Вскоре после этого она стала замечать среди братьев по вере проявления нечестности и лицемерия, которые не хотела видеть раньше. Ее активность пошла на спад и она уже не была столь фанатичной в отстаивании определенных догм и канонов поведения. Через некоторое время она даже призналась в том, что теперь ходит на собрания скорее из желания найти свой круг общения и изучить Библию, чем из стремления приобщиться к «истинной вере». С ролью «второй жены» она тоже постепенно смирилась – ведь муж не прерывал своей связи, но и не уходил из семьи, продолжая содержать ее и ребенка. И хотя в чистом виде «расширенная» семья не состоялась, основы для такого решения были заложены.

Конечно же, самым тяжелым моментом в подобной работе являются усилия психолога вытравить из головы консультируемого стереотипные представления о необходимости иметь «семью, как у людей», обильно сдобренные религиозной чепухой вроде «тот, кто живет с прелюбодеем, прелюбодействует сам» и положить на ее место стремление жить счастливо, а не правильно – ведь счастье, в отличие от общепринятых стереотипов и идеологических предписаний, может принимать разные формы. Стремящемуся к обретению Качества Находчивости не по пути с доморощенными идеологами – ведь любой стереотип всего лишь ловкий фокус для направления нашей энергии в нужное управляющим русло, но вовсе не в русло наших желаний или нашего личного будущего успеха.

Институт традиционной семьи с одним мужем и женой и большим количеством детей греет душу старшему поколению, всегда выступающему за «соблюдение традиций». Традиционная семья выгодна и государству, и крупному капиталу – ведь благодаря ей увеличивается приток рабочей силы, увеличивается конкуренция за рабочие места, а следовательно – усиливается эксплуатация. Неудивительно, что и государство, и поддерживаемая им церковь всячески выступают за «сохранение общественной нравственности» (советское государство даже поддерживало рождение детей экономически так называемым «налогом на бездетность»). Однако так ли уж нужна семья сегодняшнему поколению?

Люди, бессознательно воплощающие в жизнь библейский призыв «плодитесь и размножайтесь» не склонны задумываться о том, что ситуация на Земле за две тысячи лет изменилась в сторону перенаселения и вряд ли Господь повторил бы свой призыв, сойди он на Землю в наши дни – впрочем, как и многое другое, имеющее ценность лишь в пределах конкретных культурно-исторических условий…

Вполне возможно, что сегодня долг человека перед планетой скорее бы заключался в отказе от семьи, как среды для деторождения, что помимо всего прочего доставило бы ему лично больше радостей в обучении и карьере, в сэкономленных на личные нужды деньгах и в безопасном сексе. На это указывают и возросшие требования современного человека к качеству жизни, и близость современной науки к решению проблемы бессмертия на основе генной инженерии. Однако сила инерции бессознательного слишком велика для большинства людей, не умеющих мыслить категориями собственного позитивного желания и потому вновь и вновь сползающих к освященным векам стереотипам.

Характерно, что традиционная семья, в первую очередь, порабощает именно женщин – ведь их, как известно, больше и им труднее конкурировать друг с другом в поисках постоянного достойного партнера. Кроме того, традиционная семья переносит механизмы управления, существующие в обществе, на семейный быт, где патриархом является мужчина, который может властвовать над женщиной, при этом оставляя ей возможность властвовать над детьми. Однако, если мы уже не хотим ни над кем властвовать, семья в традиционном ее понимании не должна более быть единственно возможным стилем жизни для любящих друг друга мужчины и женщины.

И потому в странах с психологически развитым населением, где женщины ощущают себя более эмансипированными, институт семьи переживает кризис, выражающийся в росте числа разводов и падении числа вновь заключенных браков. Особенно ярко этот кризис проявляет себя в странах, где женщины получают высокие социальные пособия на ребенка – именно там все большое число матерей предпочитают рожать в одиночку – а то и вовсе отказываются от родов. Однако население этих стран меньше подвержено воздействию идеологий и коллективных верований.

Другой формой эмансипации женщин является отказ рожать детей или стремление перенести их рождение на более поздние сроки. Ведь в этом случае возможно более полно удовлетворить личные потребности женщины в свободной любви, карьере и успехе.

