3. Немного о ЖРДМТ

К тому времени как в Салде приступили к разработке первого двигателей малой тяги (10 кгс) для космических аппаратов, в стране уже был разработчик и изготовитель таких двигателей. Это было ТМ КБ «Союз», расположенное в Тураево, т.е. практически в Москве. В этом КБ уже были разработаны двигатели на штатных компонентах топлива в широком диапазоне тяг. К ним и обратились двигателисты из НПО «Энергия» с предложением создать двигатель на штатных компонентах топлива по своему техническому заданию (ТЗ), применительно к своему новому проекту под условным названием «Союз ВИ».

По этому ТЗ двигатель должен быть экономичным при непрерывной и импульсной работе, обеспечивать количество включений не менее 40 000, иметь сигнализатор давления в камере сгорания (СДК) в качестве датчика обратной связи, обладать высокими динамическими характеристиками при запуске и на останове, практически не иметь ограничений по ресурсу при непрерывной работе. Эти требования, во многом, были выше, чем обладали двигатели лучших зарубежных образцов. Кроме этого, имелось специфическое требование, по которому головка камеры сгорания должна была иметь систему терморегулирования (СТР), по которой будет прокачиваться теплоноситель из системы СТР космического аппарата. В этом случае все имеющиеся на борту двигатели рассматривались как радиаторы для сброса тепла от работающей на борту аппаратуры, при этом сброс тепла в эту систему от работающего двигателя не допускался. Последнее требование вынуждало разработчика двигателя решать все тепловые вопросы (перегрев камер) самостоятельно, т.е. за счёт организации внутреннего охлаждения камеры. Если при работе двигателя при непрерывной работе для «жрдиста» такая задача была понятна, то при импульсной работе с частотой до 10 Гц решение тепловых вопросов стало проблемным и требовалось провести сначала цикл научно-экспериментальных исследований внутрикамерных процессов при такой работе. Было ещё одно специфическое требование к комплектации двигателей для космического аппарата по парной разнотяговости («плюс» и «минус» канала управления) и по разнотяговости двигателей во всём комплекте.

Не удивительно, что ТМ КБ «Союз», не согласилось с таким набором требований, а предложило просто взять двигатель из имеющейся номенклатуры, которые были уже отработаны.

Жёсткие требования к двигателям ориентации и стабилизации космического аппарата были сформулированы в НПО «Энергия» с целью создания такого пилотируемого аппарата, который при динамических операциях экономично расходовал бы топливо, причём в качестве топлива рассматривалось штатное, т.е. высокоэнергичное и каждый двигатель должен был обладать таким ресурсом, чтобы практически не было никаких ограничений при перемещениях аппарата в пространстве и при динамических операциях (стыковка и расстыковка аппаратов между собой). Это был проект нового аппарата «Союз ВИ», который, к сожалению. не был реализован, но этот проект дал теоретический задел при создании других космических аппаратов ДОС, т.е. «Салют» и новых «Союзов» в НПО «Энергия» и целой серии КА типа «Янтарь».

Не получив согласия на совместную работу с ТМ КБ «Союз», двигателисты из НПО «Энергия» (Князев Д. А., Николаев В. А.) обратились в ленинградский институт топливной аппаратуры (ЦНИИТА) с предложением проработать вопрос о создании двигателя по аналогичным требованиям. Разработчики (Примазов В. А.) предложили двигатель с камерой из пиролитического графита. С такой камерой можно было быть спокойным за тепловое состояние камеры, она не могла прогореть, однако возник ряд иных вопросов, связанных с СТР, таких как исключение возможности сброса тепла от раскалённой камеры в теплоноситель СТР. Установка надёжного термосопротивления на пути тепло-сброса снизит возможность эффективного использования камер двигателей как радиаторов сброса тепла от КА в то время, когда двигатели не работают. Такой двигатель, мы его называли двигатель ЦНИИТА, был предложен в качестве прототипа для последующей отработки на соответствии требований ТЗ в Салде. Однако при рассмотрении конструкторской документации, поступившей из ЦНИИТА, стало ясно, что эта разработка, как говорится, «не по зубам», имеющемуся на тот момент в Салде производству. Забегая на несколько лет вперёд, можно сказать, что небольшая группа разработчиков этого двигателя из ЦНИИТА во главе с Примазовым В. А. впоследствии перешла на работу в КБ А. М. Исаева (в Подлипки), где был создан двигатель С5.205. также с графитовой камерой, но уже для другого космического аппарата. Но жизнь временами с годами создаёт интересные повороты и пришло время, когда этот двигатель стал серийно изготавливаться в Салде по документации КБ ХимМаш на уже новых салдинских производственных мощностях.

