Три вещи, которые никогда не видно: острие лезвия, ветер и любовь.
Ирландская пословица
Солнце слепило и пекло в самую макушку, нужно было захватить солнечные очки и кепку, как Лула, а не рядиться в джинсы и кроссовки. Но кто ж знал, что именно сегодня, после стольких дней холодрыги, наконец-то потеплеет? В отличие от своей коллеги, Марго так и не научилась предугадывать эту непонятную погоду, даже прогнозы от синоптиков не сильно помогали. Отчасти они были верными, но с действительностью совпадал какой-нибудь один час из суток, в остальном же погода менялась так же, как и настроение начальницы лагеря. Келли могла то целую неделю не трогать свой персонал, то созывать срочные собрания по несколько раз на дню. Хотя жалобы от учеников поступали крайне редко, а на нарушения детей и подростков постоянно закрывали глаза, начальнице все же иногда хотелось показать свою значимость. Каждое такое собрание она находила кого отчитать и даже пару раз увольняла своих сотрудников за самые мелкие проступки. За любой косяк в первую очередь получал кто-то из персонала, детей она никогда не трогала.
Пока Марго, щурясь от слепящих лучей, изучала список из двадцати фамилий, учащиеся закончили завтракать и потихонечку начали собираться перед зданием столовой. Бежать до блока и переодеваться времени уже не осталось, так что приходилось только надеяться, что в Атлоне и монастыре со странным непроизносимым названием Клонмакнойс будет несколько прохладнее.
Да еще и похмелье давало о себе знать. Так себе сочетание с жарой. Марго прикрыла глаза, отпила из бутылки и с разочарованием поняла, что в рюкзаке вода стала мерзко теплой, а глоток оказался последним. И зачем они только вчера пошли в паб, который Лула со своим акцентом называла не иначе как «пуб»? Отвратительная идея. Кажется, у этой ирландки вместо крови тек коктейль из виски, Гинесса и умения спаивать людей. Марго не собиралась столько пить, хотела ограничиться пинтой пива, но у Лулы были другие планы. Вернулись они только под утро. Келли точно была бы не в восторге от полудюжины пьяных молодых людей, своим смехом перебудивших весь блок стаффов (Лула все же подтянула за собой еще парочку человек), но начальницы в это время никогда не было на территории школы. Потом Марго пришлось закрывать дверь в свою комнату прямо перед носом Генри, желавшего продлить минуты веселья. Конечно, он это запомнит и потом еще несколько раз припомнит, но ей хотелось поспать хотя бы часок, а не уворачиваться от пьяных приставаний своего парня. И наверняка этот засранец забил на утреннюю пробежку и преспокойно сейчас дрыхнет, потому что ему не нужно ни свет ни заря ехать на очередное кладбище. Она же проснулась разбитой, лучше бы вообще не ложилась.
Марго отошла до ближайшей мусорки, чтобы выкинуть пустую бутылку. Вернувшись, достала из рюкзака новую. Стоило припасть к ней губами, как Лула протянула свой термос.
– Марго, тебе нужен мой чай.
– С ума сошла? Жара, какой еще чай.
– Ты не поняла. Тебе нужен мой чай. – Она не могла при учениках назвать вещи своими именами, поэтому на последнем слове пришлось подключить мимику и интонации.
Ирландка настойчиво потрясла термосом, так что пришлось сдаться. Марго сделала глоток. Термос отлично сохранял не только тепло, но и прохладу. Внутри был не чай. Ну да, конечно. За полтора месяца пребывания в Ирландии и за такой же срок общения с Лулой она уже успела запомнить этот вкус. Гинесс. Вот же чертовка. Марго вернула термос.
– Лучше?
– Не очень.
Методы Лулы были, конечно, очень интересными, но на Марго не действовали, так что она решила и дальше обходиться обычной водой.
Ночью больше всех пила и отрывалась Лула, но сейчас она выглядела свежей как огурчик, на фоне которого Марго чувствовала себя не то соленым, не то маринованным, причем приготовленным не по надежному бабулиному рецепту, а ставшим жертвой кулинарных извращений, которые только можно найти на просторах интернета.