Хорошим примером, опровергающим стереотипы семейных верований, является один из браков владелицы 600 миллионодолларовой парфюмерной фирмы Паломы Пикассо с Рафаэлем Лопесом Камбрилло. По обоюдному признанию, супруги сознательно воздерживались от возможности обзавестись детьми, потому что иначе избранный ими стиль жизни был бы попросту невозможен. Однако никто из них не пожалел о прожитых вместе годах.

Кстати те, кто решился завести детей не столько из собственного осознанного желания ежедневно дарить им свою любовь и заботу, сколько из страха оказаться непохожими на остальное общество или подвергнуться его осуждению, часто неосознанно заключают себя в рамки и других стереотипов – уже воспитательных. Ведь образование и наука – тоже формы власти, ибо они создают свои собственные авторитеты и идеологии. Кому не известны факты многолетних заблуждений, подкрепленные авторитетными для своего времени научными высказываниями?

Некий французский академик в средние века заклеймил идею о том, что «камни могут падать с небес», чем надолго остановил развитие астрономической науки. В одном ряду с подобными явлениями можно поставить и преследования генетиков, и повальное увлечение медиков 60-х операционными вмешательствами там, где можно было ограничиться мягкими формами лечения.

Основополагающим коллективным верованием для людей, верящих науке больше, чем себе, является Миф о том, что Наука знает все. Однако наука постоянно развивается и часто меняет свои воззрения на противоположные. Иногда правильнее доверять собственной интуиции – во всяком случае, когда это касается таких важных для твоей жизни вещей, как воспитание ребенка или его обучение.

Сегодняшняя наука считает, что обучение ребенка грамотности можно начинать не ранее, чем с четырех лет – на этом основаны все методические рекомендации детских садов и школ; на этом построена концепция современной системы образования. Однако инертность этой системы, создававшейся веками, не учитывает того, что сегодняшние дети развиваются очень быстро и совсем не похожи на тех, которые жили даже десять лет назад, не говоря уже о других поколениях.. И потому многие новаторы, доверившиеся своей интуиции и здравому смыслу кое-в-чем переплюнули академиков с министерскими званиями и правительственными наградами.

Так, например, простой сельский агроном Василий Лищук утверждает, что он выучил своих детей читать и считать раньше, чем они… начали говорить. Более того, имея возможность сравнивать процесс обучения по своей игровой методике с традиционным школьным и детсадиковским подходом (не путать с индивидуальным!), он заметил, что в этом возрасте процесс обучения идет гораздо быстрее. Находчивый агроном, как только его внучка научилась ходить, написал на карточках названия предметов вокруг нее и указывал ей на них, по много раз повторяя названия и одновременно показывая ей карточки. Вскоре на просьбу «покажи мне это» малышка безошибочно находила нужную карточку. Его находку долго не соглашались изучать чиновники от образования: кому интересно подрывать стереотипные представления, на которых люди получают годами зарплату, степени и звания. Ведь если все дети начнут учиться быстро, двенадцатилетняя система образования может никому не понадобиться – и многие факты уже сегодня свидетельствуют в пользу этого.

Инертность мышления многих представителей старших поколений не в последнюю очередь объясняется их задержкой в развитии еще в детском возрасте. Между прочим, этому способствовало еще несколько десятилетий назад насаждаемое научными бонзами мнение, что детей в младенческом возрасте следует поменьше приучать к рукам – чтоб не привыкали. Некоторые авторитеты доходили до того, что рекомендовали, когда ребенок плачет, проверить, сыт ли он, сух и здоров ли, после чего немедленно положить его обратно в кровать. Наши родители наверняка помнят времена, когда детей больше всего боялись «избаловать», а в воспитании больше всего ценили строгость. Мамы и бабушки, скрепя сердце, обходили плачущее дитя стороной: нельзя, наука не велит.

Затем более поздние исследователи опровергли эти положения, доказав, что маленький, и даже подросший ребенок может плакать или капризничать и из-за эмоционального голода, стремясь получить от родителей выражение их любви через объятия – и вообще, что детей в раннем возрасте следует как можно больше брать на руки, ласкать, хвалить, давать им свободу и поощрять их инициативы, отвечая на все их просьбы в два раза больше «да», чем «нет».

А сегодняшние психологи все чаще сталкиваются с людьми, чьи сегодняшние комплексы берут начало из той самой недоласканности в детстве.

Доверяя авторитетам, а не себе, мы часто забываем о том, что наука тоже требует жертв – и этими жертвами часто становимся мы сами.

