прохор попросил остановиться подробнее:

– Это, вообще, достоверная информация?

– От Рукомойника.

– Кровавая гэбня^[34] еще в добром здравии?! – усмехнулся Беломорский.

– Он у начальника утро узнал.

– Может, это прогон? Какой менту интерес? Заработать решил?

– Да нет. Живет он правильно. Дело в Гасане. Черноухий хочет в город дурь пустить по зеленой, он знает, что ты не согласишься, и через мусоров убрать тебя хочет, а так как надежды на них мало, он стрелком подстраховался. Этому, который к Рукомойнику приходил, старшие поручили закрыть тебя по беспределу, но по беспределу он не работает. Тяги гуляют, что мент этот давно уже Гасаном интересуется, да не по зубам…

– Как трогательно – совпадение интересов… Ну и что обо всем этом общество думает?

Присутствующие выжидающе затихли: кто-то потянулся за сигаретой, кто-то начал разливать по рюмкам. Молчание нарушил Колыма, смотрящий за теперь уже подпольным игорным бизнесом:

– А что общество? Мы давно все решили – нам наркота здесь ни к чему и, вообще, пора бы зверятам их место показать, а?

Многие одобрительно закивали, но слово брать больше никто не спешил. Игорь взял инициативу на себя и, подмигнув Прохору, мол, так надо, культурно выпроводил гостей под предлогом позднего времени. Когда они разошлись, Скориков сообщил Беломорскому то, что не хотел говорить при всех:

– Мент этот встретиться с тобой хочет в любом удобном для тебя месте.

– Негоже мне с цветными хороводы водить, но выслушать его стоит. Тут посредник нужен. Как там, кстати, Кузьма поживает, небось, в полковниках уже?

– Ты про участкового из Второго поселка, которого туда из горугро сослали за то, что он вам со Сварщиком помочь пытался?

– Участкового?! А кто вкозлил^[35], что он помогал?

– Да нашлись добрые люди… Как Воркута откинулся – Кузьму сразу и сослали. Может, конечно, совпадение, да это неважно уже. Не поможет он…

– А если я лично попрошу?

– Нет, Прохор. Не в себе Кузьма. Его по инвалидности списали.

– А что случилось-то?

– Ты помнишь авиаремонтный?

– В этом самом закрытом поселке номер два? Помню. Мы там как-то цветмет у прапоров брали.

– Так вот, несколько лет назад народ во Втором с ума сходить начал: нормальные работоспособные мужики от сорока до пятидесяти лет стали счеты с жизнью сводить. Прямо эпидемия суицидная… За год около сорока человек схоронили…

– Да ладно?! Там население-το всего душ пятьсот! А из-за чего? С голодухи, что ли?

– Да нет! Местные всегда при работе были, что касается денег, жили припеваючи и снабжение на уровне. Глюки народ начал ловить со страшной силой, причем все на одну тему: к каждому из покончивших с собой до этого либо человек незнакомый приходил, либо внутренний голос какой-то и насчет освобождения втирал. Ну, типа, идет мужик по лесу за грибами, откуда ни возьмись ему навстречу или бабка в черной одежде, или дядька в белом и давай зубы заговаривать: «Ты неправильно живешь, человек должен быть свободным от всего, освободи себя, откажись от мирской суеты!» В общем, с таким уклоном, типа, душа должна быть свободна от тела, понимаешь?

– И чего?

– Поначалу думали, сектанты какие-то агитируют, но поселок ведь закрытый! Туда без пропуска за двадцать верст не подпустят. Кузьма, недаром бывший опер, у населения в уважухе, народ поднял, и они облавы в лесу стали устраивать. Якобы даже стреляли в какого-то пришлого, а он в ответ засмеялся и ушел на болота. Причем не ушел, а, типа, над землей невысоко так пролетел.

– Чертовщина какая-то!

– Вот и местные решили, что дело нечисто, – монахов из скита привезли целый микроавтобус, те все вокруг освятили, да не помогло. Мужики хоть и не из пугливых, а в лес ходить перестали. Тут внутренние голоса дали себя знать. Первым Аристарх – Кузьмы помощник – удавился. Жена приходит с работы, аон в сенях на ремне милицейском ногами качает и улыбается – счастливый, главное, такой. Кузьма давай его бабу трепать, мол, как довела мужика? А она: «Да я уходила, он под рюмочку с горячим обедом футбол смотрел».

– Может, его команда любимая продула? – съязвил Прохор.

– Да нет. Четыре один. И с деньгами у него проблем не было, и детки у них пристроенные, при машинах-квартирах, внучат на лето привозили. В общем, за Аристашкой следом понеслось: кто застрелится, кто повесится, кто вены перережет. Один даже привязал себе к ногам двухпудовую гирю и, хохоча, с криком «Освобождаюсь!» в общественный колодец сиганул. При некоторых записки находили такого же плана на тему освобождения, и все, как один, улыбались. Ты жмуров-то^[36]немало повидал – знаешь, что после смерти человек обычно осунувшимся и угрюмым выглядит, а эти все аж сияли мордами, как пятаки начищенные… Докатилась эта тема до властей, те комиссию из Москвы прислали: психологов там разных, социологов, даже фээсбэшники приехали. Пришли к выводу, что это массовый психоз на фоне либо радиации повышенной, либо питания. Радиационный фон замерили – норма! Жратва там тоже вполне приличная – продукты же свои, даже скотина. Все выяснилось, когда доктора стали уцелевших глюконавтов обследовать. У них у всех в организме вещество обнаружили, название не помню, психотроп какой-то.

– Че за психотроп?

– Ну это вроде наркоты, только не расслабляет, а на нервную систему воздействует, а тот, что у них нашли, годами в организме накапливался.

