8. Курган, помешавший виноградарям построить винзавод

Но параллельно с Новочеркасским восстанием происходила в столице Донского казачества не кровавая, но все же драматическая история, имевшая далеко идущие последствия.

На окраине города, на Баклановском проспекте до сих пор находится тогда Всесоюзный, ныне Всероссийский научно-исследовательский институт виноградарства и виноделия имени Я.И. Потапенко.

Яков Иванович Потапенко – выдающийся ученый в области агробиологии, селекции и агротехники винограда, доктор сельскохозяйственных наук, профессор, заслуженный деятель науки, дважды лауреат Государственной премии СССР – был озабочен в 1961 году тем, что на территории его института виноградарства и виноделия не было порядочного институтского винзавода. Виноградные плантации были, виноград занимал первые места на всесоюзных смотрах. А винзавода, отвечающего размаху института не было! Надо было его построить! Но планы строительства упирались в небольшой курганчик, возвышавшийся на территории института. Этот «пупырь» при строительстве винзавода надо было срыть!

Яков Иванович долго всматривался в этот «пупырь». Его озадачивало то, что сто лет назад в Новочеркасске при строительстве водопровода тоже решили срезать крохотный «пупырь», мешавший водопроводчикам, и что из этого вышло! Потрясение на всю Российскую империю! «Пупырь» оказался древнейшим золотым курганом Хохлач! И вот теперь на пути строительства винзавода всесоюзного значения встал «холмик» под названием «Садовый». Не будет ли потрясен ныне Советский Союз, ведь Донская земля – древняя!..

…Лето 1962 года. В центре Новочеркасска идет подавление восстания. А на территории института виноградарства раздаются сумасшедшие крики:

– Золото! Сколько много золота!

На крики сбежались милиционеры и кагэбисты…

Так что же произошло в Новочеркасском Всесоюзном научно-исследовательском институте виноградарства и виноделия летом 1962 года?

9. Второй золотой новочеркасский курган – дело рук археолога Капошиной?

Яков Иванович Потапенко, как человек науки, решил прежде чем срыть институтский курганчик, посоветоваться с археологами Ленинградского отделения Института археологи АН СССР.

Ленинградцы озадачились. В кабинете директора Ленинградского отделения Института археологии, доктора исторических наук, академика АН СССР, Героя Социалистического Труда Б.Б. Пиотровского собралось совещание. Выступила активистка института, кандидат исторических наук С.И. Капошина.

О ней в институте бытовало мнение, что она баба, поставившая институт чуть ли не на колени. Член КПСС, она в археологических экспедициях вечером у костра возле раскопанных ям читала студентам собственные лирические стихи, а днем усмиряла непокорных шоферюг матюками. Эта пожилая болезненно полная женщина, будто Хрущев в юбке, могла мотаться на грузовиках по степям в зной, и грозу. Так она ведь сама была грозой! В институте она была энтузиастом всяческих чисток и проработок!

В начале 1962 года на совещании у Б.Б. Пиотровского Серафима Ивановна высказала мнение, что на лето 1962 года экспедиция в Ростов-на-Дону на Кобяково городище уже спланирована. Кроме того, в Новочеркасске в 1864 году уже был раскопан курган Хохлач, найденные в нем сокровища хранятся в золотой кладовой Эрмитажа. Мало вероятно, чтобы Садовый курганчик на территории Всесоюзного института виноградарства смог принести какое либо историческое открытие, ибо метеориты дважды не попадают в одну воронку.

На совещании ленинградских археологов в начале 1962 года Борис Борисович Пиотровский высказал мнение, противоположное мнению С.И. Капошиной:

– Серафима Ивановна, и все же следовало бы раскопать курган Садовый в Новочеркасском институте виноградарства. Чем черти не шутят, когда историки спят.

– Борис Борисович, у меня людей в обрез.

– Ну что ж, на это дело людей вам добавлю. Жду ваших предложений.

Услышав мнение Пиотровского, Серафима Ивановна решила дополнить свою Кобяковскую экспедицию еще одним специалистом – археологом. Но те, кому она предлагала пополнить ее экспедиционный ряды, уже были заняты в других экспедициях. Свободным оказался лишь аспирант Лев Клейн.

