Почти весь одиннадцатый класс Миша так и оставался девственником, сжигаемым страстным желанием девушки, но весной наступило и его время: он случайно, в компании, познакомился с девушкой из училища, которая приехала на учебу из деревни и жила в общежитии.

Миша пару раз сводил её в кино, а потом, когда отец уехал в дальний рейс на несколько дней, и мать была на работе, он, договорившись с этой девушкой по имени Маша, подъехал к ней на отцовских Жигулях и прокатил её на машине за околицу. Этого было достаточно, чтобы покорить девичье сердце, и она отдалась ему прямо в машине.

Миша, несмотря на свою неопытность, понял, что он у Маши не первый, но его это нисколько не озаботило а было даже на руку: он её не совратил и потому не имел перед ней никаких моральных обязательств.

–Им вместе было хорошо и не более того, – думал он, высаживая Машу из машины у общежития и торопясь поставить машину в гараж пока не вернулась мать с работы.

Конечно, потом при встречах с Машей, он говорил ей о своей любви, стараясь при всяком удобном случае уединиться с ней в укромном месте и насладиться девичьим телом – душа Маши ему была уже не нужна.

Так прошли март, апрель и май и наступило время выпускных экзаменов, которые прошли вполне формально: на письменных экзаменах учителя подсказывали ученикам, если они затруднялись, а на устных экзаменах задавался ряд несложных вопросов, и ставилась отметка, не ниже той, которая вышла по итогам учебы за год.

Такой подход к экзаменам не напрягал учеников и учителей, считавших, что знания оцениваются не результатами разового экзамена, а по результатам всех лет обучения в школе. Мише, как комсомольскому активисту, оценки частенько завышались и он получил аттестат зрелости без троек, но почти и без пятерок, как говорится, «хорошо то хорошо, но ничего хорошего».

Получив аттестат, надо было решать, где учиться дальше, но Миша устроил себе двухнедельные каникулы по случаю окончания школы. Каждый день он домогался Маши, иногда днем или вечером в укромном уголке под ветлой на берегу ручья, а Маша покорялась ему, тоже войдя во вкус интимных отношений.

Она часто спрашивала Мишу, что будет у них дальше, на что тот отвечал: – Сначала ему надо поступить в институт, закрепиться там, потом Маша окончит своё училище, а там видно будет. Женским чутьем она поняла, что потом у них ничего не будет, но смирилась, с ещё большим азартом отдаваясь плотским утехам.

Учебный год закончился и у неё и Маша уехала домой в свою деревню на каникулы, оставив Мише свои адреса дома и общежития, а он пообещал написать ей, как только определится. На том они и расстались навсегда.

На семейном собрании, где решалось, куда Мише идти учиться дальше, он настоял, что поедет поступать в Москву, в сельхоз академию на агрохимика. Химия ему нравилась в школе: все эти превращения жидкостей в твердое и наоборот, изменения цветов растворов завораживали его, но чистым химиком он быть не хотел, а агрохимик – он и сельскому хозяйству нужен и в науке может работать.

Отец возражал: зачем ехать так далеко в чужой город, если можно учиться здесь в Краснодаре – вон его приятель Юрка работает у них в автоколонне, закончил вечернюю школу и уже поступил учиться заочно в сельхозинститут и Мише надо поступать туда же, только учиться очно, слава богу они не нуждаются и могут выучить единственного сына. Но Миша настоял на своём, сказав, что комсомол поможет ему поступить, а он, окончив институт в Москве, будет, как специалист цениться больше.

Отец, в конце концов, согласился с его решением, сказав однако, что человек ценится не по образованию, а по знаниям и умению и что из Миши получится ещё не известно: работать – это ему не девушек из училища совращать и ушел в свою комнату смотреть телевизор. В поселке ничего не утаить и его родители знали о любовной связи Миши с девушкой из училища.

