Читать книгу «Коан Янг 2» онлайн полностью📖 — Stan Wesley — MyBook.

Глава четвертая. БУКЕР. ХРАМ

Территориально город был очень маленький и по технике застрял в годах семидесятых. Черно-белое ТВ, старые музыкальные пластины и строгая архитектура. Неизвестно, однако, в каком времени разворачивалась внутригородская жизнь. Здесь полностью отсутствовал транспорт, не выпускались газеты. Извечная тишина, вторящая гулу ветра. Продукты выдавались автоматом в крохотной кабинке, а для их приобретения требовался «квиток». Такой квиток Букер получал раз в неделю, когда отрабатывал часы в институте, и мог дополна забить холодильник. Там же выдавалась и одежда, и прочие необходимые вещи.

До любого места добраться не занимало больше получаса. Узкие тротуары из набора серых промерзлых зданий соединяли город, словно паутина – сеть. В паре километров от дома Букера располагался институт, а неподалеку от него – миниатюрный парк с прудом и грустящими ивами, где Букер любил посидеть и покормить уточек. Часовая башня, выложенная из крупного серого камня, стояла в центре города, а когда ее стрелки показывали восемь вечера, на всю площадь раздавался тяжелый звон старого колокола. Чем восемь вечера представляли важность, Букер не знал, и что означал звон – тоже.

К северу от башни располагался заброшенный Храм Знаний – место, двери которого заперты на сотни замков и окованы цепями. Важность Храма тоже вызывала много вопросов, но и здесь ответить было некому. На потрескавшемся фасаде висела табличка, гласящая: «Вход для Часовщика». Правда, никакого часовщика Букер ни разу не встретил, да и в целом он жил в полной уверенности, что в городе он совсем один.

Когда Обри ушла, Букеру захотелось прогуляться. Провести время с самим собой, так сказать. Не устал ли он от одиночества? Похоже, вовсе не устал. Букер настолько к нему привык, что другой жизни представить не мог. Он медленно шагал по вечерней улице, пока с деревьев неслышно спадали осенние листья. Оранжевые, красные, красно-оранжевые, желтые – вся цветовая гамма осени отражена только в них. В городе тихо, впрочем, как всегда. Ни машин, ни пробок, ни людей, идущих домой после тяжелого рабочего дня. Городская чистота и порядок наводятся сами по себе. Каждое утро листья прибраны в огромные черные мешки, перевязанные толстой веревкой, и кучей свалены в мусорные баки. В какой-то момент мешки исчезают. Словно улицы сами себя обеспечивают и содержат. Букер всегда видит результат, но никогда сам процесс. Ему особо это и не надо, ведь он существовал. Жил, как живется, и не пытался разобраться с тем, как устроен город.

С неба посыпались редкие хлопья снега. Букер поднял голову – на него смотрели беспросветные серые тучи. Такие же беспросветные, как его истерзанный мыслями разум. Он обдумывал слова Обри о мечте и о людях, для которых она становится кумиром. Неужели основная часть отказывается от желаемого в угоду обстоятельствам? Неужели обстоятельства всесильны и беспощадны для большинства? Казалось бы, так устроен мир. Но откуда Букеру знать, как он устроен? Город, в котором он существовал, практически пуст. Темен, мрачен и одинок. Ни одна душа не захотела бы здесь остаться.

Но Букер остался. Вольно или насильно, но остался.

Нет, это отчаяние. В чем смысл собирать пазл без цельной картины? Какой-то одной, определенной. К чему приведет результат? Да и вообще, какова цель?

«Отчаяние», – повторил про себя Букер, наблюдая за тем, как хлопья снега белым ковром застилают улочку.

Пожалуй, именно отчаяние вынудило задуматься над его настоящим «я». Связано ли это с тем, как он сюда попал? Скорее всего. Логичнее некуда.

Но проблема заключалась совсем не в этом. И решение к проблеме заключалось именно в Букере, нежели в городе как таковом. В цепочке таинственных событий роль города служила результатом, а появление в нем Букера – причиной.

Поэтому, прежде всего, ему следовало разобраться в себе.