Лев был уже умудренным жизненным опытом человеком. Не единожды возглавлял на раскопках университетские студенческие отряды. Там же Лев и познакомился с особым начальником археологических экспедиций – волевой женщиной – прирожденным командиром. И ранее в университете Льва предупреждали, чтобы не вступал с ней в пререкания, потому что почти весь Институт археологии пляшет под ее дудку. Ведь она – коммунистка до мозга костей, каждому может вправить мозги.

Лев, зная характер Капошиной, напрягся, как было положено льву, для схватки. Услышав ее предложение участвовать в ее раскопках, сразу же ее предложение отверг. Но она, Копошина, не была бы командиром и коммунисткой Копошиной, если бы не достигла бы своей цели. В присутствии директора Ленинградского отделения Института археологии Б. Б. Пиотровского долго уговаривала Льва, сулила интересную работу и право на обработку и публикацию материалов.

– Лев, все, что раскопаете, будет ваше, – обещала она, имея в виду, конечно, авторское право, а не собственность.

Директор Б.Б. Пиотровский подтвердил, что так оно и будет. Наконец-то, Клейн согласился, оговорив для своего отряда отдельный участок на большом расстоянии от остальной экспедиции, чтобы лишний раз не соприкасаться с Капошиной.

Серафима Ивановна сдержала свое слово. Определила отряду Клейна участок почти в тридцати километрах от Кобяково городища на окраине Новочеркасска. Посчитала, что Садовый участок малоперспективный, так как невдалеке находился сто лет назад разрытый водопроводчиками золотой курган Хохлач, так что из-за маловероятности исторических находок в Садовом курганчике ее присутствие на раскопах Клейна не обязательно.

К началу лета экспедиция была готова к выезду на юг. Однако, кто мог из жителей СССР и ленинградских археологов предположить тогда, что лето 1962 года будет тяжелейшим испытанием для них?

Ленинградцы со своими чемоданами погрузились в поезд. Но доехать до Новочеркасска не смогли. Поезд был остановлен надолго на предыдущей станции.

В столице донского казачества началось восстание!

И все же на территории Новочеркасского Всесоюзного научно-исследовательского института виноградарства и виноделия раздались крики:

– Золото! Как много золота!

Позже Серафима Ивановна рассказала на страницах журнала «Наука и жизнь»:

«…Особенно сенсационными оказались раскопки лета 1962 года. Терпение и кропотливый труд ленинградцев и ростовчан были вознаграждены сполна. Как обычно бывает в этих случаях, открытие было закономерным и одновременно неожиданным. На территории Всероссийского института виноградарства и виноделия стояли два ничем не примечательных кургана. Дирекция института предложила участникам экспедиции раскопать их, чтобы впоследствии разровнять здесь землю. Один из курганов принадлежал племенам далекой эпохи бронзы, но зато второй, называвшийся Садовым, таил в себе сокровища.

Первые слои земли снял, как всегда, бульдозер. И вдруг ослепительно блеснуло золото. Только не торопиться! Бульдозер остановлен, роют лопатами, потом счищают землю тонкой кисточкой… Но благородный металл не боится времени. И вот в руках археологов серебряные чаши, большой сосуд для вина, золотые украшения боевого коня… И все это находилось в насыпи кургана. Под насыпью оказалась одна могильная яма, начисто ограбленная. Никаких остатков костей (как и в Хохлаче). Зато в грабительском ходе было собрано свыше 200 мелких золотых бляшек с маленькими дырочками. На некоторых сохранились золотые нити-проволочки.

