От любви до ненависти одно предательство.

12 октября 119 года от Рождества Христова по новому стилю

– Мать честная, – выдохнул здоровенный дружинник, разинув от изумления рот.

Он быстро справился с собой, дёрнув при этом головой, но зачем-то вытащил меч из ножен и крепко сжал его в руке. Второй, не менее мощный, с рыжей бородой, замер, хлопая ресницами. Может быть, привиделось. Он даже головой покачал, борода затряслась из стороны в сторону. Видение не исчезало. Тогда оба, боясь разрушить хрупкую картину, крадучись подошли к краю крепостной стены.

Осеннее солнце здесь, в Новой Византии, уже встало и согрело камни. Небо оставалось безоблачным, как, впрочем, всю неделю. С моря дул тёплый бриз.

– Эй, ты чего? – спросил Мишаня Кривобой, протягивая руку к девушке, сидящей между крепостных зубцов.

Она не вздрогнула, не оглянулась, не шевельнулась, молча смотрела вниз, на море, разбивающееся о камни под крепостной стеной. Пьяная, что ли? На девушке не было одежды, только золотая цепочка на шее. Видимо, на ней висел крестик. Мишаня не успел притронуться к круглому, обвисшему, обречённому плечу.

– А-а-а! – заорал Данила Звонков, отступая.

Девушка полетела вниз со стены, практически не меняя позы.

– Это не я! – крикнул Мишаня Кривобой, обернувшись к напарнику. – Ты видел? Я даже не дотронулся до неё. Не успел.

Данила перестал орать, сглотнул. Точно. Он видел, что девушку Мишаня не трогал. Почему она упала? Оба подошли вплотную к крепостным зубцам и посмотрели вниз. Там, среди камней лежало тело – загорелое, юное, неподвижное.

* * *

– Лука, разве ты забыл манеры? – строго спросил великий князь и нахмурился.

Валентин Сергеевич с рождения шепелявил, не сильно, но всё же, и никакие учителя не могли исправить этот дефект. От этого его речь иногда казалась комичной, но никто не смеялся. Великого князя боялись из-за его характера. Он словно старинные бомбы – взрывался мгновенно и поражал всех и вся. Правда, также быстро он успокаивался, как будто ничего и не было.

Наследник сидел по правую сторону от отца и разговаривал с набитым ртом. Кусочки завтрака вылетали и падали в тарелку венценосного родителя.

Великий князь со свитой занял дворец, некогда принадлежавший древним правителям, ещё до второго пришествия Христа. Его также облюбовали варвары. Чёрные полотнища со скрещенными, кривыми саблями и трёхглавым волком сняли. Вместо варварских флагов со стен теперь свисали белые штандарты с зелёными крестами – символ Новороссии.

– Извините, Ваше величество! – с пафосом сказал Лука Валентинович.

Он закрыл рот, тщательно пережевал, проглотил еду и продолжил рассказ.

– У них оказалась така-а-ая библиотека, что трудно пересчитать все книги. Представляешь? – с жаром спросил подросток. – Наверное, там сто тысяч миллионов книг.

Лука схватил стакан с молоком и залпом выпил.

– А может быть и больше, – мечтательно добавил он.

Валентин Сергеевич вздохнул и уныло потянулся вилкой к яичнице. Эх, если бы была жива великая княжна, его дочь, любимица, умница, смелая и отважная, как истинный лидер. К сожалению, она умерла. Впрочем, как остальные шестеро его детей. А этого сына ему никогда не перевоспитать. Даже крестовой поход не привил Луке любовь к военному делу. Эти чёртовы книжки всё равно занимали первое место в жизни наследника престола.

Великий князь отложил вилку и встряхнул курчавой головой. В его красивых глазах оливкового цвета промелькнул огонь протеста. Никогда не говори никогда! Ничего, ничего, вот вернутся новорусичи в Новороссию, отец займётся его воспитанием вплотную. Никаких книг, только муштра, верховая езда, стрельба и тактика. Мы ещё посмотрим!