Увидев, что на площадке перед столовой уже собралось человек двадцать учеников, а напарница по-прежнему борется с последствиями неумения пить, Лула решила взять все в свои руки. Забрала у коллеги планшет и начала по списку с фамилиями отмечать присутствующих. Убедившись, что все на месте, уточнила, все ли получили ланч в дорогу. Парочка самых забывчивых побежала обратно в столовую. Когда они вернулись, экскурсионный автобус уже въехал на территорию школы.
Марго тут же заняла место в первом ряду и привалилась к окну, пока Лула на улице инструктировала подростков, что все вещи нужно положить в багажный отсек, а в автобусе нельзя есть и вставать во время движения. Когда учащиеся заняли места, ирландка прошлась по автобусу и еще раз всех пересчитала. Все на месте. Двери закрылись, водитель тронулся, кто-то из учеников начал перешептываться, кто-то решил вздремнуть, Марго уже вовсю мирно посапывала.
Настя лишь притворялась спящей. Она привалилась к плечу Максима и из-под опущенных ресниц украдкой наблюдала за Ирой и Сашей. Пока что все шло как нельзя лучше. Парочка, не подозревающая, что стала предметом наблюдения, склонилась над одним из сборников Вишневской. Они решали задания, вероятно, наперегонки. Настя не понимала, как летом можно думать об учебе. Тем более в последние месяцы перед началом усердной подготовки к ЕГЭ. Вот Ира отдала ручку и сборник Саше, достала из кармана бальзам и привычным быстрым движением нанесла его на губы. И во сколько она только встала, чтобы успеть накраситься? Часов в шесть утра? В пять? Ира могла и в четыре, чтобы между сном и химией выбрать не самый приятный для любого нормального человека вариант проведения утреннего досуга. Настя вздохнула, ее сил этим утром хватило только замазать синяки под глазами и нанести помаду, чтобы губы вечного анемичного оттенка не выглядели такими бледными.
Ира закрыла учебник, положила между собой и стенкой автобуса и нырнула в объятия Саши. Ее химического запала надолго не хватило, обычные людские потребности в сне и отдыхе взяли верх.
– Макс… – начала Настя, протянув единственную гласную его имени, – а ты меня пофоткаешь?
– Конечно, о чем разговор? На твой или на мой?
– У меня в рюкзаке фотик, давай на него, ты же помнишь, как с ним обращаться?
– Насть, я же технарь, как-нибудь разберусь с твоей железякой.
– Ты уж разберись, чтобы я красивой получилась!
– Ты самая прекрасная девочка на свете… – Максим сделал паузу, Настя залилась неярким румянцем, – по крайней мере, была, пока не вставила это дурацкое кольцо в нос.
– Сам дурак, – она несильно ткнула друга кулаком в плечо и встала с сиденья, – пойду попрошу Сашу поменяться со мною местами.
– Никуда я тебя не пущу, – Максим усадил подругу на место, обнял и уткнулся носом в ярко-красную макушку, вдохнув приятный сладкий запах бальзама для волос, – ты ж не любишь кокосы.
– А? Да… Я какой-то первый попавшийся в дорогу купила, даже на этикетку не взглянула, – на ходу соврала Никольская, которая специально искала средства для волос с такой отдушкой – знала, что Макс любит кокосы.
Постепенно сон победил даже самых стойких. Через пару часов автобус въехал в небольшой рыбацкий городок. Из-за лежачего полицейского пассажиров тряхнуло не сильно, но достаточно, чтобы они открыли глаза. Ребята подумали, что уже приехали и приготовились выходить, но водитель свернул в одну из улочек, узкую настолько, что в ней точно не смогли бы разъехаться два автомобиля. Кукольные двухэтажные домики сменились изумрудными полями.