Наличие тракта СТР в двигателе, кроме трудностей с запретом сброса тепла в этот тракт от работающего двигателя, имело одно преимущество, о котором мы узнали много позднее. Дело в том, что по уже не раз упоминавшемся ТЗ на двигатель, разработчик КА, гарантировал что в тракте СТР температура теплоносителя не снизится ниже +5 градусов, что обеспечивало невозможность замерзания окислителя на основе азотной кислоты. Температура замерзания этого продукта лежит в районе минус 12 градусов по Цельсию. А замерзание окислителя в районе расположения электроклапана с фторопластовым уплотнением, который был разработан в Салде, могло привести деформации фторопласта и к отказу электроклапана. Кроме того, обеспечение плюсовых температур в районе клапана окислителя существенно снижало вероятность выпадения безводных солей в этом районе тракта окислителя, о чём мы не догадывались, да и никто не знал о таком явлении в то время, а значительно позже это явление привело к необходимости модернизировать окислитель.

Жёсткие требования по разнотяговости двигателей удалось обеспечить и гарантировать благодаря выбранному плану приёмочного контроля в цикле изготовления двигателей. Этот план предусматривал проведение 100%-ных огневых контрольно-технологических испытаний (КТИ), без последующей переборки и традиционных для ЖРД также огневых контрольно-выборочных испытаний (КВИ) от партии изготовления. В первое время, по причине невыполнения требований по разнотяговости, после перенастройки двигателей, приходилось повторять огневые КТИ. Конечно, после огневых КТИ двигатели проходили нейтрализацию по специально разработанной технологии для устранения остатков токсичных топливных продуктов. Таким образом каждый поставленный на КА двигатель имел как бы свой индивидуальный «паспорт» со своими техническими характеристиками. Впоследствии это позволило создать методику определения расхода топлива при лётной эксплуатации, с учётом индивидуальных особенностей каждого двигателя.

Однако, на первой поставленной на ЗИХ партии двигателей, не обошлось без трудностей. В этот день наш постоянный представитель на ЗИХ’е Вячеслав Чумак был на участке входного контроля, а я был на сборочном участке цеха, куда вскоре должны были поступить двигатели, прошедшие входной контроль. Неожиданно нас с представителем заказчика, так называли военных представителей, позвали на участок входного контроля. Там я увидел В. Ф. Чумака, чем-то сильно озадаченного. Он мне показал на сопло одного из двигателей, из которого собиралась выпасть густая капля оранжевого цвета, на которую все с изумлением смотрели. Я повернул сопло в положение, чтоб эта капля не выпала и попросил вызвать химиков с пробирками для взятия анализа. Пока их ожидали, среди собравшихся я даже услышал негромкий возглас, что работающим нужно выдавать талоны на спецпитание за вредность. Вероятно, кто-то из них был на полигоне или в Загорске и что-то слышал о таких льготах. Я хранил молчание и ждал химиков. Когда они пришли, мы сцедили эту густую каплю в пробирку. Я спросил у химиков о том, будет ли достаточно половины этой капли для проведения анализа. Они кивнули и тогда в другую пробирку я поместил часть от этой капли. Затем я попросил стакан воды и налил воду до половины пробирки. Все, в том числе и химики, смотрели на меня. Затем, с видом фокусника, я встряхнул несколько раз пробирку и вылил содержимое себе в рот. Возникло молчание, а я подошёл к химикам и начал договариваться о времени получения результатов анализа. Потом я сказал, что этот продукт к гептилу не имеет никакого отношения, а представляет собой соединение следов азотной кислоты и продуктов нейтрализационного раствора, которые не были удалены при вакуумной сушке. Собравшиеся начали расходиться, обсуждая случившиеся. Ко мне подошёл начальник участка, по нему было видно, что он значительно разволновался, и спросил не нужно ли мне налить чего-нибудь покрепче. Я рассмеялся и сказал, что без закуски не пью.

На обеденный перерыв мы шли вместе с Чумаком, и он всё переживал не случится ли со мной что-нибудь. Я его успокоил и сказал, что покидать этот мир не собираюсь. Потом обратил его внимание на оранжевый цвет той злополучной капли, что явно говорило об азотнокислотном происхождении продукта, а запах гептила в ней отсутствовал полностью. Затем я ему напомнил, что я вообще-то испытатель и в данном случае провёл испытание на себе, чтоб не дать хода распространению панических настроений среди работающих в цехе. Про появление капли я в тот же день сообщил в Салду. Технологический процесс нейтрализации двигателей после огневых КТИ был доработан и больше ни о каких «выделениях» из двигателей я не слышал.

4. Мы рэкетиры

В июне 1976 года умерла жена моего папы тётя Нина и мы с братом Лёвой Крыловым вылетели в Казань.

С похоронами там возникли трудности. На Арском кладбище, где у нас есть семейный участок и было место для захоронения, могильщики отказались копать могилу, мотивируя это тем, что кладбище закрыто для захоронения. Я попытался «надавить» на них, но они отослали меня к своему бригадиру Коле. Когда я нашёл этого бригадира, вдруг оказалось, что я его хорошо знаю. Это был Николай Шипков, мой бывший противник из команды «Спартак», а я в юности был в команде борцов общества «Динамо». На первенствах города по вольной борьбе среди юношей, часто судьба первого места решалась, между нами. При встрече мы обнялись и, конечно, все вопросы с могилой мгновенно были решены. Он меня расспрашивал о том, где я теперь, я рассказал, что работаю в лесу на Среднем Урале. Во время разговора, я заметил, что он как-то стесняется своей работы, на что я ему заметил, что стесняться нечего: «Ты же работаешь, а не воруешь. Работа есть работа, тем более что она совсем не лёгкая». Таким образом с одним похоронным вопросом стало меньше.