– Ваше величество, Вам письмо, – доложил старший помощник великого князя.

Детина подошёл к длинному столу и положил перед великим князем послание. Валентин Сергеевич отложил приборы и вскрыл конверт.

"Светлейший князь,

Сын мой,

Пусть не оставит тебя Господь наш всемогущий во всех твоих начинаниях.

Пусть завершатся твои начинания успехом с Божьей помощью.

Пусть озарится путь твой Божественным светом.

Моя благодарность тебе, сын мой, не имеет границ. Послушался ты старика и отправился в крестовый поход, и видишь, как прекрасно всё сложилось. Видишь, как счастливы выжившие братья наши во Христе. Весь христианский мир рукоплещет вашим с союзниками победам.

А какова же будет моя благодарность тебе, сын мой, когда останешься ты в Новой Византии ещё на год и поможешь окрепнуть новому государству и новому патриарху окажешь всевозможную поддержку. Он как никогда нуждается в твоей помощи.

Докладывают мне, что не все варвары разбиты и сбежали. Некоторые из них прячутся и ждут своего часа. Если союзники покинут Новую Византию, эти собаки вновь накинутся на священников.

Прошу тебя, княже, не поторопиться с отъездом. Помни, что при успешном окончании похода, Господь подарит тебе наследника, настоящего воина, великого правителя. Он сможет объединить народы и создаст империю новорусичей. Ты в силах помочь новому патриарху, так помоги ему.

Покорнейший Слуга,

Митрополит Леонтий"

Валентин Сергеевич отложил письмо и посмотрел на сына.

– Что такое, Ваше величество? – спросил Лука, перестав жевать.

– Мы остаёмся в Новой Византии ещё на год, – сказал великий князь и схватился двумя пальцами за нижнюю губу.

Щека Валентина Сергеевича задёргалась. Лицо же Луки Валентиновича озарилось, глаза заблестели, рот растянулся в счастливой улыбке.

– Значит, я смогу перечитать все книги в найденной библиотеке? Ура! – завопил подросток, вскакивая и собираясь покинуть главный зал дворца.

– Вернитесь, Ваше высочество. Вы не закончили завтрак, – строго сказал Валентин Сергеевич.

Если отец перешёл с ним Вы, значит, быть беде. Лука остановился, оглянулся и обречённо поплёлся к столу.

– Через полчаса пригласи полковников на совет, – приказал великий князь старшему помощнику.

Детина молча кивнул, развернулся и пошёл передавать указания дружинникам из личной охраны великого князя.

– Ты даже не спросишь меня, почему мы остаёмся на год? – упрекнул сына Валентин Сергеевич.

– Отец, почему мы остаёмся ещё на год, на самый счастливый год в моей жизни? – притворно послушно спросил Лука, продолжая завтрак.

Валентин Сергеевич грозно сдвинул чёрные густые брови. Лука, предчувствуя неладное, втянул голову в узкие, мальчишеские плечи. Отец схватил хрустальный бокал с соком и швырнул его о каменный пол.

– Ты – не просто мальчик, ты – наследник престола, чёрт возьми! Ты должен, нет, ты просто обязан интересоваться государственными делами. Ясно тебе или нет?! – прорычал великий князь. – Не слышу ответа.

– Ясно, – кивнул Лука, глядя в тарелку.

Валентин Сергеевич выдохнул и опустил плечи. Он сам страдал от своей несдержанности, от вспышек внезапного гнева, понимая, что великому князю нельзя так себя вести. Тем более с наследником. Кого он из него вырастит? Неврастеника? Размазню? Нет, нет, так нельзя.

– Лука, пойми, я не желаю тебе зла, – мягко начал Валентин Сергеевич. – Наоборот, я хочу, чтобы ты был счастлив. Но у нас у всех есть обязанности. Я – князь, ты – княжич. Так заведено предками. Понимаешь?