Настя пожалела, что не осталась на территории школы, стоило ей только покинуть автобус. Выбора – ехать или нет – у нее, конечно же, не было, так что она жалела еще и об этом. Солнце и тепло остались в Дублине, здесь же все небо занимали тяжелые низкие облака, а около земли во всю игрался ветер, раздувая непослушные красные локоны Никольской. Она снова пожалела, что и на этот раз не взяла с собой резинку для волос. Может, у Иры будет запасная? Настя собиралась забрать фотоаппарат из рюкзака, но у автобуса их уже ожидала женщина-экскурсовод, и багажный отсек так и не открыли. Никольская не упустила возможности тут же пожаловаться Максиму.
– И зачем мы брали с собой вещи, если они все равно остались в автобусе?
– Не кисни, ты и на телефон получишься прекрасно. – Черный потрепал подругу по волосам.
– Не порть прическу, – увернулась Никольская и хотела было убежать вперед, но ее поймали за руку и притянули к себе.
– За меня уже это сделал ветер, – посмеялся Макс, прежде чем на них с Настей шикнула недовольная и раздраженная Марго, чтобы те слушали экскурсовода и не мешали остальным. – Что это с ней? – шепнул Черный на ухо своей подруге.
– Не знаю, а если фотик разбился? Дороги тут ровнее, чем у нас, но мало ли? Надо было его с собой в салон взять, – так же тихо ответила Настя, когда Марго отошла.
– Не писькуй, он же в футляре, ничего с ним не будет.
При входе на территорию монастыря ребят встретила скульптура плачущей женщины, которая прикрывала одной рукой лицо, а другой опиралась на трость. Экскурсовод пояснила, что это памятник пилигримам. Во времена, когда Клонмакнойс процветал, к его стенам ежегодно отправлялись тысячи паломников, но не всем им было суждено добраться до монастыря. Именно тех, кто не смог дойти и погиб в дороге, теперь оплакивает эта женщина.
Ребят повели в музей, в котором располагались диорамы, показывающие быт монастыря в десятом веке. Поначалу Настя пыталась слушать, но ее быстро утомили рассказы экскурсовода. Историю Никольская никогда не любила, хоть ее и приходилось усиленно учить в гуманитарном классе. Чтобы не заскучать окончательно, Настя принялась рассматривать других учащихся. Экскурсовода продолжали слушать лишь единицы, к числу которых относились Ира и Саша. Причем последний, судя по всему, вполголоса переводил Вишневской незнакомые для нее слова.
В последних комнатах музея стояли большие кельтские кресты из песчаника. Как объяснила экскурсовод, их создали еще в десятом веке. Раньше они стояли на улице, но совсем недавно их перенесли в помещение, чтобы защитить от погодных условий. На их месте теперь стояли точные современные копии.
Настя никогда не думала, что ее могут заинтересовать какие-то кладбищенские кресты, но не смогла оторвать взгляда от очередной махины. Четырехметровый Крест Священного Писания стоял посреди последней комнаты. Украшенный со всех сторон тонкой резьбой, он не мог не приковывать к себе взгляды посетителей. Библейские сюжеты, выбитые в камне, сменялись витиеватыми узорами. На удивление, вокруг креста не стояло никакого ограждения, протяни руку (или ногу) – и сможешь его потрогать или даже отковырнуть себе на память камешек, которому не одна сотня лет.
Пока все покидали здание музея, поднялась небольшая суета. Настя, воспользовавшись этим, воровато оглянулась по сторонам и протянула руку к кресту. Песчаник на ощупь оказался шершавым и прохладным. Никольская осторожно погладила подушечками пальцев выбитые узоры, поскребла камень ногтями. Сколько пилигримов преодолели трудный и долгий путь, чтобы прикоснуться к нему? А сколько так и не смогли дойти?
– Настя! Экспонаты руками не трогать! Я сделаю вид, что этого не видела, пойдем, – по-русски отчитала свою подопечную Марго.
– Ой, простите. – Никольская быстро убрала руку, раздосадованная, что не успела отковырнуть кусочек.
Настя нарушила очередное правило, но ей снова ничего за это не было.