– У меня стойкое ощущение, будто мы не должны были встретиться, – сказал он Обри на следующий день.

Они пересеклись в подъезде, спускаясь по лестнице.

– Почему? – спросила она.

– Не могу знать точно. Но есть такое ощущение.

– Слишком много ощущений в твоей жизни, Букер, – улыбнулась Обри. – Сначала ты «кто-то другой», а теперь мы и вовсе зря встретились.

– Я не говорил, зря, я…

– А прозвучало как «зря». Знаешь, может, ты и прав. Но я что-то не хочу в этом копаться. Чем больше задаю себе вопросов, тем меньше мне вообще нравится думать.

Букер с недоумением покосился на соседку.

– Ты о чем?

Они вышли из подъезда и сразу остановились. Вчерашний снег растаял и превратился в грязь, в которой мешались осенние листья.

– Мы не в самом простом городе, – заключила она. – Это ты понимаешь?

Букер кивнул.

– Вот и все, – вздохнула Обри. – Ты на работу идешь?

– Угу.

– Тогда до вечера? У меня кое-что для тебя есть.

– Что? – заинтересовался он.

– Вечером и узнаешь. Не опоздай на свою лекцию.

До института Букер добирался пешком за пятнадцать минут. Обходя лужи грязи и прилипших к ней листьев клена, он пересек городскую площадь, услышал тяжелый звон колокола и глянул на старый циферблат башни. Ровно восемь утра. Занятия начинались в половину девятого.

Лекцию Букер начал читать без пятнадцати. Стоял в пустой аудитории и, как обычно, старался смотреть меж парт. Сегодня каждое слово он произносил тщательно и с выражением, расставляя акценты там и тут. После лекции ушел на перерыв, прогулялся в пустом холле, из любопытства заглянул в другие аудитории – ничего, кроме шума сквозняка и осевшей пыли в них не водилось. Затем следовали вторая и третья лекции, с которыми парень справился на ура. Зачитывать один и тот же материал три раза на протяжении четырех с половиной часов обычно отнимало у него много сил, но не сегодня. Интрига от Обри держала его в крепком тонусе. После пар Букер, оставшись в аудитории, уселся за стол поудобнее и за сорок минут проверил тетради. Один и тот же материал студентами воспринимается совершенно по-разному. Различаются и взгляды, и мнения, и выводы. Это хорошо, подумал Букер. Пусть оценка исторического события зачастую и носит общий, «единый» характер, приятно, что его студенты не писали «по методичке», а могли честно выразить свои мысли, и даже если кто-то заблуждался, оценку Букер не занижал. Главное – дать знания и научить думать, а не сдать очередной тест, исходя из строгих критериев.

Вечером состоялась его долгожданная встреча с Обри. Гадал он целый день, какой же сюрприз новоиспеченная соседка ему преподнесет, но ничего путного в голову не пришло. Обри гостевать отказалась и настояла на прогулке. Букер согласился. Правда, прогулка больше походила на точный и торопливый маршрут движения. Обри шагала впереди, а паренек заинтригованно плелся за ней.

Вывела она обоих к заброшенному Храму Знаний. Остановилась, обернулась к Букеру и дернула на Храм подбородком.

– Ты там был? – спросила она.

– Нет.

Обри шепотом прочла табличку на фасаде, щурясь от темноты.

– Кто этот Часовщик?

– Без понятия. Объясни, зачем ты сюда нас привела?

– Разве неясно? Храм Знаний – это место, где хранятся знания. А ты считаешь, что был кем-то другим, но никак не вспомнишь. Улавливаешь связь?

– Обри, – покачал Букер головой. – Пойдем лучше погуляем в парке, покормим уточек.

– Уточки важнее, – закатила она глаза и изучила фасад здания. – Двери Храма на крепких замках и окованы цепями… Ты сильный? Двери выломать сможешь? У меня дома есть лом.

– Ты с ума сошла!

– Нет, не сошла. Утром я сказала: мы не в самом простом городе. И это правда. Но поскольку ты несчастен, алкоголь и громко кричащий телевизор не позволяют тебе заметить парочку интересных вещей.

