– Начну с Чёрного моря. – Михайловский смахнул со лба пот и тут же продолжил доклад, боясь потерять нить повествования. – Потому, как данное море, каким мы его знаем, стало именно таким по причине большого цунами и Всемирного потопа, опять же, благодаря ледяной сфере, рухнувшей с небес, в силу определённых обстоятельств, о которых чуть позже. Итак, что собой представляет Чёрное море сегодня, и чем оно было до катастрофы? В 2001 году американская подводная экспедиция во главе с Робертом Валлардом (кстати, именно он нашёл затонувший «Титаник») просканировала дно Чёрного моря до глубины почти в две тысячи метров. И вот что она обнаружила. В первую очередь, так называемых жертв солёных вод, огромные мёртвые колонии пресноводных моллюсков. Многочисленные образцы, которые были подняты со дна моря, показали: биологическая катастрофа в данном месте оказалась просто колоссальной. Погибли пресноводные рыбы, водоросли, планктон, словом, всё, что могло обитать только в пресноводной среде. Тысячелетия понадобились на то, чтобы в новообразованном, с пониженным, в сравнении с океаном, процентом соли водном бассейне прижились средиземноморские виды морской флоры и фауны: дельфины, ставрида, кефаль и так далее, которые до того жили в более солёной среде. Кстати, – докладчик рванул верхнюю пуговицу рубашки: ему стало жарко, – почти такой же, только, обратный процесс, процесс выживания морских видов в пресноводной среде имеет место быть в озере Титикака. По данному озеру имеется две версии. Первая: геологи считают, будто Титикака некогда было одной составляющей с морским пространством, с океаном, и это, по их предположениям, происходило приблизительно сто миллионов лет назад. Такой вывод они сделали по окаменелым останкам морских животных, найденным на берегу озера. Вполне возможно, даже, скорее всего, сразу после зарождения Земли действительно так оно и было, и то подтверждают следы морского прибоя на склонах близлежащих гор. Однако, процесс формирования Земли продолжался очень долго, в результате чего, озеро отсоединилось от моря и превратилось в высокогорное пресноводное водохранилище, с множеством подземных источников. И это произошло также миллионы лет назад. А вот то, что в озере появились морские виды рыб и ракообразных, имеет совсем иную причину. Тут я сторонник большой приливной волны, цунами, которая и занесла жителей моря в пресноводную среду, где тем пришлось адаптироваться, аналогично пресноводным видам флоры и фауны, оказавшимся в точно таких же условиях, только в Чёрном море.

– Иначе говоря, – послышалась реплика, как понял Женька, с пятого ряда, – вы считаете, будто превращение пресноводного озера в Чёрное море и заселение пресноводного озера Титикака представителями морской флоры и фауны имеют одну и ту же причину? И эта причина – ледяной купол? Я правильно понял?

– В том числе и купол. – Уточнил Евгений.

– В таком случае, разрешите с вами не согласиться. – Незнакомец поднялся. Теперь Евгений смог его рассмотреть. Им оказался невысокого роста мужчина, лет сорока, худощавый, но не сухой, скорее, жилистый, с красивой окладистой короткой бородкой, которая придавала ему профессорский вид. В глазах мужчины искрилась хитринка, а в голосе звучала скорее заинтересованность, нежели желание посадить докладчика в лужу. Женька почувствовал: оппонента интересует выяснение истины, а не желание досадить оратору. С подобным Михайловский сталкивался впервые. Обычно на научных конференциях, на которых он присутствовал ранее, оппоненты превращались во врагов и были готовы глотки перегрызть друг другу, лишь бы доказать свою правоту. – Начну с того, что я тоже сторонник второй гипотезы. И полностью солидарен с вами в том плане, что именно большая приливная волна, невиданных размеров цунами, стала причиной в изменении флоры и фауны в озере Тикикака. Мало того, полностью согласен и с тем, что именно данное цунами, скажем так, подтолкнуло воды Атлантики, вдавило их в Средиземное море, а далее перекинуло морские потоки в будущие Чёрное и Азовское моря. Но, простите, причём здесь ледяной купол?