Украшения конской узды были уникальны. Всего в насыпи было четырнадцать фаларов (умбон – украшение конской узды), два больших и двенадцать поменьше. Видимо, узда была снята с двух лошадей. Основой фаларов служили массивные серебряные диски, которые были обтянуты золотыми тиснеными пластинами с изображением хищных зверей. В центре больших фаларов помещена пантера, терзаемая грифоном, а вокруг расположены пятнадцать стилизованных пантер, по краю – двадцать птичьих голов. Глаза, уши, плечи, бедра и лапы животных подчеркнуты цветными камнями и бирюзой. Блестят гранатовые глаза. Еще в поле, во время раскопок, как только были обнаружены эти фалары, вспомнились находки из Хохлача. Тот же сарматский стиль, те же художественные приемы. Те же пантеры, что и на флаконе из Хохлача. Один фалар был рассечен в древности. Возможно, что враг ударил копьем или кинжалом в грудь боевого коня…»

«– Когда был похоронен знатный сармат? – расспрашивала Серафиму Ивановну журналистка.

– Само погребение не сохранилось. Зато есть все признаки богатой тризны: предметы раскладывались вокруг могилы – в спешке грабители не увидели их. Вот закоптелый большой котел, в котором варили мясо. Бок его пробит. Случайно? Вряд ли. По обычаю древних, вещи тоже должны лишиться «души», «умереть», чтобы перейти к владельцу в загробном мире. Вот остатки дерева и камыша на краях могильной ямы. Все так же, как и в кургане Хохлач. Да и сами вещи были очень похожи на Новочеркасский клад.

– Каково же происхождение серебряных чаш с медальонами?

– Сходство изделий местных мастерских (золотые фалары и золотой флакон) с вещами из Хохлача позволяет отнести Садовый курган к тому же или очень близкому времени, что и захоронение в вашем новочеркасском кургане Хохлач. Кстати Хохлач находится километрах в трех отсюда, ближе к центру города. Находки на тризне, например, литой сарматский котел, сближают тот курган во времени с курганами, раскопанными в Богаевском районе Ростовской области. Вся эта группа погребений, видимо, относится к одной эпохе, приблизительно к концу первого века до нашей эры. Но восемь серебряных чаш и серебряный лутерий, по всей вероятности, древнее самого кургана; это изделия античной торевтики.

Сохранилось очень интересное описание многих памятников греческого искусства у римского писателя Плиния Старшего. Он писал и о том, что обычно мастера – торевты создавали парные серебряные сосуды, развертывая тот или иной мифологический сюжет на двух изделиях. Среди восьми серебряных чаш, найденных в 1962 году в кургане Садовый, выделяются три пары чаш и две одиночные. Плиний говорит, что римляне высоко ценили изделия греческих торевтов, а потому, как правило, с них снимали копии, очень берегли их.

Для определения времени и места производства этих серебряных чаш можно не только сравнивать эти чудесные изделия с памятниками позднего эллинизма, искать им аналогии, но и полезно вспомнить речи знаменитого Цицерона. В семидесятом году до нашей эры в Риме проходил судебный процесс над римским наместником Верресом, управлявшим Сицилией и беспощадно грабившим ее.

Цицерон в своих речах обвинял Верреса в произволе и притеснениях граждан Сицилии.

Оказывается, Веррес особенно охотился за серебряными медальонами, украшавшими чаши или кубки.

Вот как говорил об этих привычках богатого римлянина Цицерон:

«Едва наместник видел блюдо с превосходным медальоном, он тотчас уносил с гостеприимной трапезы это драгоценное достояние пенатов и богов. Он вынимал медальоны, а остальное серебро бескорыстно возвращал обратно.

Однажды он обедал у знатного Евполема. Тот поставил на стол только чистое серебро, чтобы его не обчистили самого. Только два маленьких кубка были с медальонами.

Пропретор тут же, на виду у гостей, позаботился снять медальоны с этих двух маленьких кубков, точно забавник и скоморох, считающий своим правом требовать себе подачку со стола».

Из этого отрывка блестящей речи Цицерона можно понять, что медальоны были съемными, раз они легко вынимались. Восемь чаш из Садового пролежали в земле две тысячи лет. Поэтому, когда их нашли, медальоны отпали ото дна».

«– Вы удивительный археолог! Какие находки из Садового вас поразили больше всего?

