Хотя из истории известно, что даже у малых народов появляются иногда великие люди, которые и народ делают великим, но на короткое время своей власти, а потом ничтожные наследники пускают эти достижения по ветру и эти народы снова уходят на задворки истории.

Например, монголы при Чингисхане стали великой империей, а сейчас это малограмотный народишка, затерявшийся в азиатских степях. Та же история с персами, египтянами, турками и всеми прочими. Например, был такой народ гунны: кто они никто не слышал и сейчас это неизвестно. Появился у них вождь – Аттила, объединил гуннов и под своим предводительством завоевал пол Европы – даже могучий Рим чуть было не завоевал. Но умер Аттила, и эти гунны исчезли бесследно, как будто их не было.

Мне кажется, что большевики – это те же гунны: появился у них вождь – Ленин, захватили они власть в России и начали строить новое государство. Теперь у них новый вождь – Сталин: он выглядит даже более сильным, чем Ленин. Пусть ему удастся сделать задуманное и построить насилием государство, равноправное для всех. Но как только большевики откажутся от насилия – тут им и конец придет: низкие человеческие наклонности перемогут высокие идеалы.

Пусть те, кто сейчас при власти, и бескорыстны, и честны и идеалисты, но уже их отпрыски начнут возмущаться несправедливостью, по их мнению, что должности и блага не передаются по наследству. Скопить капиталы при их социализме тоже невозможно, и эти наследнички, так сказать, ничего не наследуют и вынуждены начинать строить свою жизнь, как и все остальные исключительно по своим достоинствам и без всяких привилегий.

Наверняка, нынешние правители придумают какие-то привелегии для своих отпрысков и создадут какой-нибудь особый класс управленцев, типа дворянского сословия при царях, но как только появится такой класс, тут и конец всякому равноправию наступит, а там недалеко и до возврата частной собственности на землю, заводы и прочее достояние России, которое сейчас большевики объявили общенародной собственностью и управляют ей от имени государства.

Помяни мое слово, Миронов, уже следующее поколение наследников нынешних революционеров откажется от идеалов социализма, а их внуки и вовсе предадут эти идеалы и страна вернётся в прошлое, типа царизма.

История, говорит, что революцию делают романтики, а её плодами пользуются негодяи. Лишь много позднее, если новый строй и уклад общественной жизни докажут свою экономическую и политическую состоятельность, то революция возвращается и побеждает уже окончательно. Например, во Франции в 1789 году произошла революция, дворянство свергли от власти, королю и его жене отрубили головы и установили власть буржуазии. Но потом власть захватил Наполеон, который из простого офицера стал императором, после него к власти вернулись короли династии Бурбонов и лишь много лет спустя, через новую революцию, во Франции установилась, так называемая, буржуазная демократическая республика, которая существует и по настоящее время.

Попытка установления народной власти, наподобие большевистской, которая была во Франции в 1871 году, – эта попытка была жестоко подавлена буржуазией. Гражданская война в России после 1917 года тоже была попыткой буржуазии подавить народную власть, но тогда, в войну гражданскую, это не удалось.

Но думаю, что тихой сапой, лет через 30-50, большевистская власть рухнет под напором, наследников нынешних большевиков и других, алчущих власти, имущества и денег. Равноправие для всех – это утопия: – был такой деятель в Англии – Томас Мор, который 400 лет назад описал справедливое общество в своём сочинении «Утопия», за что был казнен королем, хотя был министром и дворянином. Кажется мне, что вождь Сталин тоже строит в России страну Утопию, исключительно на своей фанатической вере в марксизм – ленинизм, заменивший ему веру в бога, хотя он и закончил духовную семинарию.

– Не веришь, ты, Иван Петрович в светлое будущее всего человечества и страны – СССР, как маяка освещающего путь в это светлое будущее, – засмеялся Миронов. – Пессимист ты и не по пути тебе со строителями коммунизма, только мешать будешь людям, работать без продыху ради светлого будущего и, наверное, правильно, что тебя посадили в лагерь на перевоспитание, чтобы не путался под ногами строителей коммунизма.

– Зря смеешься, Миронов, в истории ещё не было примера, чтобы рабы построили справедливое государство, хотя и случалось, что раб захватывал власть, окружал себя сторонниками, но в итоге получалось такое кровавое царствие, что народ молил, про себя конечно, о возврате к прошлому – пусть тяжелому, но без зверств.