– Причина заключена в законе сообщающихся сосудов. – Моментально парировал Женька. Он ждал этот вопрос. – Один из законов гидростатики^[5] гласит: в сообщающихся сосудах уровни однородной жидкости равны. Иначе говоря, они постоянно находятся на одном уровне. Самый яркий пример действия данного закона, примитивный строительный водяной уровень. Как только вы начинаете приподнимать один конец уровня, вода тут же реагирует и опускается ниже отметки уровня в том месте, где ваша рука поднимается и, одновременно, вода начинает подниматься на противоположном конце инструмента. Однако, само количество воды в уровне не изменяется. Теперь давайте представим Землю, как один большой, природный уровень. Мы знаем, на Земле имеется определённое количество воды. Мировой океан. Часть воды находится в жидком состоянии, часть – в твёрдом. Лёд. Ещё некоторая часть находится в третьем состоянии, в состоянии пара, который, при охлаждении, снова-таки, превращается в воду. Но, от того, в каком бы состоянии не находилась вся жидкость Земли, её процентное количество неизменно Оно всегда составляет сто процентов. Конечно, могут произойти некоторые серьёзные климатические изменения, к примеру, глобальное похолодание. В таком случае, в процентном соотношение от ста, некое количество воды замёрзнет значительно больше, нежели то было в предыдущий период времени. Лёд, в результате данной климатической катастрофы, станет в огромном количестве скапливаться на полюсах, образуя огромные ледяные шапки. В данном случае, уровень жидкого, я подчёркиваю, жидкого состояния Мирового океана начнёт падать. Понижаться. Или, к примеру, происходит то, что мы наблюдаем сегодня. Льды тают. Уровень, повторюсь, жидкого состояния Мирового океана повышается. Но, – Женька сделал паузу, – от этого процентная составляющая наличия жидкости на Земле не изменяется. Её как было сто процентов, так и остаётся сто процентов. Да, соглашусь, данный процент может измениться, но только в одну сторону: в сторону уменьшения. К примеру, выпарения воды в космическое пространство, в случае разрушения атмосферного слоя. Но, при наличии атмосферы, сто процентов жидкости на Земле никак не могут превратиться в сто два или в сто двадцать процентов. Лишним процентам неоткуда взяться ни на Земле, ни из-под Земли. Потому, как сто процентов – это вся вода на Земле, в любом из трёх состояний. Однако что мы наблюдаем после Всемирного потопа? Процентное количество Мирового Океана увеличилось на энное количество процентов. На сколько, не знаю. Но, думаю, это можно вычислить, опять же, отталкиваясь от найденных археологических находок. Встаёт вопрос: откуда взялись лишние проценты? Теперь аргументация моей гипотезы.

По идее, огромное, самое мощное цунами, которое когда-либо прокатилось по Земле, и которое действительно принесло планете катастрофические последствия, по логике вещей, и по законам гидростатики, должно было, пусть даже, окатив собой Землю несколько раз, тем не менее, успокоиться и вернуться в пусть и изменённое, пусть в новое, однако, прежнее русло. А Земле оставалось зализывать раны и заново восстанавливать разрушенную территорию. Именно такую картину мы наблюдаем после всех цунами, которые происходили на Земле позднее, в том числе и в прошлом столетии: на Курилах, в Японии, на Аляске в 1957 году. Во всех случаях цунами обрушивались на материки и острова, наносили катастрофические разрушения, после чего обезумевшая вода возвращалась в океан, схлынув с поверхности островов и материков. И вся затопленная поверхность почвы снова становилась сухой. Однако в прошлом сложилась совсем иная ситуация: после ТОГО, глобального катаклизма произошло нечто необычное. После того, как волна вернулась в своё русло, жидкий уровень Мирового океана поднялся на несколько десятков метров по всей планете и остановился на данной отметке по сегодняшний день. Иначе говоря, если до потопа жидкое состояние Мирового океана составляло сто процентов, то после Потопа оно стало составлять сто с лишним процентов, которые мы сегодня принимаем за сто процентов. Именно эти лишние проценты воды и поглотили многочисленные города и иные поселения по всей поверхности планеты. В том числе, Йонагуни, и города Средиземного и Чёрного морей.

Год 11568 до Р. Х., третий спутник от Светила, Эя, координаты местности 014 – 277 (сегодня – планета Земля, север Зейского района Амурской области, Россия)

Орайя отошла шагов на пять от стены, оценивающим, критическим взглядом окинула новый, только что созданный её рукой рисунок, выполненный на более – менее гладкой поверхности камня. Девочка нанесла его куском угля, который подарил Ношу. Огляделась, тяжело вздохнула.