– А от чего накапливался-то?

– Доктор один молоденький, причем наш – из областной психушки, догадался, в чем дело: все эти мужики на протяжении нескольких лет спиртягу с авиаремонтного таскали.

– Чего, у них водяры в сельмаге не было, что ли?

– Да спирт тот якобы такого качества был, что прям пальчики оближешь: чистый, как слеза, почти без вкуса, без запаха, и никогда никакого похмелья. Народ и настойки из него делал, и так пили. Химики анализ сделали и в спирте это самое вещество-то и нашли.

– Да-а… История… А с Кузьмой это как связано?

– Ну слушай: доктора провели опрос, вычислили группу риска и всем колеса^[37] особые прописали – транквилизаторы. Мужики как глюки начинают ловить и внутренние голоса слышать – раз, приняли таблеточку, и в норме! Кузьма на принцип пошел: «В жизни никакой химии не принимал и не буду!» Но хоть он и крепкий был, не устоял – психотроп и его догнал. Поначалу он в лесу, когда бабку или того в белом встречал – посылал их на три буквы, и они уходили. Потом, когда те оборзели, он их упаковкой с таблетками отпугивал – те от нее, как от огня, на болота улетали. А когда и это перестало помогать – он стал колеса жрать прямо горстями, да уже поздно было, ничего не помогало. Врачи сказали: «Крайне тяжелый случай – запущенная стадия» и в желтый дом^[38] приятеля вашего определили. Продержали годик, вроде как подлечили, домой отпустили, но он все равно ходит такой загадочный и все куда-то в пустоту пальцем грозит, улыбается все время и головой качает. Поэтому из органов и уволили…

– История… Ладно, сами справимся. С другого конца зайдем – забивай стрелку^[39] черноухому.

– Шадров, на выход! – скомандовал рыжий веснушчатый охранник.

Федор оторвался от размышлений и, не дожидаясь повторного приглашения, шагнул к двери. Конечно, он удивился, что на второй день пребывания в ШИЗО из десяти прописанных кумом его куда-то потянули.

– Что случилось, начальник? – поинтересовался арестант.

– Зам по БОР^[40] вызывает.

– Слышь, Солнышкин, дай сигарету!

Рыжий не любил, когда его так называли, но из всего охраняемого контингента Шадров был ему наименее неприятен, поэтому он сунул в руки Федору сигарету и зажигалку и, деловито нахмурившись, сообщил:

– Солнцев, моя фамилия. У тебя минута.

– Человек ты, Леха! По звонку^[41] с меня нарды! А чего Никитину надо-то, не в курсе?

Охранник обернулся и, убедившись, что никто не слышит их разговор, полушепотом произнес:

– Начальник розыска городского у него. Давай докуривай, мне тут лясы точить с тобой некогда!

Зайдя в кабинет к Никитину, Шадров доложился по форме и уставился на здоровенного мужика, сидящего за столом. Тот жестом пригласил его присесть напротив. Зам по БОР, пробормотав что-то о срочных делах, вышел из кабинета.

– Ну чего стоишь? В ногах правды нет! Я – Одинцов из горотдела, Илья Иванович меня зовут. Куришь? – Начальник утро положил перед зэком на стол пачку сигарет.

Федор изобразил на лице равнодушие и небрежно бросил:

– О чем будем говорить?

Одинцов, оценивающе посмотрел на собеседника, закурил и начал:

– У меня к тебе есть предложение, от которого ты можешь отказаться, и это никак не повлияет на твою дальнейшую судьбу…

– Я с органами не сотрудничаю, – перебил Илью Федор. – Можно считать, что я уже отказался.

Одинцов затушил сигарету и, не обращая внимания, на сказанное продолжил:

– Беломорский освободился. Его заказали. Ты можешь помешать.

Шадров оживился, взял сигарету, прикурил и спросил:

– Отсюда?

– Разумеется нет. Тебя освободят условно-досрочно. У нас есть кое-какие соображения по возможному месту исполнения, знаем, что работать будет снайпер. Тебе надо будет вычислить точку атаки и действовать согласно плану.

– А что за план?

– Придет время – узнаешь. Мы привлекаем тебя не только потому, что, по отзывам твоего армейского командира, ты был одним из лучших наводящих. Прохор ведь тебе не чужой человек…

– Я могу подумать?

Илья отрицательно покачал головой.

– Но ведь оформление займет немало времени! Пока я заявление напишу, пока вы ходатайство подадите… Я, конечно, понимаю, что с Никитиным уже все оговорено, а суд?

– Это не твой вопрос. И еще: никому и ни при каких обстоятельствах ты не расскажешь о нашем разговоре. Не подумай, что я угрожаю… Ну ты понимаешь меня.

– А вам-то что за интерес Беломорского спасать, если все известно? Возьмете стрелка по факту, и сто пятая^[42]в кармане.

– Есть интерес, поверь…

– Не, начальник, не надо меня только втемную использовать, как фраера дешевого, ладно? УДО меня не купишь, у меня и так звонок через полгода…

– Как знаешь, Федя! – Одинцов встал и, направляясь к выходу из кабинета, добавил: – Заказчик – Гасан. Прохор последнее препятствие у него на пути, чтобы героин в город пустить.

– Где расписаться кровью? – повеселев, пошутил Шздров.

– А кровью не надо! – совершенно серьезно ответил Илья. – У меня ни рогов, ни копыт вроде нет. Зачем кровью? В ближайшее время тебя освободят. До города сам доберешься, на своей машине тебя не повезу – конспирация. Встретимся в кафе «Суши – пицца» напротив автовокзала, это где раньше рюмочная была.