Сдается мне, что большевики в итоге такое зверское государство и построят, если успеют, и Европа с Америкой их не уничтожат, а заодно и весь русский народ, и всю Россию. Вон Колчак в гражданскую войну раздавал Россию иностранцам налево и направо лишь бы победить большевиков, но не удалось ему этого сделать из-за собственных зверств над народом.

Похоже, что этих большевиков силой извне не победить, и, по-моему, они рухнут изнутри, перессорившись на самом верху, или их наследники сдадут страну врагам, мечтая о том, что сами-то они уцелеют и останутся при власти и при богатстве. Прав, ты, Миронов: нет у меня веры в светлое будущее страны, пока я сижу здесь, в лагере, а моя семья осталась без отцовской заботы.

Вот если выйду на свободу, соединюсь с семьей и удастся жить спокойно, пусть и колонистом, здесь на Дальнем Востоке, тогда может быть и поверю в эти большевистские мечты о светлом будущем. Но, как писал поэт Некрасов: «Жаль только в пору уж эту счастливую, жить не придется ни мне, ни тебе».

И вообще, хватит лясы точить: надо котёнку еды добыть, ему уж точно, где покормили – там и социализм. Пойду к уголовникам, что режутся в карты в дальнем углу, – может у них, что для котёнка найдётся, – закончил Иван Петрович затянувшуюся дискуссию и, взяв котенка на руки, пошел в поисках пропитания ему: при котёнке, как он заметил, еда находилась быстрее, чем по простой просьбе.

Под завывание вьюги прошел ещё день вынужденного безделья: газеты были прочитаны и обсуждены, уголовники играли в карты на интерес, а Иван Петрович с Мироновым вели долгие беседы на любые темы – лишь бы отвлечься.

– Почему в лагере, в бараках нет радио, – возмущался Миронов, – в административном бараке радио есть и на площадке перед ним висит репродуктор на столбе, а в бараках нет ничего. Сейчас бы слушали по радио новости, музыку или о социалистическом строительстве в стране – всё было бы веселей.

Не пойму я, как люди живут в одиночестве по глухим местам, будто медведи в берлоге – мне нужно, чтобы вокруг были люди и не просто были, а по делу. Мы вот здесь лежим по кабинкам: вроде кругом люди, а поговорить не с кем, и дела общего никакого нет.

Правильно большевики говорят, что кто не работает, тот не ест, ибо всем надо работать, а не бездельничать. Иной человек не работает, а ест, значит, он проедает то, что создали другие – то есть является нахлебником у работающих. Раньше такими нахлебниками для народа являлись дворяне, попы, помещики, фабриканты и всякая праздная публика, а сейчас, когда классы отменили, нахлебниками являются бездельники всех мастей, даже если это безделье и вынужденное, как у нас, по непогоде.

– Тебя послушать, Мироныч, так весь народ надо посадить в лагеря, чтобы никто не увернулся от работы, – возразил Иван Петрович, а как же дети и старики, которые не могут работать ещё или уже? И вообще, как быть с семьями, где одни работают и содержат других, по-твоему, нахлебников? Что-то ты от безделья заговариваться начал. Так дело пойдет дальше, совсем с ума сойдешь, и будешь кричать: «Да здравствует товарищ Сталин» или «Спасибо Сталину за то, что я в лагере работаю».

– Причем здесь Сталин, – отвечал Миронов, укладываясь поудобнее на нарах и прикрыв ноги телогрейкой, потому, что вьюга выдувала тепло из барака и понизу ходил холодный ветерок. – Семья, это совсем другое дело: там хочешь, – не хочешь, а надо заботиться обо всех: и старых и малых – деваться некуда.

– Как некуда, – возразил Иван Петрович, – я вот читал, что некоторые дикие племена, например, чукчи, своих стариков в голодное время удавливали веревкой или оставляли в холодном чуме, где те умирали от голода, зато другие выживали. А нынешняя Советская власть говорит, что «молодым у нас дорога, старикам у нас почет». Значит власть, тоже не согласна с твоим утверждением, что все должны работать.

– Не понял ты меня Иван Петрович, – обиделся Миронов, я говорил о здоровых и трудоспособных людях, а не о детях, стариках, убогих и прочих: военных, например, которые не работают, а служат.