Лука молча смотрел в тарелку. Великий опять вздохнул. Теперь наследник не скоро отойдёт от обиды.

– Ладно, прости меня, – шепеляво сказал Валентин Сергеевич. – Давай, я лучше расскажу о своих планах.

Лука не поднимал головы.

– Мы остаёмся в Новой Византии не просто так. Мы должны помочь встать на ноги новому государству. Это будет христианская страна, во главе которой встанут священники. В этой стране всё будет говорить о новом пришествии Христа. Наша с тобой задача сформировать армию стражников Христополя.

– Ваше величество, у нас это…, – со страхом начал доклад старший помощник великого князя.

– Что это?! – заорал на него Валентин Сергеевич. – Когда ты научишься докладывать по форме?

– У нас это… происшествие, – выдавил из себя старший помощник и отступил на шаг назад.

– Какое у вас происшествие? – неожиданно спокойно спросил Валентин Сергеевич.

Старший помощник кивнул, собираясь с духом.

– Голая девица упала с крепостной стены, – будничным голосом доложил детина и улыбнулся.

Великий князь нахмурился и схватился двумя пальцами за нижнюю губу.

– И чего ты лыбишься? – опять спокойно спросил Валентин Сергеевич.

Он встал, одёрнул зелёный китель и подошёл к старшему помощнику.

– Что здесь смешного? – спросил великий князь, разглядывая детину так, будто никогда его прежде не видел.

– Ну, это… голая же, – выдавил старший помощник, краснея.

– Вызвать ко мне полковника третьего полка. Немедленно! – заорал Валентин Сергеевич, брызгая слюной в лицо детине.

* * *

– Эх, Савва, Савва! Неужели в твоей деревне так плохо учат математике? – спросила Луиза, лучшая лучница первого полка, а может быть, и всей союзной армии.

Воительница гарцевала на рыжей, норовистой кобылице. Длинные волосы с красноватым отливом развевались волнами. С моря дул пронизывающий ветер. Красивое лицо девушки успело загореть за время крестового похода, однако тонкий шрам через лоб и левую щёку остался белым.

Савва Куницын, стрелок третьего полка великого князя, был готов расцеловать этот шрам, но Луиза не сдавалась.

– У нас в Озёрах… отлично учат математике, – сказал Савва, поправил волосы за тесёмкой и вздёрнул подбородок.

Он тоже сидел на коне и старался не дать ему приблизится к норовистой кобылице. Сокол Гром, сопровождающий юношу аж с самой Новороссии, кружил над юной парой.

– Так почему же ты считаешь, что девяносто пять варварских ножей, которые ты добыл в боях, это одно и то же число, что и сто? – спросила Луиза. – Забыл моё обязательное условие? Ты же вроде памятник, а не беспамятник. Записывать надо, раз память подводит.

– Но это же…, – начал было Савва.

Девушка ударила пятками в бока кобылице и умчалась вдоль берега моря. Савва же остался на месте, так и не закончив объяснение.

– Всего каких-то пять варваров, и Луиза стала бы моей женой, – вздохнул парень, поглаживая узкую, едва наметившуюся бородку.

Он уныло поплёлся в расположение третьего полка. Жеребец, чувствуя настроение хозяина, еле-еле переставлял копыта.

– Если я не могу добыть пять варварских ножей, то дичь же я могу принести к ногам любимой девушки! – взбодрился Савва, и кривая улыбка озарила его лицо.

Стрелок третьего полка великого князя поправил тесёмку, перехватывающую длинные каштановые волосы, ударил в бока коня, не ожидающего такого подвоха, и они отправились в лес, на охоту.

– У Христополя удивительная природа. Правда, Гром? – спросил Савва у сокола, низко летящего между деревьев. – Вокруг столько камней и скал… и вдруг такой замечательный лес.