– Каких, например?

С северной части города, откуда вел центр, прогремел звон часовой башни. Восемь тяжелых ударов эхом разнеслись по городу.

– В это время ты уже потягиваешь баночку пива и смотришь проходную передачку у себя на диване, – сказала Обри. – А теперь вслушайся, что происходит на улице.

Она выставила указательный палец вверх и задержала дыхание. Букер навострил уши, замолк. В воздухе висела невыносимая тишина. Подул слабый ветер, и вдруг в нем Букер услышал, как зашептали голоса. Еле заметно, сливаясь с тонким гулом сквозняка, танцующим меж мертвых зданий. Женские голоса или мужские, взрослые или детские – наверное, все вместе.

– С ударом колокола их голоса слышны, – произнесла Обри. – На какое-то время. Я насчитала целых шесть минут. Потом голоса снова затихают.

– Но чьи это голоса? – в оцепенении спросил Букер. – Как я мог всю свою жизнь их не слышать?

– Тебе лишь кажется, что всю жизнь, – возразила та. – На самом деле, ты здесь недавно. А я вовсе пару дней.

Когда голоса перестали шептать, и тишина вновь воцарилась на холодных улочках города, Обри продолжила:

– Эти голоса принадлежат некогда людям. Я бы назвала их духами.

– Духами… – повторил Букер. – О чем они говорят?

– Это и есть загадка, которую нужно разгадать. Нам важно научиться их слышать. Понимаешь?

– Со временем мы станем, как они, если окончательно себя забудем, – осенило Букера. – И тогда дороги обратно уже не будет.

– Вот почему Храм Знаний крепко-накрепко заперт. Кто-то не хочет, чтобы ты вспоминал.

– Почему только я? Ты тоже здесь.

– Твое сознание сильнее моего, – пожала Обри плечом. – Оно борется за существование, дает сигналы, что ты был кем-то другим. А мое сознание так не делает. Ты – наше спасение.

– Важно вспомнить, – прошептал он себе под нос.

– Да, Букер. Только так.

Глава пятая. КОАН. УАТЭ

Я подумала о бедняге Йонасе, который всеми силами уговаривал прогуляться с ним по Мекксфорду и показать местные достопримечательности. Наверное, он расстроился, когда я не пришла в кафе. Или уже забыл – со стороны не скажешь, что парнишка обделен женским вниманием. Так или иначе, в тот день экскурсия по Мекксфорду отменилась, а опомнилась я лишь сейчас, сидя в салоне самолета и рассматривая пышные облака за окном.

– Подруга, а если оба двигателя вдруг откажут, и мы полетим вниз, ты спасешь только нас двоих или всех пассажиров? – шепнула Мизуки, сняв наушники.

– Конечно, всех.

– Но разве это не против… правил? – спросила она. – Как потом объяснить целостность экипажа и пассажиров?

– Спасение людей не входит в противоречие с моими правилами, – улыбнулась я. – Люди привыкли верить в чудеса, когда нет объяснений или даже есть. А вообще, я не уверена, что силенок хватит целый самолет спасти от верной гибели.

Лицо Мизуки вытянулось.

– Теперь мне неспокойно…

– Да ладно. С чего ты взяла, что мы можем разбиться?

– Зверь не дремлет, знаешь ли, – пожала она плечами. – Он целую Академию с землей сравнял, чего уж о самолете говорить.

– Это паранойя. Успокойся.

– Наверное. Если честно, я рассчитывала переместиться в Уатэ через портал. Неужели Монтгомери не смогла это организовать?

– Я не просила.

– И… почему?

– Необоснованная просьба. Я не собираюсь пользоваться ее добротой каждый раз, когда мне нужно. Она лишь советовала вернуться к близким.

– Коан Янг, какая же ты, черт побери, правильная! – фыркнула Мизуки. – Прям до тошноты!

– Какая есть.