Я имел в виду паразитов, которые могут работать, но живут за счёт других. Раньше, такими были помещики, фабриканты и прочая сволочь, живущая за счет труда других, используя власть чиновничью или власть денег. Теперь такими являются отпрыски руководителей высокого ранга, которые считают трудиться зазорным, а также всяческие торгаши подпольные, спекулянты, воры и прочие приспособленцы, живущие обманом за счет трудностей в стране с товарами, едой и жильём. Правда, таких сейчас много меньше, чем раньше при царях и помещиках, но тоже хватает.

На людских пороках жить легче, чем своим трудом созидательным. Вот мы лес сейчас валим под просеку для вторых путей и разъездов на железной дороге. Из того леса строятся дома и школы, даже наши бараки – всё польза, а какая польза от спекулянта, перепродавшего с выгодой товар, не им сделанный и положившего навар себя в карман? Никакой. Всех их надо в лагеря определить!

– Спасибо, Мироныч, что ты повторно посадил меня в лагерь, – язвительно заметил Иван Петрович, – я ведь сижу за спекуляцию, которой не совершал, а ты и меня в захребетники определил, хорош товарищ, ничего не скажешь.

– Так я про настоящих спекулянтов говорю, а не о таких как ты, Иван Петрович, которые по доносу сидят, – оправдывался Миронов.

–Да и торговцы разные бывают. Например, русские купцы организовывали производство товаров и потом этими товарами торговали внутри страны и за границей. Кстати, такие купцы организовали поход Ермака в Сибирь, и мы теперь сидим здесь в лагере на Дальнем Востоке благодаря Ермаку и его последователям. И ваш товарищ Сталин – вождь большевиков, неоднократно говорил, о роли торговли в развитии связей между городом и деревней и он подчеркивал, что Советская торговля – это торговля без капиталистов и спекулянтов в условиях Советского развития страны.

И о семье ты неправильно толкуешь, Миронов, – продолжил свои рассуждения Иван Петрович. Семья – это ячейка общества, как писал Энгельс – коммунистический основатель учения о справедливом устройстве общества и приятель Маркса. Общество состоит из ячеек семейных, как пчелиные соты. Убери одну ячейку и в этом месте будет дырка и чем больше таких дырок, тем слабее эти соты и может общество окончательно развалиться, если семьи ослабнут.

Большевики вначале хотели полностью ликвидировать семьи: мол мужчины и женщины свободны и независимы и вступают в отношения по своему желанию, а детьми будет заниматься государство в специальных учреждениях – детсадах. Но потом большевики опомнились, что на всех детей государственной заботы не хватит, а тут ещё старики и инвалиды и теперь власть Советская всячески укрепляет семью и по мере возможностей помогает семейным людям в устройстве жилья, в содержании детей и стариков. А детсады остались, как места временного содержания детей на день или на все рабочую неделю, пока родители работают и строят социализм.

Но тебе, Миронов не понять ценности семейной жизни, потому что ты холостой. Кстати, почему ты не женился? Внешность в порядке, учитель в станице – это уважаемый человек, наверное, отбоя от невест не было, а ты бобылем остался. Почему?

– Понимаешь, Иван Петрович, рано на войну пошёл и там насмотрелся на женщин фронтовых. Война грязное дело, а для женщины и совсем отвратительное. Смотришь, какой-нибудь командир с санитаркой заженихались – глядь, через неделю его убили, и она уже с другим, а то и вообще в землянке живёт сразу с несколькими бойцами.

Я, по малолетству, со стороны смотрел на эти дела и после меня не очень – то тянуло к женщинам, чтобы для семьи. Побаловаться – это пожалуйста: одиноких женщин после гражданской войны сколько угодно и на любой вкус, а вот для семьи, чтобы жениться, как-то не подвернулась такая.

В добавок я учиться пошел на рабфак, потом курсы учительские, а как приехал учительствовать в станицу, то сам знаешь: учитель там уважаемый человек, и всякие шуры-муры с бабами ему непозволительны, да и не хотелось мне с крестьянкой жизнь связывать – хотелось грамотную жену завести, чтобы было о чём с ней потолковать.