– На медальонах трех найденных мною чаш красуются нереиды, плавающие на морских конях с рыбьими хвостами – гиппокампах. Греческие художники и скульпторы очень часто обращались к этим поэтическим образам. Нереиды – символ тихого, не бурлящего моря, символ играющих волн. Вот нереиды везут оружие Ахиллу. Отдал свои доспехи Ахилл любимому другу Патроклу, но погиб Патрокл под Троей, и нет у Ахилла ни друга, ни доспехов. Узнала об этом мать Ахилла, Фетида, дочь морского царя Нерея, и упросила бога Гефеста выковать Ахиллу новые чудесные доспехи. На одном из наших медальонов нереида везет Ахиллу щит и меч, на другом – панцирь и шлем. Затейливо извиваются хвосты морских животных. Изящно обнаженное женское тело, картина жива, фигуры привлекают легкостью, красотой линий. На одной из чаш изображена игривая, совсем жанровая картинка. Проказник Силен, веселый спутник Диониса, забрался на дерево и мешает сборщику винограда рвать виноград, висящий крупными гроздьями по сухим ветвям. Силен схватил корзинку и нахлобучил ее на голову работнику…»

В лабораториях Ленинградского отделения Института археологии было определено, что на донышках чаш и на краях медальонов имелись следы припая из сплава свинца с оловом. Следовательно, в то время, когда на тризне из этих чаш пили вино, медальоны были припаяны к донышкам, хотя и не очень прочно. Не всегда, решили ленинградские археологи, потому что у части кубков донышко под медальоном было позолочено.

– Зачем же в вино класть медальоны?

– Наверное, потому что вино становится еще прекраснее, если на дне чаши блестит медальон!»

Журналистка из «Науки и жизни» спросила С.И. Капошину, найденные вами сокровища были скифскими или сарматскими? Серафима Ивановна ответили неоднозначно:

«Кто такие скифы и кто такие сарматы? Скифы жили в Великой Степи приблизительно с VII века до новой эры по I век новой эры. Сарматы их сменили. У них было много общего. И те, и другие любили золото, сравнивали его с Солнцем! Верили в загробную жизнь. Поэтому хоронили покойников с предметами, которые могли бы обеспечить усопшим в загробной жизни приличное существование. Как помнит читатель, в 1864 году в Новочеркасске в кургане Хохлач был раскопан золотой клад. И вот теперь я даю интервью журналу «Наука и Жизнь» еще об одном потрясающем новочеркасском кладе, который раскопала я!

– Эти драгоценности изготовляли сами скифы и сами сарматы?

Серафима Ивановна постаралась ответить и на этот вопрос:

– У сарматов были широкие торговые связи с римлянами. Боспорский царь Митридат со столицей в Керчи очень долгое время воевал с Римом. Ему помогали сарматы. Они ходили походами и в Малую Азию, и в Понт, и в Закавказье. Эти походы сопровождались разбоем и грабежом. Так что сарматы могли извлечь эти драгоценные вещи из ограбленных ими регионов.

Иногда сарматы даже не знали точного употребления вещей, захваченных ими. В кургане был найден большой серебряный сосуд для омовения – лутерий. Он очень тяжелый и вряд ли был изготовлен для повседневного быта. Но лутерий попал к варварам, не знавшим, что делать с этим греческим сосудом. На сарматской тризне из лутерия разливали вино, а греки мыли в нем руки.

– Серафима Ивановна, кто вам подсказал провести раскопки рядом с Хохлачем?

– Моя интуиция. Я ведь опытный археологи.

– Вы были руководителем экспедиции. Кого вы можете отметить из ваших подчиненных?

– Они все были трудолюбивыми, даже можно сказать трудоголиками. Экспедиция состояла из отрядов. Их руководителями были Т.А. Владимирова, Т.Д. Белановская, Л.С Клейн и другие.

– Поздравляю вас, Серафима Ивановна с выдающимся успехом в области археологии!

– Спасибо. Буду и дальше трудиться, чтобы раскрыть тайны скифов и сарматов».

Закончила свою статью ленинградская журналистка О. Колесова следующими словами:

«Драгоценности были переданы на хранение в Ростовский музей краеведения.

Богата древними сокровищами донская земля. Все новыми находками радует она археологическую науку, открываются все новые и новые этапы истории юга нашей страны. Еще долгое время ученые будут изучать изделия, найденные в Садовом кургане».