– Ладно, Анечка, будем вставать, а богоугодное дело отложим до вечера, небось потерпишь до вечера, не расстроишься? – пошутил Иван Петрович, и, обняв и поцеловав жену, вскочил с кровати. Босым ногам пол показался холодным: тепло от печи выстудилось и в соседней комнате уже хлопотала тёща, растапливая голландскую круглую печь: в зимние холода или ветреную погоду печи приходилось топить дважды в день: утром и вечером, чтобы в доме всегда было тепло, особенно ребенку – не дай бог застудить малютку, в которой Евдокия Платоновна уже души не чаяла, частенько заходя в спальню к дочери и разглядывая девочку одним глазом.

Тёща Иван Петровича ещё в юности окривела на один глаз, который она повредила в лесу, неосторожно наткнувшись на сухой березовый сучок. Из-за этой кривости она засиделась в девках, пока Антон Казимирович не приметил её во время своих поездок по дальним селам, организуя свои купеческие дела. -С лица воду не пить, а спокойный нрав и доброта – залог прочной семейной жизни, – рассудил он и никогда потом не жалел о своем выборе. Евдокия Платоновна оказалась хорошей хозяйкой и заботливой женой и матерью, а новый глаз, искусственный, Антон Казимирович справил своей жене, вызвав из города мастера, который изготовил глаз точь-в-точь, как живой, так что и не отличить.

Выходя в люди, Евдокия Платоновна всегда вставляла этот незрячий глаз, и никто не мог даже вблизи разглядеть, что она кривовата на левый глаз. Дома, при муже, она тоже всегда была при глазе, вынимая его лишь на ночь. В этом году ей исполнилось пятьдесят лет, но она выглядела сорокалетней женщиной рядом со своим шестидесятилетним мужем, которого очень старила седая кудлатая борода, которую он отпустил ещё во времена ссылки, привык к ней, да так и носил бороду, не позволяя жене даже подравнять её.

– Чай я купцом, а не женихом по селам езжу, – возражал он Евдокии Платоновне на уговоры облагородить бороду. Теперь, с рождением внучки, Евдокии Платоновне стало не до мужниной бороды: с появлением ребенка в доме забот прибавилось и бабушка Дуня, как стал называть свою жену Антон Казимирович, целыми днями хлопотала по дому, освободив дочь Анну от всех дел кроме кормления дитятки.

Сунув ноги в чуни, которые представляли не что иное как обрезанные по щиколотку старые валенки, Иван Петрович вышел в кухню поздоровался с тёщей и, накинув полушубок, выскочил во двор в уборную, которая находилась в дальнем углу двора и представляла собой сколоченный из досок скворечник в человеческий рост, внутри с толчком над выгребной ямой.

Вьюга замела тропинку к ней, и в чуни попадал снег, обжигая холодом босые ноги. На дворе действительно потеплело, что по сибирским меркам означало повышение температуры от минус тридцати пяти градусов до пятнадцати-двадцати, только и всего. Справив нужду, Иван Петрович возвратился рысцой в дом, изрядно озябнув. Женщины деликатно справляли нужду в спальнях в ночные горшки, откуда жизненные отходы сливались в поганое ведро на кухне, а оттуда в уборную ведро относила бабушка Дуня.

Иван Петрович с тестем откушали блинов: простых, с творогом, с мясом, попили чаю вдоволь и разошлись: Антон Казимирович, несмотря на непогоду решил заглянуть на свой маслозаводик, что находился в ста саженях от дома, на другом берегу речки, а Иван Петрович, увидев у тестя стопку листов местной газетки, попросил у тестя просмотреть листки, где печатались лишь декреты новой власти, чтобы составить для себя представление о дальнейших действиях большевиков и серьёзности их намерений. Жена Анечка, позавтракав с мужчинами, удалилась в спальню, и, покачав дочь, уснула рядом с ней.

Иван Петрович со стопкой газет прошел в большую комнату, сел за стол, очинил карандаш, достал блокнот, что постоянно носил при себе, и со свойственной многим учителям педантичностью принялся переписывать заинтересовавшие его декреты Советской власти в блокнот своим аккуратным почерком с наклоном букв влево.