Теперь это не её пещера. Все сородичи за последние несколько дней, цокая от удивления языками, посетили находку дочери вождя. Мало того, по распоряжению Норка, стали сносить дрова для костра, складывая их недалеко от входа, сухую траву, которую плотно, тостыми слоями, укладывали в самом дальнем, не подверженном сырости, углу. Принесли в пещеру и несколько оленьих шкур, развесив их на палках, вставленных промеж стен пещеры. Теперь, с дровами, соломой и шкурами, выемка в скале приобрела жилой вид и была готова принять соплеменников Орайи. Правда, пока заселять пещеру Норк разрешил только ночью, да и то не всем. Днём, по рассуждениям вождя, и его в том поддержали старейшины племени, находка Орайи должна была оставаться тайной, а всё племя, в полном составе, должно было находиться вблизи старых пещер. Кто знает, насколько зорок взгляд у птицы Богов, которая, в последнее время, слишком часто стала пролетать над их стойбищем?

По этой же причине Норк принял решение и о том, чтобы на вершине скалы постоянно дежурил один из охотников, чтобы успеть вовремя, предупредить о появлении Богов. Охотники давно заметили: птица Богов, когда желала опуститься на землю, сначала начинала кружить высоко в небе, высматривая место поровнее, и только после падала камнем вниз. Того времени, пока птица будет кружить, рассудил вождь, вполне хватит, чтобы успеть спрятать в новой пещере детей, юных женщин и молодых охотников. Остальные, в том числе и он… Их судьба и так понятна. Главное, сохранить юную поросль, будущее племени. Остальное неважно.

Так же, Норк приказал охотникам по очереди дежурить и у входа в пещеру, не на открытой местности, а в кустах: Орайе пришлось рассказать о случае с Охту, за что и получила очередной подзатыльник, только на этот раз не от Вонка, а от отца. Впрочем, вождь тут же прижал её голову к своей груди и поцеловал в затылок. От чего тело девочки обдало горячей волной: отец никогда не целовал её. Он вообще никак не показывал, что любит дочь, хотя все в семье знали, что он души не чает в Орайе.

Рука юной художницы более чётко выделила линии. Теперь Бог на рисунке действительно стал похож на Бога. По крайней мере, так ей казалось.

За спиной послышался шорох песка. Ношу, догадалась Орайя.

Девочка обернулась. Действительно, перед ней стоял внук Вонка. Худой, словно палка, весь в деда, с таким же носом – клювом, густыми бровями, чёрными ягодами глаз и жилистыми, длинными руками.

– Опять хотел меня напугать? – Орайя зло притопнула ножкой.

Ношу только улыбнулся.

Немой мальчишка всему племени был помехой. Конечно помехой, а кем же ещё? На охоту глухого не возьмёшь. Для ловли рыбы тоже не годится: только и делай, что следи за тем, чтобы его не сожрал Охту. В охранение стойбища не поставишь: ничего не слышит. Словом, беда. Хоть гони из племени. Мальчишка только с дедом всё время и проводил. Помогал тому делать обувь и одежду для соплеменников: выскребал шкуру, сушил её, следил за тем, чтобы не завелись черви. Но даже собственному деду он тоже иногда мешал. Особенно, когда, вместо того, чтобы работать, задрав голову, пялился в небо. Или когда бегал за мелкими зверьками, в то время как шкура, вывешенная для просушки, мокла под дождём. Впрочем, от одного занятия всё-таки, польза от Ношу была. Глухой мальчишка научился лучше всех в племени ставить силки на птиц. Его силки никогда не оставались пустыми. Всегда возвращался с дичью. И как у него это получалось, для всех оставалось загадкой. Причём, Ношу, для своего нехитрого устройства, предпочитал волосы только от одной женщины племени, Орайи. Что стало причиной для множества шуток. И это злило девчонку.

Дочь Норка была ещё далека от замужества. По крайней мере, её совсем не волновали те проблемы, с которыми столкнулась её подруга Кхаата. В отличие от пышногрудой Кхааты, на Орайю никто из мужчин не обращал никакого внимания. Впрочем, и она сама ко всем охотникам оставалась спокойно – равнодушна. Нет, конечно, она понимала, рано или поздно придётся выйти замуж, родить детей… Но когда это будет…. Ещё много дней и ночей пройдёт.

А вот у Ношу, судя по всему, интерес к противоположному полу как раз проснулся. Только вот показать свои чувства немому мальчишке оказалось крайне трудно, почти невозможно. Потому, то он и пытался дать знать о них Орайе глупыми, подчас даже примитивными методами. То подойдёт сзади и положит руку на плечо. То подставит ногу на пути. То за косу дёрнет, а после жестами показывает, мол, ему нужен её волос на силки. А в последнее время стал постоянно ходить за ней следом. Она на реку, он за ней. Ягоду рвать – тут как тут. И со всех сторон смешки, мол, козлёнок за козой увязался. А глухой только лыбится, чтоб его, вместе с его дедом…..