Хоть полет и не расходовал силы пассажиров, от которых, кроме сидения в креслах, ничего больше не требовалось, я адски устала от безделья. Особенно ближе к вечеру, когда огромный закат в красном небе садился за горизонт, ноги немели, а руки чесались найти работу. Я бы с удовольствием провела медитацию, но мой максимум составлял поход в уборную. Мизуки читала «Преступление и наказание» Достоевского, пока не заснула – видимо, чтение о судьбе Раскольникова отнимало много сил – как в умственном, так и в эмоциональном плане. Убрав книгу из ее рук, я вложила в нее закладку и засунула в отдел кресла.

Пока за окном стремительно темнело, мне стало зябко, хотя в салоне уютно и тепло. Дело в предстоящей встрече с семьей – дедушкой и Акико. Мысль о том, как отреагирует сестренка, меня мучила. Я покинула дом в полной уверенности вернуться через минимум лет пять, но кто же знал, что не пройдет и двух месяцев? Записка, которую я оставила Акико, выглядела позорно и предательски. Я надеялась, что по прошествии лет сестренка повзрослеет, и боль от моего уезда излечится временем.

Я ненавидела себя за это. За мысль, будто время сделает дело, и все как-нибудь само собой решится. Наглядный пример того, как сильная любовь и привязанность к человеку могут внезапно обратиться страхом посмотреть ему в глаза. И отсутствие выбора на тот момент ситуацию не облегчает.

Как бы там ни было, любую реакцию Акико я встречу достойно.

Приземлившись в Вашингтоне, я немного приободрилась. Благо, перевозом багажа занималась авиакомпания, и паспортный стол с прочими процедурами проходить заново не пришлось – Мизуки изначально настаивала совершить перелет в Уатэ одним билетом, то есть не с пересадкой, а со стыковкой. Сэкономились и время, и силы. В зале ожидания я размяла ноги, сделала зарядку. Мизуки слезно умоляла накупить вредной закуски во внутреннем кафе аэропорта. От чипсов я отказалась, зато выпила кофе – бодрости прибавилось. Только мы расселись по местам в новом самолете, стюардесса с яркой улыбкой провела инструктаж. Впереди целых четырнадцать часов полета, за которые Мизуки обещала себе дочитать Достоевского. Она умела отвлекаться. Хоть кто-то из нас двоих умел это делать.

В 7:25 мы благополучно прибыли в Уатэ. Забрали чемоданы с ленты и покинули аэропорт. Город затянуло плотным серо-синим туманом, в воздухе ощущалась сырость. Казалось, вот-вот хлынет дождь и зальет собой взлетную полосу. Заказав такси, мы вышли в зону курения, где стояло двое мужчин. Мизуки закурила сигарету и расслаблено выдохнула белый дым.

– Есть сходства с Мекксфордом, – заметила она. – Туман, дождь, холод. Только по-японски.

– У погоды нет национальности, – улыбнулась я.

– Нет. Но дышится здесь совсем по-другому.

– Это так кажется. Правда, мне дышать уж точно становится труднее, но не из-за этого.

Мизуки ободряюще погладила меня по плечу.

– Все будет хорошо, подруга. Тебя встретят со всеми почестями, я уверена. Не накручивай себя.

А не получалось. Приехало такси, водитель положил наши вещи в багажник, и мы двинули по адресу. Ехали быстро, и чем ближе становились, тем невыносимее было дышать. Я открыла окно и жадно хватала ртом утренний воздух.

Двадцать минут, и мы на месте. Первой из машины вылезла Мизуки, затем водитель, а я открыла дверцу не спеша, оставаясь внутри еще на пару секунд. На скромной улочке почти вплотную ютились двухэтажные дома и скромный магазинчик. Имели они схожий светло-серый окрас, как у панельных зданий, и ничем особо не отличались. Кроме одного.

– А вот и он, – вздохнула я. – Родной дом.

Его бежевый тон не совпадал с тоном целой улицы, дом этот был в полтора раза крупнее, да и земли больше – по обе стороны соседи располагались лишь за пятьдесят метров. Слева от здания висела арка, ведущая во двор.

Водитель открыл багажник и вытащил вещи. Когда машина скрылась за поворотом, а мы с Мизуки остались вдвоем, я поставила свой чемодан на колесики и робко пошла к арке. Подруга следовала рядом.

1
...
...
16