Декреты о мире и о земле уже были вписаны в блокнот ранее, теперь он переписал Декреты об отмене смертной казни, о национализации банков и об уничтожении сословий и гражданских чинов.

ДЕКРЕТ ОБ ОТМЕНЕ СМЕРТНОЙ КАЗНИ

Принят II Всероссийским

Съездом Советов Рабочих,

Солдатских и Крестьянских

Депутатов

28 октября 1917 года

Восстановленная Керенским смертная казнь на фронте отменяется.

На фронте восстанавливается полная свобода агитации. Все солдаты и офицеры – революционеры, находящиеся под арестом за так называемые «политические преступления» освобождаются немедленно.

ДЕКРЕТ О НАЦИОНАЛИЗАЦИИ БАНКОВ

14(27) декабря 1917 г.

В интересах правильной организации народного хозяйства, в интересах решительного искоренения банковской спекуляции и всемерного освобождения рабочих, крестьян и всего трудящегося населения от эксплуатации банковским капиталом и в целях образования подлинно служащего интересам народа и беднейших классов – единого народного банка Российской Республики, Центральный Исполнительный Комитет постановляет:

1) Банковское дело объявляется государственной монополией.

2) Все ныне существующие частные акционерные банки и банковские конторы объединяются с Государственным банком.

3) Активы и пассивы ликвидируемых предприятий перенимаются Государственным банком.

4) Порядок слияния частных банков с Государственным банком определяется особым декретом.

5) Временное управление делами частных банков передается совету Государственного банка.

6) Интересы мелких вкладчиков будут целиком обеспечены.

Председатель ЦИК

Я. Свердлов

ДЕКРЕТ

От 10 ноября 1917 года

Об уничтожении сословий и гражданских чинов

Ст.1. Все существующие доныне в России сословия и сословные деления граждан, сословные привилегии и ограничения, сословные организации и учреждения, а равно и все гражданские чины упраздняются.

Ст.2. Всякие звания (дворянина, купца, мещанина, крестьянина и пр., титулы – княжеские, графские и пр.) и наименования гражданских чинов (тайные, статские и проч. советники) уничтожаются и устанавливается одно общее для всего населения России наименование – граждан Российской Республики.

Ст.3. Имущества дворянских сословных учреждений немедленно передаются соответствующим земским самоуправлениям.

Ст.4. Имущества купеческих и мещанских обществ немедленно поступают в распоряжение соответствующих самоуправлений.

Ст. 5. Все сословные учреждения, дела, производства и архивы передаются немедленно в ведение соответствующих городских и земских самоуправлений.

Ст.6. Все соответствующие статьи доныне действующих законов отменяются.

Ст.7. Настоящий декрет вступает в силу со дня его опубликования и немедленно приводится в исполнение местными Советами Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов.

Председатель ЦИК

Я.Свердлов

Председатель

Совета Народных Комиссаров

В.Ульянов (Ленин)

Управляющий делами

Совета Народных Комиссаров

В.Бонч-Бруевич

Национализацию банков Иван Петрович одобрил. Из истории он знал, что банковское дело не что иное, как ростовщичество, но не единоличное, а групповое. Деньги – тот же товар по Марксу, но весьма специфический, который является символом государства и нельзя, чтобы этими деньгами распоряжались алчные люди в личных целях, наживаясь на деньгах, ссужая их под процент и наживая на деньгах ещё большие деньги. Не случайно, банковским делом занимались в основном евреи, а честные купцы брезговали наживой на деньгах в рост под проценты.

Об отмене смертной казни на фронте Иван Петрович знал давно и переписал этот декрет большевиков в свой блокнот из-за его краткости и определенности. Декрет о ликвидации сословий он, в целом, одобрил тоже. Каждый человек, по его мнению, должен всего в жизни добиваться самостоятельно и независимо от происхождения и несправедливо, что по факту рождения одни всю жизнь бедствуют, а другим всё дозволено, даже если они полное ничтожество по личным качествам.