Вот и сейчас стоит, кривыми зубами хвастает…

– Чего смеёшься? – Орайя положила руки на бёдра. – Ы-ы-ы… – Передразнила мальчишку. – Иди отсюда!

Самое интересное, Ношу всё понимал. Как это получалось у глухонемого, никто не мог понять. Но если ему отдавали какой-либо приказ, или просьбу, при этом глядя в лицо, Ношу всё выполнял точно в соответствии с указаниями. Вот и сейчас, Орайя специально произнесла последние слова ему в глаза. Однако мальчишка, вместо того, чтобы уйти, сделал шаг в сторону скалы. Долго разглядывал рисунок. После чего ткнул пальцем в камень.

– Что? – Спросила Орайя, глядя в лицо Ношу. Тот сжал губы, напрягся, выдавил из себя невнятный звук, и снова ткнул в камень пальцем.

Орайя опустила взгляд.

– Да, это я нарисовала.

Мальчишка затряс головой. Нет, он не на то указывал.

– Не понимаю я тебя… – Чуть не вспылила художница. – Да, я нарисовала Бога. Нельзя рисовать? Стереть? Тебя не спросила, что можно рисовать, а что нельзя. И это не то? А что? Что ты тычешь пальцем…

Ношу быстро наклонился, схватил с земли камень, приставил его к своему телу, в районе талии, после чего прислонил камень к нарисованному туловищу Бога.

– М-м-м-м… – Снова послышался в пещере похожий на стон звук.

– Камень! – Догадалась девочка. – Я нарисовала камень ближе к левой руке?

Ношу радостно замотал головой.

– Но всё правильно. У Богов он висит с левой стороны. – Дочь вождя показала на своей талии, где у Богов находился на коже некий предмет, очень напоминающий камень.

Ношу отрицательно замотал головой. Показал на себе, с правой стороны.

– Ты видел у Богов камень справа?

Утвердительный кивок головой.

– А я видела слева. И хорошо это помню, потому, что видела Богов близко! Вот, как тебя!

Ношу повёл худыми, широкими плечами, цыкнул зубами, на песок упала слюна.

Лицо Орайи вмиг стало пунцовым. Она догадалась, о чём подумал Ношу. А подумал он гадость. О том, что она видела Богов вблизи в тот момент, когда те заставили её раздвинуть ноги…

– Чтоб тебя Охту сожрал! – Зло выкрикнула девочка. И со всей силы ударила глухонемого. Хорошо, тот успел отпрыгнуть, иначе бы оплеуха точно осталась бы печатью на его лице на несколько дней. Мальчишка отскочил вглубь пещеры, разбудив босыми ногами песок, который вспорхнул и тут же осел.

Дочь Норка хотела, было, повторить атаку, но, поняв, что немой именно этого и добивается, решила отомстить иначе:

– Ты такой же врун, как твой дед! – зло выплюнула в лицо глухонемому дочь вождя.

Юноша перестал улыбаться, Сжался, напрягся. Чувствовалось – вот-вот готов ударить в ответ. Глаза превратились в щели, излучали злость. Однако кулаки ослабли, плечи опустились, злость испарилась. Обиженный взгляд окатил Орайю холодом. Сочный плевок упал на песок, тут же свернувшись в катышек. Босая нога юноши – мальчика вдавила его в землю. Ношу резко развернулся спиной к подружке, тем самым показывая ей своё презрение, и широким, уверенным, мужским шагом направился к выходу.

– Ты куда? – крикнула Орайя, забыв о том, что тот её не слышит.

Ушёл. Ну и иди. А то всё время трётся возле ….. Хорошо ещё не лезет со щипками и обниманиями. Не пытается повалить на землю и задрать набедренную повязку, как несколько дней назад это попытался сделать с Кхаатой Лик, за, что та расцарапала ему лицо до крови. Потом молодой охотник ещё получил тумака от матери Кхаату, на этот раз за то, что порвал онуту, верхнюю одежду дочери, когда лапал ту за грудь: теперь нужно одежду либо зашивать, и тогда по центру, от горла до пояса пройдёт грубый шов, либо делать новую онуту. А последнее не просто. Онуту для женщин изготавливали из шкур новорождённых оленят. Такая онуту тонкая, мягкая, приятная на ощупь. Но пойди, найди новорождённого оленёнка: оленята не каждый день рождаются. Вчера утром Лик, молча, ушёл в лес, вернулся вечером. С оленёнком на плече. С живым, связанным! Наверное, скоро поженятся. Конечно, не мать с Ликом, а Кхаату.