Потом в школе появилась новенькая учительница русского языка, тоже рабфаковка, и вроде бы начали у нас налаживаться отношения, но тут меня арестовали и сюда в лагерь засунули. Я ей написал пару писем: мол так и так, невиновен, если вернусь, то готов жить с ней по закону, но ответа не получил: кто из женщин будет ждать арестанта пять лет? Жена, может, и будет, а посторонняя, даже и не невеста, конечно нет. Но вернусь из лагеря, обязательно женюсь, и чтобы дети были. Надоело в казармах, общежитиях и здесь в лагере среди мужиков жить: всегда в толпе, всегда на людях, а хочется тишины, покоя и своего угла.

– Даст бог и разрешит товарищ Сталин – будет у тебя, Миронов, и свой дом и жена и дети, но для этого надо хорошенько работать в лагере на общих работах и если не надорвёшься и не пришибёт лесиной, то освободишься и осуществляй свои мечты, – засмеялся Иван Петрович, потому, что котёнок вдруг старательно начал лизать его ухо, так же старательно, как до этого он лизал у себя под хвостом.

– Мне же, нужна только свобода, потому, что жена и дети у меня уже есть, но далеко, а семья – она потому и есть семья, что люди живут вместе и одними интересами. Дети подрастают, уходят из семьи в собственную жизнь и становятся просто родственниками.

Моя старшая дочь подросла уже и того и гляди заведёт свою семью: от этого никуда не денешься – такова жизнь. Хотелось бы увидеть внуков и помочь им в их жизни советом и делом, потому и стремлюсь я на волю, и согласен остаться жить здесь на Дальнем Востоке навсегда: колонистом, поселенцем или черт знает кем ещё, но только чтобы вместе с семьей.

Пожалуй, и тёщу возьму с собой сюда. Жена мне досталась по душе, и по характеру подходит, но хозяйствовать по дому не умеет: она с малолетства жила при школе в интернате и вдали от родителей, потом в учительской семинарии училась тоже в пансионе и к домоводству не приучена. А вот тёща, Евдокия Платоновна, та сызмальства и весь свой век занимается домом и всё успевает и всё умеет.

Не поверишь, но даже сено для коровы и дрова в лесу заготавливала сама, пока силы были. И сейчас все домашние дела на ней: приготовить пищу, постирать, навести чистоту в доме – всё на ней держится. Но в нашу жизнь она не вмешивается, так что тёща мне как мать, которой я лишился в семь лет.

Простая крестьянка, моя тёща, но тактична и сдержана, будто получила дворянское воспитание. Возьму тёщу к себе, – окончательно решил Иван Петрович, отстраняя котенка от своего уха, которое покраснело от жесткого язычка котенка, вздумавшего лизать его.

– Чудак– человек, – возразил Миронов, – куда ты тёщу возьмешь? Сюда на нары? Сначала сам получи свободу, а уже потом решай с тёщей будешь жить, или куда-нибудь в пещеру уйдёшь жить, как Робинзон Крузо, которого кораблекрушением выбросило на необитаемый остров, и он там прожил много лет в одиночестве с попугаем и козами: я об этом в книжке читал.

–Ладно, хватит лясы точить, надо в столовую пробираться, видишь, народ уже собирается,– встрепенулся Иван Петрович. Действительно зэки начинали толпиться у входа, чтобы всем вместе, взявшись за руки, цепочкой двинуться к столовой и не пропустить свое урочное время.

Иван Петрович и Миронов подошли к толпе, зэков, которая вытянулась в людскую цепь, и стала исчезать в открытую дверь барака человек за человеком, пока там не скрылось последнее человекозвено. Где – то, в середине цепи, нашлось место и для Ивана Петровича.

Метель кружила, мела и выла, и за сплошной пеленой снега ничего не удавалось разглядеть. Цепочку зэков вёл охотник из местных, который сидел в лагере за убийство тигра, шкуру которого он пытался продать на станции, проезжим китайцам из поезда Москва – Харбин, за что и получил пять лет лагерей. Он каким-то чутьём вывел всех, сквозь снега по пояс, прямо к двери столовой, откуда выходили такие же цепочки зэков и бесследно исчезали за снежными вихрями.

На обед были пустые щи из квашеной капусты и макароны с рыбой, мороженые штабеля которой хранились в продуктовом складе, примыкающем к столовой. Быстро поев, цепочка зэков 6-й фаланги тем же способом вернулась в барак.