Впрочем, даже наука не создает столько стереотипов, сколько людской обиход, то есть, попросту говоря – быт. Привыкая к некоторым вещам, мы как бы забываем о том, что следует постоянно искать новые формы взаимодействия, если мы не хотим, чтобы наши отношения с людьми деградировали. Следующий пример очень типичен, и потому я попытался описать его по возможности более развернуто. Многие люди становятся рабами общепринятого стереотипа «получать лучше, чем отдавать». Однако недаром ведь сказано: «бесплатных завтраков не бывает» – ведь если тебе кто-то приготовил завтрак или хотя бы заплатил за него, значит ты сам дал ему власть над собой и надежду на то, что он когда-нибудь заберет назад свою плату. Будет ли эта плата удобна получающему, если ее форма и размеры не были оговорены заранее? Ответ зависит лишь от степени осознания получающего.

Консультируя одного из клиентов, я столкнулся с проблемой несчастной любви – клиент находился в длительной депрессии из-за того, что его оставила любимая девушка. В ходе анализа их взаимоотношений выяснилось, что девушку не устраивало то, что ее партнер слишком несамостоятелен. Видя как ему, взрослому мужчине, стирает и готовит мать, она предложила ему проявлять больше инициативы в хозяйственных делах, уверяя, что ему так будет лучше. Однако, поскольку она не настаивала на этом, клиент отказался от ее предложения, мотивируя это тем, что ему так удобнее. Вскоре они расстались по ее инициативе.

По ходу консультирования всплыла и другая проблема – клиент не чувствовал себя достаточно комфортно, находясь дома. Мать контролировала его местопребывание, круг друзей, быт. Попытки поставить ее на место выливались в скандалы, а затем сменялись примирением на почве чувства вины перед матерью – клиент не хотел казаться плохим сыном, и по-человечески это было вполне объяснимо – ведь он зависел от матери практически во всем, как же он мог отплатить ей за это черной неблагодарностью, расстраивая ее?

На очередной сессии всплыла еще одна любопытная деталь: хотя временами клиент неплохо зарабатывал, денег у него мать не брала, мотивируя это тем, что ему нужно помогать разведенной жене с маленьким ребенком – однако при случае не преминула напомнить, что она очень много для него делает и рассчитывает на встречное отношение.

«Встречное отношение» заключалось в том, что клиент должен был докладывать ей куда и зачем он идет (это часто приводило к скандалам, потому что мать могла позвонить его знакомым, разыскивая его, что приводило клиента буквально в бешенство), сколько зарабатывает (эта информация использовалась для манипуляций типа «у тебя сейчас мало денег – не давай мне на питание, лучше отвези жене», что, в случае ближайшей ссоры, становилось непробиваемым аргументом: «это ты у меня на иждивении, а не я у тебя!»), кушать то, что она готовит («я же для тебя это приготовила – неужели ты это не съешь?») и при этом толстеть (мать предпочитала готовить каши и картошку).

Клиент был очень удивлен, когда я сказал ему, что на месте его девушки, любая другая поступила бы точно также – кому нужен человек, не умеющий себя обслужить?

«Но она же не настаивала на этом, она говорила, что так будет лучше только мне самому» – заупрямился клиент, в ответ на что я посоветовал ему однажды самому себе приготовить пищу и посмотреть, что из этого выйдет.

На следующую сессию клиент пришел слегка ошарашенным – было видно, что в привычном течении его жизни что-то сломалось. После того, как его попытка приготовить себе пищу вызвала бурное противодействие со стороны матери, он неожиданно осознал, что ссора была вызвана на этот раз не проявлением «его неблагодарности», а реальной попыткой выйти из-под ее опеки. Он тут же увидел нежелание матери менять существующее положение вещей и понял, что именно оно и было причиной его внутреннего дискомфорта. Ведь принимая ее услуги, он фактически давал согласие и дальше находиться под ее контролем; мать же не хотела терять влияние на него и ради этого была готова даже его обслуживать.

«Моя ближайшая задача – научиться жить самостоятельно, даже если для этого мне придется разменять квартиру или иметь отдельную полку в холодильнике и раздельный бюджет» – уверенно заявил он, хотя на тот момент его заработки сильно упали и он далеко не так был обеспечен материально, как раньше. Его несколько смущали трудности новых для него дел (уборка, стирка, глажка, приготовление пищи), однако он был полон решимости освоить их для себя сам, чтобы не давать своей матери больше повода для манипуляций. С этого времени он стал обслуживать себя и готовить себе постоянно, что дало ему моральное право пресекать поползновения матери вмешиваться в его жизнь, невзирая на ее обвинения в грубости и непочтительности. Его депрессии и след простыл.