После отъезда Маши он занялся устройством своего поступления в институт: собрал все необходимые документы, а комсомольский секретарь из школы оформила ему рекомендацию от райкома комсомола на поступление в институт вне конкурса.

В райкоме Мише объяснили, что рекомендация эта не имеет обязательного характера, но он должен обратиться в комитет комсомола института, они знают, как оформить поступление и пока ещё ни одному из рекомендованных комсомолом не отказывали в приеме. Обнадеженный комсомольскими деятелями, Миша стал собираться в Москву.

В те годы, во все институты страны, вступительные экзамены начинались с первого августа: сдавать документы можно было только в один ВУЗ на конкретный факультет и, если не наберешь нужных баллов, то уже никуда не поступишь, даже если этих баллов хватает для поступления на другой факультет или в другой ВУЗ.

Попытку поступления в ВУЗ можно повторить на следующий год, если юношу не призовут в армию на два года срочной службы.

Собрав чемодан с вещами и документами, Миша за две недели до экзаменов выехал из дома покорять Москву.

По приезду, Миша сдал документы в приемной комиссии и попросил общежитие, в чём ему было отказано, потому что общежитие для поступающих предоставляется только за десять дней до начала экзаменов, то есть со следующего дня – так Москва негостеприимно встретила своего очередного посетителя, желающего остаться в ней на жительство.

Миша собрался провести ночь на вокзале в зале ожидания: тогда документы, у ожидающих, никто не проверял, вход на вокзалы был свободный без досмотров и о терактах никто не слышал и не предполагал их умысла советскими людьми.

Но идти на вокзал ему не пришлось: оформлявшийся рядом с ним абитуриент, сказал Мише, что в общежитие можно легко устроиться и без направления – достаточно попросит какого-нибудь старшекурсника переспать ночь на свободной кровати и предложить за услуги бутылку портвейна, что они и сделали.

Миша переночевал в свободной комнате, рядом с которой, старшекурсник, поселивший их, в своей комнате вместе с товарищами распивали доставшиеся им бутылки портвейна. Наверное, вина студентам не хватило, потому что ещё несколько раз кто-то из них бегал в магазин за добавкой.

По половине стакана портвейна было предложено и абитуриентам: напарник Миши выпил, а он отказался, сославшись на аллергию к алкоголю, что было сущей правдой, но воспринято с недоверием. Студент так и сказал: – Первый раз в жизни встречаю человека, у которого аллергия на вино! Но Миша, ещё в школе с одноклассниками, несколько раз пробовал пить вино, и всякий раз покрывался какими-то красными пятнами, голова наливалась свинцовой тяжестью, а вместо ожидаемого веселья и эйфории его сознание угнеталось до головной боли.

Ребята дивились такой его реакции на выпитое вино и расспросили взрослых, в чём тут дело, на что один выпивоха со стажем пояснил, что есть люди, правда их очень мало, которым алкоголь противопоказан и действует на них как слабый яд. Этим людям нельзя пить спиртные напитки, как некоторым нельзя пить молоко: ничего хорошего это не дает – одни только расстройства здоровья и психики.

Так Миша не стал пить вино, что, наверное, помогало ему в будущем избегать многих неприятностей, особенно с женщинами, но и ставило его вне компании выпивающих приятелей и тех же женщин, подозрительно относящихся к трезвенникам: уж не развратник ли, какой-то, готовый воспользоваться минутной слабостью слегка выпившей девушки?

Поэтому, сближение с девицами легкого поведения Мише никогда не удавалось: ни в кампании, ни наедине. Но трезвость помогала ему в его комсомольской работе и при общении с разбитными комсомольскими активистками, активно ищущими связей с подобными им активистами когда при завязывании близких отношений не обязателен стакан портвейна или водки – достаточно комсомольского значка на лацкане пиджака, чтобы тебя считали своим и достойным жарких объятий комсомолки где-нибудь в уединенном уголке.

В те времена, комсомольский значок носили исключительно, и только активисты, и потому этот значок служил своеобразным пропуском в среду комсомольских работников. Миша постоянно носил этот значок дома, не забывая о нём и в Москве.