Интересно, мысли Орайи ушли в сторону, а если бы Ношу принёс ей оленёнка, как бы она себя повела? Кхаата вчера поцеловала Лика, у всех на глазах. Ношу тоже, что ли, целовать? Ещё чего не хватало! Орайя плюнула на руки, принялась с силой стирать с пальцев уголь. Не дождётся! А то потом начнёт домогаться… И так целыми днями ходит за ней, как привязанный.

Девочка хихикнула, вспомнив, как вчера ночью, у самой дальней стены долго возились брат и его жена. Сопели, тяжело дышали, иногда постанывали. Будущий сородич, который появится на свет через много дней, точно будет совёнком: всю ночь не давали ей уснуть, заставляя тело трепетать от непонятного возбуждения. Затихли, только когда первые лучи Небесного Божества заползли в пещеру, чтоб их Охту утащил…

Орайя ещё раз плюнула на руки, и, отойдя на пару шагов, снова повернулась к рисунку. Получилось. Бог вышел именно таким, каким она его запомнила.

Боги, в своё последнее посещение, долго, очень долго, как показалось дочери вождя, рассматривали её. Отец потом сказал, мол, ей это показалось. Но она знала: это не так. В отличие от остальных девочек и женщин племени, у неё рассматривали всё: руки, ноги, глаза, волосы… Особенно долго рассматривали глаза и волосы. Даже несколько волосков вырвали из головы.

Орайя, единственная из всего племени, носила светлые волосы. А потому, в детстве, из-за них имела массу неприятностей. Как только её не дразнили одногодки… Сколько раз она специально вымазывала волосы грязью и пеплом, чтобы ничем не отличаться от подруг. Ничего не помогало. Единственное, что решило проблему – время. Как только Орайя подросла, как-то, само собой, девчонки и мальчишки перестали смеяться над ней. Девчонок больше стал интересовать свой собственный внешний вид. А мальчишек – не цвет волос девочек, а формы их тела. Впрочем, таковым Орайя как раз похвастать и не могла, а потому ею вообще перестали интересоваться. Что, впрочем, её особо не расстраивало. По крайней мере, пока. Вот только Ношу, в последнее время, стал досаждать. Ну да ничего, найдётся и для него своя Кхаата.

Жаль, уголёк закончился. Хотелось нарисовать и птицу Богов. Придётся отложить до следующего раза. Орайя ещё раз окинула взглядом «картинную галерею», после чего присела на песок, прижавшись спиной к тёплому камню скалы. Закрыла глаза. Вспомнила вчерашний вечер.

Отец впервые попытался поговорить с ней, как со взрослой. Рисунки, сделанные ею в найденной пещере, потрясли вождя до глубины души. Но попытка так и осталась попыткой.

Как ни странно, племя спокойно отреагировало на наскальное творчество дочери вождя. Никто не смеялся, впрочем, никто их особо и не рассматривал. Не до того было всем. И оно понятно. Сейчас главное обустроить пещеру, подготовить её. А балуется Орайя с угольком, или нет – Охту с ней. Главное, спастись от наказания Богов. Единственные, кто долго разглядывал живопись Орайи, были отец и Вонк. Именно после посещения пещеры, отец и решил поговорить с дочерью. И начал с того, что напомнил Орайе о том, что его жена не её мать. Орайя об этом знала давно. Жаль, конечно, что не от отца, да какая разница? Впервые ей об этом сказал брат, когда они охотились на мелкую дичь вблизи реки. Орайя не помнила, что она сделала, но брат тогда сильно ударил её по спине, больно и очень обидно. Девочка, помнится, крикнула, что всё расскажет матери. Вот тогда тот и бросил ей в лицо, будто их мать им вовсе не мать. Что их настоящую мать Боги забрали к себе, когда Орайя была совсем маленькая и ещё спала в шкуре Ани. Выкрикнув всё это, он упал на траву. И заплакал. Потом обнял её за плечи. Прижал к себе. И вся обида прошла.

Осуждать отца в том, что он вторично взял в жёны другую женщину, никто не имел права. В том числе и родные дети. Каждая семья в их племени должна была иметь и отца, и мать. А кто будет следить за малышами, когда мужчины уходят на охоту? Кто будет собирать ягоду и плоды? Кто будет ловить рыбу? А кто будет обшивать мужчину? К тому же к Негде, неродной матери, у Орайи не имелось никаких претензий. Женщина следила за ней, как за родной дочерью, ничем не выделяя её от своих родных детей. А потому, можно было бы и не напоминать о том, что у Орайи нет родной матери. Зачем?