Жеребец шагал по широкой тропинке. Деревья стояли такие высокие, что солнечные лучи не могли пробиться даже в полдень. Савва спешился и привязал коня к скальному дубу. Дальше они направились вдвоём с пернатым другом. Охота оказалась настолько увлекательной, что молодой человек совершенно забыл про время. Только когда сумка наполнилась дичью, Савва хлопнул себя по лбу. Наручные часы показывали двадцать один ноль-ноль.

– Боже правый! Опоздал. Командир меня убьёт, – сказал Савва Куницын и побежал к жеребцу, привязанному к скальному дубу.

Убить, конечно, его никто не убил, но наказание за опоздание на вечернюю проверку Савва получил суровое.

– Неделю на гауптвахте?! За что? – возмутился юноша.

– За опоздание, кретин! – гаркнул полковник третьего полка. – Скажи спасибо, что не повесили. В моё время за такие выходки вешали на ближайшем дереве.

– Да уж, спасибо. Повезло, так повезло, – пробурчал Савва, осматривая своё пристанище на семь дней.

Узкая лавка, на которой можно было только сидеть, зарешёченное окно под потолком, полка с книгами, каменный холодный пол с подозрительными пятнами и такие же стены старой казармы, ведро для справления естественных нужд – вот и всё убранство. Хлопнула крышка смотрового окошка. Руки охранника поставили кувшин с водой и буханку серого хлеба. Савва забрал сухой паёк и положил его на лавку.

– Посмотрим, что здесь можно почитать, – сказал Савва, снимая с полки самую толстую книгу, полистал её и поставил на место.

Это оказалась Библия Новой Церкви. Её Савва изучил ещё в школе. Читать он полюбил после одиннадцати лет, когда стал памятником. На полке нашлись также и хорошие экземпляры – книги из далёкого прошлого, про жизнь до пандемии, или как говорят церковники – кары небесной, когда люди за грехи потеряли память, и человечество погрузилось в Новое Средневековье.

– Эй, жених недоделанный!

Юноша встрепенулся. Знакомый голос! Савва подтащил лавку к окошку и встал на неё на цыпочках. Хорошо, что он высокий и может дотянуться до самого верха. Внизу, под окном стоял его низкорослый друг с копной непослушных волос. Конечно же, это был Илья Бутырский.

– Держи, ловелас! – сказал Илья и подкинул к окну свёрток.

Савва поймал его и понюхал. Из свёртка пахло домашней колбасой. Неделя на гауптвахте будет не такой грустной, какой могла бы быть.

– От баб всё зло, – сказал Илья. – Никогда не понимал этих подвигов ради женщин. Вот охота тебе причиндалы морозить в камере? Сейчас пошли бы с тобой, погуляли у моря с бутылочкой вина.

– Ты ничего не понимаешь в любви, – ответил Савва. – А за колбасу спасибо! Завтра придёшь?

– А куда я денусь? – пожал плечами Илья.

Бутырский ушёл в расположение третьего полка. Он не такой лох, как его приятель. Он не собирается нарушать устав. Стрелков третьего полка расселили на окраине Христополя. На узкой улочке жались друг к другу трёхэтажные дома, окрашенные в диковинные цвета – бордовые, оранжевые, болотные, фиолетовые. В каждом доме располагалась одна рота. Дружинники в шутку стали называть друг друга по цвету – зелёная, малиновая рота.

Савва Куницын и Илья Бутырский жили в оранжевом доме, на первом этаже которого устроился и полковник. Ухо Бутырского, проходящего мимо его апартаментов, зацепилось за знакомые слова. Он даже потянулся этим ухом к двери командира.

– Суицид или убийство? Нужно срочно дать ответ. Великий князь в бешенстве. Впрочем, как всегда, – выговаривал полковник своему помощнику.

– Разрешите? – спросил Илья, просовывая лохматую голову к полковнику.