На следующий день, получив направление в общежитие, Миша зашел в комитет комсомола института и передал секретарю своё направление на учебу от райкома комсомола. Секретарь – молодой человек, предельного для комсомола возраста, в строгом костюме, посмотрел направление и объяснил Мише, что официально они не могут зачислить в институт по комсомольскому направлению.

Сейчас не двадцатые годы, когда рекомендация комсомола на учебу была обязательна к исполнению, но его проведут к зачислению как подающего надежды спортсмена – достаточно сдать экзамены на тройки и даже в этом случае экзаменаторы будут предупреждены. Взамен, Михаил после зачисления должен будет продолжить комсомольскую работу в качестве комсорга курса.

– Сам знаешь, что случайного человека мы поставить не можем, да и отказываются все от этой деятельности, а зря: через комсомол – к партийной работе, а там и в руководящие кадры прямой путь, – сказал секретарь. Миша, конечно, согласился с предложением и обнадеженный, пошел устраиваться в общежитие уже на легальных основаниях.

Обещать, не значит жениться, – как говорил его приятель Юрка, а потому Миша перед экзаменами ещё раз перечитал учебники, ходил в институт на консультации для абитуриентов и начало экзаменов встретил вполне уверенный в своих способностях и знаниях. И зря: вступительные экзамены в столичных вузах были шире школьных программ по учебникам, москвичи готовились к ним на подготовительных курсах и у репетиторов, и приезжим абитуриентам было сложнее сдавать экзамены, чем подготовленным москвичам.

Миша сдавал экзамены не очень удачно, но комсомольская поддержка чувствовалась и в вопросах и в оценках преподавателей, и он был зачислен в число студентов первого курса.

Позднее, работая в комсомоле, Михаил узнал, что каждому экзаменатору давался перечень номеров экзаменационных листов абитуриентов, которые должны быть зачислены по спортивной, комсомольской линии или по прямому указанию из ректората и принимая экзамены, преподаватель сверял номера из списка с номером листа абитуриента и если номера совпадали, то ставил соответствующую оценку, достаточную для зачисления в институт.

VIII

Михаил стал студентом московского ВУЗа, сделав первый шаг на пути к благополучной, яркой и интересной столичной жизни – так он думал и верил.

После зачисления в студенты, Михаил съездил на пару дней домой, собрал свои личные вещи, снабдился родительскими деньгами и вернулся в Москву к началу учебного года, устраиваться в общежитие уже на постоянной основе.

Первокурсников расселяли на освободившиеся места выпускников, а поскольку, выпускники обычно проживали вместе, то и комнаты освобождались целиком и первокурсников тоже поселяли вместе, по четыре человека в комнату метров двадцати.

Судьба свела Михаила жить в комнате с ребятами из разных уголков страны, но все они были посланы на учебу по направлениям из колхозов – совхозов, куда и должны были вернуться, закончив обучение и получив диплом агронома.

Устроившись с жильем, Михаил посетил институт в первый учебный день, познакомился со своей группой, которую уже на следующий день послали в подмосковный совхоз на уборку картошки.

Дело это было привычным для ребят из сельской местности, и они успешно проработали там целый месяц, получили за работу небольшие деньги, за вычетом питания, и вернулись в Москву начинать учебу.

В первые дни, студенты получили студенческие билеты и, к удивлению Михаила, стипендию за месяц, проведенный в совхозе. Оказалось, что стипендию тогда государство платило почти всем, даже с тройками, а кто учился по направлениям, тем предприятия доплачивало ещё небольшую сумму, чтобы хватало на проживание в Москве или любом другом городе, поскольку цены на всё были одинаковыми по всей стране-СССР.

Через сорок лет, будучи бомжом, Михаил вычитал в газете «МК», подобранной на скамейке, что в 1975 году студент мог купить на стипендию 150 литров молока, а через 35 лет только 30 литров – почувствуйте разницу, как говорил его тесть Семен Ильич, родом из Одессы.