Приведенный пример отражает слом сразу нескольких устоявшихся в обществе стереотипов – условностей относительно «женского» и «мужского» труда, а также взаимоотношений «хороших» детей со своими родителями. Впрочем, даже если бы наш герой отошел от «детских» стереотипов поведения и убедил мать брать деньги, выполняя предписанную ему «мужскими» стереотипами функцию, это могло бы стать поводом для встречных манипуляций уже с его стороны («я же даю тебе деньги, значит ты должна…”) или даже для ее манипуляций, но уже на новой основе («вот если бы ты давал мне больше денег, я бы готовила тебе не каши, а отбивные!»), но не истинно партнерскими отношениями, где каждый делает для другого лишь то, что он хочет и пока он хочет – но не далее и не более того. Ведь в отношениях, свободных от стереотипов, никто не навязывает другому своих услуг и не ждет их от другого, ибо каждый открыт к возможностям нового творчества. Условием же для такого творчества будет опять-таки находчивость, основой которой является поиск своего пути.

В семье близких друзей традиционный стереотип взаимоотношений, существовавших годами (муж – добытчик, жена – домохозяйка) был сломан буквально в одночасье: уставший тянуть армейскую лямку муж несказанно обрадовался, когда у жены появилась возможность устроится на сопоставимую с его прежними доходами работу. Он тут же уволился в запас и стал рьяно осваивать новинки кулинарии – роль жены становилась все более «обучающе-вспомогательной». Через некоторое время для детей стало очевидным, что папа на кухне ничем не уступает маме, а некоторые блюда готовит даже лучше, чем она.

Один из основных признаков находчивости – особые взаимоотношения со временем. Только подверженный стереотипам человек «не знает, как убить время» – естественно, время, свободное от тех же «обязательных» схем времяпровождения. Отсюда и возникают уже знакомые нам явления «творчества дружеского застолья», когда ни на что другое энергию человек направлять уже не умеет.

Человек же находчивый всегда находит поле для своей деятельности. Ведь корень находчивости – в глаголе «находить», а чтобы найти – нужно искать.

Мой коллега по бывшей работе, попав под сокращение, но успев до этого закупить стройматериалы для дачи, сказал жене: «Сейчас найти что-то стоящее для инженера – бессмысленно. Так что зарабатывай пока ты – у тебя это лучше получается, а я уйду в лес – дачу строить, пока материалы не разворовали – все равно там торчать, раз на сторожей да на строителей не накопили. Только поесть привози.»

Построив шалаш возле новостройки и обложившись книжками по архитектуре и дизайну, он за полгода выстроил кирпичик к кирпичику настоящие хоромы, которые позднее они продали за хорошие деньги. «Я б за это время ни на одной работе столько не заработал – да и работягам пришлось бы дороже платить, а они б так, как я для себя, не сделали!», – похвалился он мне. Кстати, тут ему вскоре и работа подвернулась.

Другой пример находчивого обращения с возможностями заработка продемонстрировал в своем рассказе основатель лицея «Гранд» Владимир Спиваковский:

«Пять лет назад, когда дела в фирме шли очень плохо и ожидать денег было неоткуда, я остался на мели без оптимистических прогнозов. Я сказал себе: последнее, что я могу сделать – это дать сам себе заказ на книгу-бестселлер и самому его выполнить. За 60 ночей я ее написал и за 20 дней – издал. Запланированную программу я выполнил. Деньги пришли.»

В нашей жизни всегда есть пространство для самых важных и перспективных занятий – но увидеть его способен лишь тот, кто не старается непременно заниматься лишь общепринятыми вещами – или достигать своего общепринятыми способами.

Как видим, проявления Находчивости могут быть различны – от организации собственного быта до творчества в работе или зарабатывании денег; от создания собственных жизненных ценностей до выбора способов личного роста; от умения заинтересовать других людей до способности прервать нежелательные контакты.

Даже когда возможности для проявления Находчивости еще не видны, всегда возможно вначале размягчить действующие стереотипы – вполне возможно, что в новом способе жизни вы откроете для себя больше радости, чем в том, которому следовали прежде.