Пока ребята разглядывали диорамы и кресты, из-за туч выглянуло солнце, но ветер так никуда и не делся. После приглушенного освещения музея Насте показалось, что на улице она ненадолго ослепла, но вскоре глаза привыкли, и она увидела среди сочной травы серые кельтские кресты и храмовые развалины. Вдали блестела река, а около нее паслись коровы и овечки. Отличное место для фотографий – главное, чтобы солнце снова не спряталось, ветер утих и дождь не пошел. Вместо того чтобы слушать экскурсовода, Настя осматривалась, чтобы придумать, где и как лучше сфотографироваться. Если нет картинки в соцсетях, то, значит, и тебя нигде не было. Грустная правда современного мира. Эмоции больше не так важны, как что-то, что можно потом показать друзьям, знакомым и подписчикам.
Обязательно нужна фотка с крестами, ее Настя решила отправить родителям, чтобы пошутить, что, кроме кладбищ, в Ирландии интересных мест нет. Рядом с круглой башенкой открывался лучший вид на реку и бескрайние зеленые холмы, а в полуразрушенной стене в нескольких метрах от башни – остатки стены с окном в форме арки с заостренным сводом. Если сесть на подоконник, если его, конечно, можно так назвать, то получатся неплохие кадры. Оставалось только выбрать точку, с которой в кадр попадет как можно больше крестов.
Сквозь толпу заинтересованных ребят Настя пробралась к подруге и шепнула ей на ухо:
– Зая-я, у нас будут самые лучшие фотки! Я уже присмотрела пару мест, а Макс нас пофоткает.
Ира кивнула вместо ответа и продолжила свои попытки понять что-то в английской речи, надеясь, что так сложно будет только в первые дни, а дальше она привыкнет.
Настя решила, что холм, на котором стоял монастырь, на самом деле был огромным зеленым магнитом для всех ветров мира. Других объяснений, почему ее в очередной раз чуть не сбило с ног, она не нашла. В следующий раз на воскресную экскурсию точно поедет в худи (желательно в том сером худи Максима), даже если будет плюс тридцать, а их повезут на пляж. Никольская в очередной раз убрала с лица волосы и скрестила руки на груди, чтобы хоть немного согреться, посмотрела на подругу, которую уже начинала бить мелкая дрожь.
Максим с Сашей, стоявшие позади девочек, переглянулись и почти синхронно накинули им на плечи свои куртки. Добегаются, допрыгаются и заболеют ведь.
Наконец-то экскурсия подошла к концу, и ребятам дали немного свободного времени. Настя хотела подойти к Марго и попросить забрать фотоаппарат из машины, но тут же поняла, что сопровождающая все еще не в духе. Пришлось согласиться на меньшее – на фотографии на телефон Макса.
Каждый раз, прежде чем сделать очередное фото, Настя выбирала красоту, а не тепло и скидывала куртку, чтобы отдать ее Максу. Черному, согласившемуся быть фотографом, но не вешалкой, это быстро надоело. Тем более не просто так он каждый раз возвращал свою ветровку дрожащей подруге на плечи. Никольская как раз собиралась побежать дальше, к окну в полуразрушенной стене, покрытой лишайниками, но Макс поймал ее за руку и остановил.
– Нет, на этот раз ты наденешь ее нормально. И не смотри так на меня!
– Ты мне не мама, – фыркнула Настя, все же просовывая руки в рукава куртки, – а я не маленькая девочка, чтобы со мной так носиться.
– Я просто не хочу, чтобы тебя задул ветер, Огонечек. Заболеешь еще, у тебя иммунитет слабый, – спокойно ответил Максим, застегивая на ней ветровку.
– Огонечек?.. – смутилась Настя, пропустив все остальные слова о болезни и иммунитете мимо ушей. Он никогда не давал ей ласковых прозвищ, все Настя да Настя. При этом даже Иру он называл Ириша.
– Ага, потом посмотришь на фотках, какой у тебя пожар на голове из-за ветра, – рассмеялся Максим. – Если Англию называют туманным Альбионом, то Ирландию вполне заслуженно можно назвать ветреным.