Михаила вызвали в комитет комсомола, зам секретаря поговорил с ним и уже через несколько дней на общем собрании комсомольцев курса их факультета он был избран комсоргом курса.

Первый семестр прошел в суматохе привыкания к студенческой жизни в общежитии и учебным занятиям, совмещаемых с комсомольской работой – несложной, но требующей времени на оформление всяческих отчетов и бумаг по воспитанию студентов в духе идей очередного съезда партии.

Зимнюю сессию Михаил сдал успешно с помощью комсомола, поскольку уже примелькался в деканате как активист и преподаватели, чуть спросив его, быстро ставили зачет или четверку в зачетную книжку.

Михаил был доволен таким положением дел, но, в последствие, иногда сожалел о легкой учебе, которая не позволила ему стать настоящим специалистом, понимающим изучаемые дисциплины и их взаимосвязь между собой.

Через много лет, с введением платного образования, все платники, стали учиться примерно в таком же режиме наибольшего благоприятствования, как в студенческие годы Михаила учились только спортсмены и общественные активисты.

Зимой в сессию, Михаил простудился с непривычки к промозглому московскому климату и домой на зимние каникулы не поехал, а провел их в институтском пансионате, где и лечили, и бесплатно кормили.

К окончанию первого курса, Михаил вполне освоился и с учебой, и со столичной жизнью студентов и даже речь свою успешно перестроил под московский говор. Только слабый акцент выдавал в нём приезжего, но это замечали лишь коренные москвичи, которых было сравнительно мало в быстрорастущем городе, переплавлявшем разнородные массы людей в единый сплав обитателей столицы.

Михаил приноровился использовать привилегии комсомольского активиста в личных целях, иногда пропуская занятия со ссылкой на общественную работу, а при общении с преподавателями всегда упоминал, что он комсорг курса и занят общественными делами.

Преподаватели входили в его положение, проставляя ему зачеты и экзамены в зачетную книжку формально, без надлежащей проверки знаний. Был один неприятный эпизод с преподавателем химии, который проверив знания Михаила, оценил их на двойку, но Михаил подключил комитет комсомола, на преподавателя надавили, тот упёрся, говоря, что учеба студента должна быть на первом месте, а уже затем общественная работа и потому он хорошую оценку Михаилу поставить не может.

– Пусть учит лучше, а не слоняется по комитетам, – сказал он. Тогда этого преподавателя просто обошли, и более покладистый заведующий кафедрой, поставил нужную отметку. Так Михаил понял, что при желании можно не учиться вообще, а только заниматься общественной работой и успешно закончить институт.

Сельская порядочность не позволяла ему превратиться в законченного паразита, и он разделил свои заботы об учебе и общественной деятельности пополам, занимаясь и тем, и другим и оставляя достаточно свободного времени на свои личные нужды.

Личная жизнь студента и составляет тот смысл и содержание, которые и делают студенческие годы лучшими годами жизни образованного человека.

В студенчество юноша вступает в начале взрослого возраста, когда юность уже миновала, а повседневные заботы взрослой жизни ещё не наступили и потому есть время, желание и возможность приобретать знания и опыт, постигать искусство, находить любовь, ошибаться и исправлять эти ошибки, не обращая внимания на быт и материальную сторону человеческой жизни.

Все трудности и препятствия кажутся преходящими и временными, неудачи – пустяковыми, несчастья – поправимыми, а жизненные перспективы – отрадными.

Материально Михаил был вполне обеспечен: получал стипендию, ещё столько же присылала ему мать, за общежитие он платил один рубль в месяц.

Через комитет комсомола иногда выдавались талоны на бесплатное питание в студенческой столовой как спортсменам, а потому расходы на повседневные нужды компенсировались этими доходами и оставались средства на культурно – развлекательные мероприятия.