Второй вопрос оказался сложнее. В Казани в это время были большие проблемы с мясными продуктами и купить их просто не представлялось возможным. А для поминок нужно было купить хотя-бы колбасы. Когда я пришёл вечером к своей маме, она подсказала как можно попытаться решить и эту проблему. Она рассказала, что в центре города, на «Кольце» есть мясной магазин, в котором часто до обеда торгуют мясными продуктами, в том числе и колбасой, но попасть туда в это время практически нереально. А заведует этим магазином Вульф.

Для нашей семьи это была про́клятая фамилия. Дело в том, что в 1947 году, по письму некоего Вульфа был арестован наш дед и приговорён по 58 статье сначала к расстрелу, а потом, в связи с мораторием на расстрел в СССР, этот приговор был заменён на 10 лет строгого режима. Не было дня, чтоб моя бабушка не слала проклятия в адрес этого человека, который и на суде – то не был. Говорили о том, что он «скрылся». В 1954 году нашего деда полностью реабилитировали, засчитали тюремный стаж «год за три», дед получил приличную пенсию с правом работать, будучи на пенсии. Это право давалось реабилитированным, тем, кто остался жив. Обычным пенсионерам по возрасту в то время работать не разрешалось. Где -то, примерно в 1965 году, дед торговал на «Чеховском» рынке клубникой как вдруг увидел того самого Вульфа. Дед бросил свои ягоды, схватил его за грудки и оттащил в какой – то двор. Только подоспевшие прохожие спасли этого провокатора. Нужно добавить, что в тюрьме, дед работал кузнецом и до глубокой старости обладал недюжинной силой. А отбывал свой срок он в печально знаменитой «пятёрке», в тюрьме города Свияжск, сначала в самом городе, а позже, в связи с угрозой затопления после запуска ГЭС на Волге, тюрьму перенесли в район железнодорожной станции «Свияжск».

Мама уточнила, что это сын того самого Вульфа был на тех заседаниях суда, куда допускались родственники подсудимых, поскольку его отец «скрылся», и он был полностью в курсе этого процесса. Она предложила, чтоб я, после того как толпа у магазина разойдется, зашёл к нему и поговорил. Посоветовала сказать, что я Архипов от Митрофана Ивановича, так звали нашего деда, хотя нашего деда мы уже похоронили несколько лет тому назад.

На встречу пошёл я не один, а вместе с братом Лёвой. Таким образом, два внука нашего деда вошли в магазин и спросили Вульфа. Нам показали вход в подсобку, без стука мы вошли в небольшую комнату и встали у стены. У одного из нас в руках был портфель. В комнате был только стол, за которым сидел человек. Возникла небольшая пауза. Человек поднял на нас глаза и спросил: «Вы кто?». Опять пауза, после которой говорю: «Я, Архипов». Голос у меня стал каким – то сиплым. Человек полностью переменился в лице. Слегка заикаясь, он спросил: «Что вам надо?». Не берусь судить о том, что было у него в голове. Может быть, он вспомнил последнюю встречу своего отца с нашим дедом. После его вопроса опять повисла пауза. Затем, медленно, отделяя каждое слово паузой, я произнёс: «Пять килограмм колбасы». Вероятно, он нажал какую-то кнопку, потому что я услышал где-то в магазине звонок. Вошла женщина в синем халате. Он ей повторил мои слова, она вышла, и мы за нею тоже. Зайдя за прилавок, она нагнулась, что -то отодвинула, достала кольца полукопчёной колбасы, взвесила пять килограмм, завернула и протянула мне. Я взял, положил в портфель и спросил: «Сколько?». Было видно, что она сильно удивилась и назвала сумму. Я протянул деньги, и мы вышли на крыльцо. По всем правилам детективного жанра, теперь уже несколько успокоившись, мы огляделись по сторонам и спустились на тротуар. Затем, перейдя улицу Баумана, так тогда называлась эта улица, мы спустились по одной из лестниц хозяйственного магазинчика вниз и быстро поднялись по другой, наблюдая за обстановкой (у магазинчика было два входа). Всё было спокойно. На всякий случай, мы прошли дальше по улице Баумана до переулка, свернули в него, вышли к банному комплексу и свернули налево к трамвайной остановке, где останавливались трамваи номеров 3 и 5. Дождались пятёрки, всё время наблюдая за лестницей того магазина, откуда недавно вышли, сели в трамвай и поехали почти до конца, до улицы «8 марта», где жил мой отец со своей ныне покойной женой – тётей Ниной. Когда мы принесли колбасу, все были удивлены и спрашивали о том, как нам это удалось достать. Мы отделались какой-то незначащей фразой, что случайно.