– Совсем кадров нормальных нет?.. – запаниковала Никольская, поправляя волосы, которые, судя по всему, от ветра стали настолько грязными, будто их неделю не мыли. И почему Макс ей сказал это, только когда их вот-вот позовут в автобус и фоткаться заново времени уже не осталось?!
– Не писькуй, Огонечек. Я тебе в фотошопе все подмажу, зря, что ли, ноут с собой брал?
– А лицо подправишь? – воодушевилась Настя.
– Нет, ты и так красивая.
Как бы Настя ни упрашивала показать получившиеся фотки по пути из Клонмакнойса в Атлон, Максим был непреклонен. На самом деле ему очень нравилось бесить подругу: она выглядела очень мило, когда злилась, если не обращать внимания на желание убивать, которым в такие моменты горели ее глаза. А еще он преувеличил масштаб ущерба, который нанес ветер ее красоте. Пара взлетевших прядей, но никак не пожар. Макс уберет их за две секунды, стоит только добраться до ноута. Настоящий же пожар разгорался прямо сейчас у Максима в сердце. Случайную искру раздул холодный ирландский ветер, и теперь этот огонечек внутри уже не потушить.
В Атлон ребят привезли, чтобы они могли немного погулять и перекусить. Первым делом Настя достала фотоаппарат и повесила его себе на шею. Все, больше она его никогда не уберет в рюкзак, даже под страхом смертной казни.
Когда слышишь словосочетание «рыбацкий городок», невольно представляешь деревянные покосившиеся лачуги, уже потрепанные временем и бурным течением, раскинутые сети и старичков с удочками. В Атлоне же ничего из этого не было. По обе стороны от узеньких улочек аккуратные, как игрушечные, серые двухэтажные домики сменялись пятнами ярких фасадов, выкрашенных во все цвета радуги. На одной из стен на голубом фоне красовалось желтое солнышко. Видимо, жильцам этого дома захотелось, чтобы каждый день был ясным.
Настя то и дело останавливалась, чтобы сфотографировать яркий домик или украшенные цветами кафешки со столиками на улице. А когда никто не видел, она старалась поймать случайные кадры со своими друзьями. Настя особенно ценила эти сделанные исподтишка фото, но грустила, что у нее самой нет такого человека, который сможет случайно заснять ее искренней и счастливой.
Сквозь узкие улочки ребята вышли к мосту. По словам Саши, на противоположной стороне была небольшая кафешка, где можно вкусно и не слишком дорого поесть. Конечно, им дали с собой ланч, но насытиться им после стольких часов просто невозможно.
Стоило им только сесть, как Ира тут же достала свой сборник по химии. Настя не упустила возможность сфотографировать подругу. Кажется, какие-то вещи никогда не поменяются. Вишневская вечно ходила с какими-то тетрадями и блокнотами: в каких-то рисовала, в каких-то решала задания.
Пока ждали еду, Настя предприняла очередную неудачную попытку посмотреть на свои фотки из Клонмакнойса. Макс ни в какую не хотел показывать их необработанными.
– Ну и ладно! Ну и пожалуйста! – тут же вспыхнула Никольская, надо было все же дать ему свой телефон. – Я теперь точно с тобой разговаривать не буду! Общайся теперь с… с… – Она не хотела, чтобы Макс общался с кем-то, кроме нее самой, но сказанного не воротишь, нужно было срочно выкручиваться. – С Лулой! Да, с ней! Я видела, как вы смеялись перед отъездом.
Тут уже не выдержала даже Ира, которая, рассмеявшись, отложила учебник.
– Зай, пере… гибаешь. – Ира хотела закончить фразу по-другому, но жить хотелось все-таки больше.
– Если ты позабыла, то она долго не могла произнести мою фамилию, и я пошутил, что можно просто Black. Кто ж знал, что ее фамилия на ирландском означает то же самое. Она вроде Даффи.
Будто в подтверждение слов Максима, Настя чихнула – простуда уже начала тянуть к ней свои маленькие, цепкие, липкие лапки. Небольшое переохлаждение могло незаметно пройти для любого, но не для Никольской. Кажется, кто-то завтра не сможет встать с кровати.
О проекте
О подписке