Вот царь Николай II, являясь полным ничтожеством, правил Россией двадцать три года, довел страну до полного краха, отрекся от власти и продолжает жить, как ни в чем не бывало, пусть и под присмотром, здесь, в Тобольске. Екатерина Вторая, немка, у которой постоянно чесалось женское место, правила Россией в своё удовольствие, довела царскую власть до абсолютной монархии, оставив сыну Павлу I долгов за своих любовников на два годовых бюджета страны. Царь Петр I и вовсе был зверюга редкостный, уничтоживший своими реформами треть населения страны, но благодаря немцам-историкам прослыл великим реформатором. А будь на месте этих царей умные и порядочные люди, разве стояла бы сейчас Россия в руинах, разваливаясь на части? Конечно, нет. Посмотрим, что большевики будут делать дальше, но все эти высшие сословия, банкиры, помещики и военная верхушка армии никогда не отдадут за просто так свои привилегии, и именно поэтому Иван Петрович ждал в скором будущем кровавой междоусобицы за власть в России.

Большевики хотят всех сделать равными одним декретом, но люди различаются способностями, трудолюбием и здоровьем, поэтому абсолютного равенства между людьми не будет никогда, но изначально дать всем равные возможности вполне реально и исполнимо. Жаль, что большевики не учитывают развращающего влияния власти на людей, и даже вполне честный и порядочный человек, добившись власти своими способностями, начинает считать себя лучше других, и постепенно, удерживая власть, может переродиться в жестокого самолюбивого правителя, чему в истории есть немало примеров.

Просмотрев все газетные листки, Иван Петрович не встретил, как ожидал, декрета о национализации всей промышленности, что было бы логическим шагом после отмены частной собственности на землю декретом «О земле». Вместо декрета о национализации промышленности Иван Петрович обнаружил декрет о рабочем контроле от 14 ноября 1917 года, подписанный Лениным, где говорилось следующее:

В интересах планомерного регулирования народного хозяйства во всех промышленных, торговых, банковских, сельскохозяйственных, транспортных, кооперативных, производительных товариществах и пр. предприятиях, имеющих наемных рабочих или же дающих работу на дом, вводится Рабочий Контроль над производством, куплей, продажей продуктов и сырых материалов, хранением их, а также над финансовой стороной предприятия.

Рабочий Контроль осуществляют все рабочие данного предприятия через свои выборные учреждения как то: заводские, фабричные комитеты, советы старост и т.п., причем в состав этих учреждений входят представители от служащих и от технического персонала.

Для каждого крупного города, губернии или промышленного района создаётся местный Совет Рабочего контроля, который, будучи органом Совета Рабочих, Солдатских и Крестьянских депутатов, составляется из Представителей Профессиональных союзов, Заводских, Фабричных и иных Рабочих Комитетов и Рабочих кооперативов.

Впредь, до Съезда Советов рабочего Контроля учреждается в Петрограде Всероссийский Совет Рабочего Контроля…»

7. Решения органов Рабочего Контроля обязательны для владельцев предприятий и могут быть отменены лишь Постановлением высших органов Рабочего Контроля.

10.Во всех предприятиях владельцы и представители рабочих и служащих, выбранные для осуществления Рабочего Контроля, объявляются ответственными перед государством за строжайший порядок, дисциплину и охрану имущества. Виновные в сокрытии материалов, продуктов, заказов и в неправильном ведении отчетов и т.п. злоупотреблениях подлежат уголовной ответственности.

14. Все законы и циркуляры, стесняющие деятельность фабричных, заводских, и других Комитетов и Советов рабочих и служащих, отменяются.

– Вот значит, в чём дело, – понял Иван Петрович, – большевики вместо национализации промышленности устанавливают рабочий контроль за предприятиями и их владельцами, что, по сути, равно национализации. Да, эти новые власти во главе с Лениным последовательны в своем стремлении уничтожить частную собственность в стране, чтобы у прежних владельцев не оставалось рычагов управления экономикой. Ничего не скажешь, умный ход большевиков, – закончил Иван Петрович знакомство с декретами Советской власти и пошёл на зов тёщи, приглашающий к обеду, тем более, что и тесть вернулся домой со своего заводика с тремя рабочими и ручными сепараторами, на которых отделялись сливки из молока, а потом из сливок, тоже вручную, сбивалось сливочное масло, которое и являлось основным товаром в этой части Сибири. Готовое масло до революций, и до сих пор всё ещё вывозилось на продажу в Центральную Россию и даже в страны Европы.