Эти мероприятия включали посещение кино, театров, музеев и ресторанов. Рестораны Михаила не привлекали ввиду его аллергии на спиртное, музеев он не понимал, и оставались кино и театры.

Театры надо посещать с девушками, которых у Михаила ещё не было: ни постоянной, ни временных, из-за отсутствия жилищных условий в общежитии для интимных встреч, а прочее его не интересовало, и оставалось единственное развлечение – кино, как говорил Ленин, чьё имя носил комсомол, важнейшее из искусств.

В кино можно было сходить и одному в свободный вечер, которые бывали у Михаила почти всегда, потому что учебой он себя не изнурял, надеясь на помощь комсомола, но чаще студенты ходили в кино группами из нескольких человек.

Эти группы формировались по интересу посмотреть определенный фильм. Кто-нибудь обходил комнаты общежития на этаже, предлагая пойти посмотреть этот фильм, и из желающих образовывался коллектив, выбирали у ближайшей афиши кинотеатр, где этот фильм демонстрировался, и группа уезжала прямо к сеансу, добывая последние билеты, если фильм пользовался успехом.

По окончанию первого курса и месячной практики в подсобном хозяйстве института, Михаил приехал домой на летние каникулы.

В знакомой обстановке быстро, с натиском столичного жителя и упорством изголодавшегося самца, Михаил совратил соседскую девушку и, проведя с ней медовый месяц, вернулся в Москву, оставив девушку с обманутыми надеждами и осуждаемый отцом и матерью за этот неблаговидный поступок, порицаемый всем сельским обществом.

Но Михаил уже усвоил быстрый темп московской жизни, где нет места долгим переживаниям и угрызениям совести за проступки, а есть голый рационализм и стремление к достижению цели, которая оправдывает всё.

Такой первоочередной целью для него стало улучшение своих бытовых условий в общежитии, где в комнате на четырех человек не было никакой личной жизни.

Можно было бы снять комнату, но даже на двоих это было дороговато, тем более, что отец, после инцидента с соседской девушкой, запретил матери баловать Михаила большими переводами: мол, из-за денег Михаил распустился в Москве, а потому и дома вёл себя нехорошо.

Проблема решилась через комсомол: Михаил пожаловался, что в общаге нет условий заниматься общественной работой, и по ходатайству комитета его переселили в комнату на двоих – той же площади, только на две кровати. Соседом оказался спортсмен – волейболист, который входил в профессиональный клуб «Спартак» и постоянно бывал на играх чемпионата страны или на тренировочных сборах и комната фактически оставалась в полном распоряжении Михаила.

Он организовал новоселье и тотчас, сокурсница с другого факультета осталась ночевать у Михаила, позволив ему утолить мужское желание и своё женское тоже.

С этого времени началась настоящая столичная студенческая жизнь Михаила. Учебе он отдавал столько времени, сколько необходимо, чтобы оставаться на плаву, используя комсомольскую работу как спасательный круг.

Занятия он посещал только те, где требовалось присутствие: по лабораторным и практическим работам, а большинство лекций пропускал, ,считая их посещение пустой тратой времени – всегда можно взять чужой конспект и подготовиться к экзамену или зачету.

Выручали и учебники, которыми обменивались комсомольские активисты между собой для самоподготовки. Комсомольские обязанности Михаил усвоил ещё в школе: главное – отчитаться о проделанной работе, провести собрание грамотно, организовать какой-нибудь сбор или коллективное посещение театра или музея, желательно по бесплатным билетам в театр, через комитет комсомола, а музеи и так были все бесплатные для студентов.

Свободное время Михаил проводил с однокашниками или с комсомольскими активистами, а лучше с комсомольскими активистками, без вредной привычки набиваться в жены, и тренирующихся в сексе, в ожидании своего суженного.

Имея в распоряжении свободную комнату в общежитии, Михаил устраивал вечеринки для ребят из своей группы или знакомых по общежитию, или для комсомольских активистов с других факультетов и курсов.