Тот стоял в полной амуниции с ожерельем силы третьей степени – с зелёными, искрящимися изумрудами, выставив вперёд правую ногу. Помощник двумя щётками начищал сапоги офицера.

– Входи! – приказал полковник, не меняя позы.

– Слышал, у нас происшествие. Есть возможность разобраться в обстоятельствах дела быстро и профессионально, – сказал Илья, заговорщицки кивая головой.

Полковник внимательно посмотрел на стрелка, не отвечая.

– Начал говорить, говори до конца! – заорал вдруг полковник, а потом схватился за живот.

"Опять гастрит. Нужно с ним поаккуратнее", – подумал Илья.

– Савва Куницын – отличный сыщик. Он вмиг раскроет преступление.

Илья даже чуть нагнулся, сокращая между ними дистанцию.

– Подожди, это тот Куницын, который на губе сидит? – спросил полковник, нахмурившись. – Не может быть и речи.

– Помните, как мы лихо раскрутили дело артиста? Ну, тогда, когда стояли на реке Дон в ожидании союзников? – спросил невзначай Илья, крутя пуговицу на кожаной куртке. – Посмотрите в своём блокноте-памятнике.

Полковник задумался, вспоминая.

– А ведь, если бы не Савва, убийца ушёл бы от наказания, – продолжал Илья.

Он прикрыл свои странные, будто бы смеющиеся голубые глаза и кивнул.

– Ну, хорошо. Уговорил, – сдался полковник после раздумий и обратился к помощнику. – Напиши распоряжение от моего имени. Пусть Куницына выпустят из гауптвахты.

Помощник отложил щётки и пошёл к столу за карандашом и бумагой.

– Но если вы, сукины дети, облажаетесь, я… вас…, – полковник покраснел, но так и не смог придумать наказание. – В общем, обратно вернётся твой милый дружок в камеру. Ясно?!

– Так точно! – крикнул Илья, приложил правую руку к груди и попятился к выходу.

Савва Куницын не поверил своим глазам, когда Илья ворвался на гауптвахту, размахивая бумажкой.

– За подписью командира! – важничал его низкорослый друг, указывая пальцем в документ.

Охранник внимательно прочитал распоряжение и кивнул напарнику.

– Выпускай того длинного, с разноцветными глазами, в общем.

Савва вышел и крепко обнял приятеля.

– Как тебе это удалось? – спросил он, всё ещё не веря в своё счастье.

А вдруг ошибка, и его опять вернут в это жуткое место?

– Есть работёнка для тебя. Вернее для нас, – сказал Илья, подталкивая Савву к выходу.

– Что случилось? – спросил Савва.

– По дороге расскажу, – ответил Илья.

На крепостной стене гулял промозглый ветер. Савва поёжился, осматривая место происшествия. Тело девушки всё также покоилось внизу, на камнях. Однако её одежда аккуратной стопочка лежала наверху. Савва вежливо кивнул двум дружинникам, стоящим в отдалении. Отец Луизы Данила Звонков прислонился к одному из крепостных зубцов. Мишаня Кривобой стоял рядом и зверски грыз соломинку. Оба были бледнее мёртвой девушки, чьё тело они нашли рано утром.

– Посмотри, тут есть ещё прощальная записка, – сказал Илья Бутырский, протягивая блокнот-памятник товарищу.

Савва взял блокнот, внимательно прочитал и пригладил узкую бородку.

"Больше не увидимся. Я скоро буду далеко отсюда. Простите меня".

– Такая молодая и руки на себя наложила, – со вздохом сказал полковник третьего полка и поморщился.

Командир тоже забрался на стену и присоединился к сыщикам, не смотря на приступы гастрита. Того гляди язва откроется.

– Будьте здоровы, господин полковник, – поклонился Савва.

– И тебе не хворать, – буркнул в ответ командир.

– Только я с Вами не согласен, – сказал Савва и криво улыбнулся.

– Считаешь, что это не суицид? А как же записка? – спросил полковник третьего полка.