Иван Петрович не мог знать, что изначально Ленин не предполагал национализации промышленности, а намеревался устроить государственный капитализм через участие государства во всех крупных предприятиях, изъяв 50% акций и установив рабочий контроль за их деятельностью.

Владельцы предприятий могли хозяйствовать, как и прежде, извлекая прибыль, но под контролем рабочих. Однако капиталисты сразу же начали саботаж, останавливая предприятия, чтобы вызвать недовольство рабочих и потом свергнуть новую власть.

Выяснилось также, что большинство крупных предприятий России уже контролируется зарубежными владельцами, в основном немцами и, чтобы не поставить страну в полную зависимость от иностранного капитала, правительство большевиков вынуждено было начать национализацию предприятий и лишь позже, через полгода большевики решились на всеобщую национализацию промышленности, торговли, транспорта и частных капиталов. Как говорил Ленин: «лишь в результате коренного изменения экономических основ жизни общества можно будет сказать, что Россия стала не только советской, но и социалистической республикой».

Национализация предприятий, принадлежащих германскому капиталу, развенчивает миф о Ленине – германском агенте и прочую чушь о мотивах действий этого человека. Впервые в истории, экономика страны не перераспределялась в интересах того или иного класса, а перестраивалась в пользу всего общества, исключая эксплуатацию людей на основе частной собственности.

Единственным эксплуататором при этом оставалось государство, которое перераспределяло результаты труда по социалистическому принципу: от каждого по способностям – каждому по труду, – таковы были замыслы и намерения Ленина и его сообщников по партии большевиков, захвативших власть в России.

На кухне хлопотала тёща, расставляя тарелки для обеда мужчин. Обед состоял из вчерашнего борща и свинины, жаренной на сковороде вместе с картошкой в русской печи. Были, также, квашеная капуста, соленые грузди и клюквенный морс: все это показалось Ивану Петровичу необыкновенно вкусным с тёплым ещё хлебом, только что испеченным Евдокией Платоновной из вчера замешанной квашни на опаре – дрожжей тёща не признавала, считая, что они портят вкус хлеба.

Антон Казимирович выставил бутылку «Смирновской» и предложил зятю выпить рюмку перед обедом.

Иван Петрович вежливо отказался, и тесть, без обиды, выпил стопку и приступил к трапезе.

– А почему Анечка не обедает вместе с нами? – спросил Иван Петрович тёщу. – Может, прихворнула?

– Нет, жива-здорова, покушала перед вами и верно спит сейчас вместе с внучкой, – успокоила тёща зятя. Вы пока сидели за газетами, она прошла несколько раз через гостиную, чтобы не отвлекать вас от работы. Что-то вы, зятёк, не успев приехать, сразу принялись за дела, нет, чтобы отдохнуть несколько дней с дороги, а там, глядишь, и Новый год наступит.

– Время сейчас смутное, Евдокия Платоновна, – ответил Иван Петрович, доедая тарелку борща со сметаной. – Хочу понять, что ждать от новой власти, потому и изучал их законы, которые называются декретами, что публиковала ваша уездная газетка.

– И что же ты понял о новой власти, – хитро прищурившись, спросил тесть, наливая себе вторую стопку водки и быстро выпивая её, пока Евдокия, отвернувшись, хлопотала у печи.

– Понял я, Антон Казимирович, что вам от новой власти ждать ничего хорошего не приходится. Вы купец, владеет заводиком и мельницей, используете труд наемных работников, а потому являетесь чуждым новой власти элементом – может даже и врагом. У вас есть частная собственность, а новая власть намеревается уничтожить всю частную собственность под корень, превратить её в общенародное достояние, как пишется в декретах этой Советской власти. Ваш заводик и мельницу, согласно декрету, возьмут под рабочий контроль сначала, а потом и вовсе отберут в пользу государства, и сами рабочие будут управлять вашими предприятиями.

– Помилуй бог, Иван Петрович, как же рабочие будут управлять производством, если они едва грамоте разумеют, а бухгалтерского и торгового дела и вовсе не знают – враз разорятся, останутся без зарплаты и приползут на коленях ко мне, чтобы я снова запустил предприятия. Нет, таких, как я, мелких купцов-предпринимателей не тронут, а жирных банкиров и промышленников я тоже ненавижу. К тому же я бывший ссыльный каторжник, пострадал от царизма, и думаю, что мои заслуги как народовольца будут учтены, и новая власть меня не тронет.

– Может, оно так и задумано, там, в Питере, большевиками: я слышал, что их Ленин является дворянином, только здесь, на местах, власть захватили горлопаны и голытьба, для которых любой труженик, живущий справно, уже является врагом. Пока вы, Антон Казимирович, будете доказывать свои заслуги перед народом, и как вы чуть не убили царя, эта голытьба отберёт все ваше имущество и пустит его в распыл. Я видел в Орше, во время еврейских погромов, как лютует толпа, если дать ей волю, и думаю, что в борьбе за имущество, зверств и беззакония по всей стране будет не меньше.

Имущие голытьбе уступать не захотят – вот и начнётся заваруха наподобие Пугачевской смуты. Потом, когда победят те или другие, всё уляжется и успокоится, но думаю, что до спокойствия пройдут годы.

Если и немцы ещё на фронтах попрут в наступление, тогда совсем худо будет. Большевики-то армию распустили, остались в окопах только идейные, и фронт держать некому. Ленин предложил всем мирные переговоры, но немцы сейчас думают, что им выгоднее: наступать и захватить страну до Урала, или вступить в переговоры с Россией, а войска перекинуть на Запад для отпора французам и англичанам. Такие вот дела, дорогой мой тесть: как говорили древние римляне: хочешь мира – готовься к войне.

Надо постараться поладить с новой властью, хотя мне, дворянину, живущему собственным трудом, тоже новая власть не совсем по душе. Вот вьюга утихнет, и схожу я к местным эсерам, о которых вы говорили, Антон Казимирович. После нового года соберётся Учредительное собрание – там большинство депутатов от партии эсеров, и может быть власть перейдет к ним. Но вряд ли большевики теперь отдадут свою власть эсерам и Учредительному собранию. Поживем – увидим, – закончил Иван Петрович беседу с тестем. Завершив обед и поблагодарив тёщу, он ушел в спальню к жене и дочери: вздремнуть после обеда под завывание вьюги за окном.

Анечка дремала на краю кровати, свернувшись калачиком. Заглянув в люльку, Иван Петрович встретил взгляд зелёных глаз дочери, которая не спала, но лежала молча, внимательно разглядывая незнакомое ей лицо отца и вдруг заплакала, поняв, что это чужой. Анечка тотчас встрепенулась, покачала зыбку, поцеловала дочку, и та спокойно заснула, увидев знакомое ей лицо матери и запах матери.

Иван Петрович разделся до исподнего белья и нырнул в кровать к стенке, чтобы не мешать жене баюкать дочку – если понадобится. Анечка прижалась к нему сбоку, и вся семья заснула спокойным сытым сном под визг и улюлюканье декабрьской вьюги за окнами, так и оставшимися закрытыми ставнями. Ночная лампа чуть освещала комнату до темных сумерек, зыбка покачивалась от каждого шевеления дочери, отбрасывая смутную тень на побеленную стенку и казалось, что там притаилось неведомое чудище, и именно оно воет и хрипит, подбираясь к спящим, а не вьюга за окном издает эти дикие звуки.

Иван Петрович проснулся от внезапно наступившей тишины: вой ветра за окном прекратился. Так на фронте, дремля под обстрелом немецкой артиллерии, солдаты просыпались, если наступала тишина – и выбегали из блиндажей посмотреть, не пошел ли немец в очередную атаку, прекратив обстрел, чтобы не ударить по своим. Эта привычка разбудила его и сейчас.