– Что такое? Жар? Галлюцинации? – я нахмурилась и, скрывая усмешку, приложила ладонь к его лбу, предварительно отведя в сторону жесткую русую прядь.
– Еще одно свидание. Когда все утихнет, – потребовал он. – В прошлый раз я разговаривал не со своей женой, а с маской. Ты была слишком напряжена.
– А ты прямо сразу в душу хочешь залезть?
Мать моя женщина, Елена Аркадьевна флиртует. Держите меня семеро! Наверное, в последнее время я перенервничала, но господин огненный маг слишком хорош и благороден, чертяка. Где-то на периферии сознания Пискун раз за разом впадал в экстаз от происходящего, издавая звуки спускающегося воздушного шарика. Теперь я понимала его прежнюю хозяйку, которая все чаще и чаще оставляла тиина дома одного.
– Мне, как истинному исследователю, всегда интересно, что творится в душе и в голове. Издержки профессии… Проклятье!
Как раз тогда, когда мы с нейтом Блайном плотно вошли в роль милых супругов, и когда по закону жанра должно было случиться что-то интересное, он вдруг тряхнул рукой и поглядел на палец с надетым на него крупным перстнем. Снова выругался.
– Вызывают. Тревога, – сообщил Норвин, и мне вдруг стало неуютно.
– Расскажешь, что все-таки творится? Я чувствую, что происходит нечто странное.
– Обязательно. Потом. А пока постарайся снова никуда не вляпаться, проблемная жена-попаданка, – с этими словами Норвин коротко поцеловал меня в уголок рта. Видно, чуть промазал, потому что в этот момент я переступила с ноги на ногу, а потом маг исчез в сиянии сотворенного портала.
– Ну наконец-то! Неужели это произошло! – Пискун развоплотился, как только мы оказались одни, и заметался по гостиной. – И как тебе первый поцелуй? Что почувствовала? Бабочки в животе? Легкость в голове? Иногда я тоже хочу стать человеком и понять, что это такое.
– Несносный болтун! Сейчас это не самое важное. Я не двадцатилетняя девица, чтобы таять от мыслей о поцелуях. Подумаешь!
Черные глазки сердито выпучились.
– Эл, ты повторяешь ошибки прошлой жизни! У тебя появился шанс на счастливую семью, понимаешь? Не проворонь его! Где ты еще такого хорошего мужика найдешь? А ведь он молодой и не страшный – еще плюсик в копилку. Вон как зарделась, меня не обманешь!
Не согласиться с ним было тяжело. Лед начал таять, и процесс уже не остановить. Да и зачем? Этот мужчина смирился с моим попаданством и принял такой, какая я есть. А это уже очень много.
Ночь выдалась тревожной: я переживала за Норвина, за Тая, который остался один в госпитале, за парня, который после гибели Лесси мог натворить дел. Мне бы тихо сидеть в деревушке, вести прием и зарабатывать на жизнь знаниями, полученными в старом мире, так нет же, вляпалась по самые уши. Слишком жалостливая, с гипертрофированным чувством ответственности – так про меня говорили.
Всю прошлую жизнь я куда-то влезала и что-то на себя взваливала, позволяла на себе ездить и никогда не оставалась в стороне. К слову, подставляли меня не впервые. Было такое, что коллеги оперативно линяли после окончания смены, оставляя мне рожениц в тяжелом состоянии, которое можно было предотвратить, если как следует постараться.
К медицинским заботам теперь прибавилась тревога о Норвине. Сейчас я могла ощутить себя в его шкуре, мне категорически не нравилась его скрытность, хоть я и понимала, что подобные дела меня не касаются. Интуиция кричала, что здесь происходит что-то странное и нехорошее, а что именно – выясню.
На следующий день меня отвезли к месту разбирательства. Это был не суд в нашем, земном понимании, а некая подготовка к суду. Я почти не нервничала, просто любопытно было, чем все это закончится, и нашли ли того, кто провел бедной Лесси варварскую операцию, отнявшую ее жизнь.
На воротах стояли хмурые гвардейцы, они еще раз проверили мои документы и пропустили внутрь. Норвина я нигде не видела, и от этого стало тревожно.
– Нейра, вам надо пройти сюда, – человек в темной форме указал на одну из похожих друг на друга дверей. – Как раз сейчас будут вас вызывать.
Он не ошибся: прошла какая-то минутка, и назвали мое имя. Я вошла в просторный кабинет, отделанный светлым деревом. В самом конце на небольшом возвышении сидели несколько мужчин в служебной одежде, среди них уже знакомый менталист, нейт Россейн. Они все казались близнецами – настолько неприметной была внешность. Один потягивал воду из стеклянного стакана, второй что-то увлеченно писал, третий же махнул рукой, показывая, куда надо садиться. Я повернула голову и…
Надо же, какая встреча! По левой стороне восседали мои любимые лекари – нейт Ойзенберг и Калвин, а также несколько незнакомых молодых мужчин. Главы гильдии видно не было.
Справа неслись всхлипывания. У другой стены расположились, должно быть, родители Лесси. Мать, черноволосая женщина с проседью, вытирала глаза платочком. Сразу стало ясно, чью внешность унаследовала девушка. Отец, напротив, всем демонстрировал свое презрение к происходящему и держался сухо, высоко подняв подбородок.
Чуть в стороне сидел юноша, что в ночи вломился ко мне в дом с мертвой Лесси на руках. Его голова была опущена, а руки сковывали магические наручники – тонкие браслеты, горящие серым светом. Вдруг он встрепенулся и поднял взгляд. Я кивнула, выражая свое приветствие и сочувствие одновременно.
Когда, наконец, добралась до стула, оказалось, что сидеть мне придется возле Ойзенберга. О компании приятней я в жизни не мечтала, и он вполне разделял мою радость.
– Вы довольны? – спросила Ойзенберга, не поворачивая головы. – Это ведь вы хотели меня подставить?
– Мне на вас вообще наплевать, как и на вашего мужа, – процедил лекарь сквозь зубы.
– Так уж наплевать? Стойте, а муж-то вам чем не угодил?
Ойзенберг сверкнул злобным взглядом.
– Сами у него и спросите. Слишком много себе позволяете, маги.
Пока мы шепотом переговаривались, нейт Калвин бросал на меня осуждающие взгляды. Интересно, где носит их папочку Лейна?
Тут секретарь попросил тишины, и заседание продолжилось. Со мной говорил уже знакомый менталист, просил, чтобы я еще раз повторила свою версию событий. Пока я рассказывала, парень, которого звали Зан, едва не кинулся на отца Лесси – его сдержали магические наручники. Потом выяснилось, что в ту ночь он сбежал из моего дома, чтобы убить родителей возлюбленной, которые толкнули ее на отчаянный шаг.
Не сумел, его вовремя успели задержать. Иначе не миновать наказания, а так еще вся жизнь впереди. Со временем горе притупится, хоть и не забудется.
Выступали и нейты Ойзенберг с Калвином, которые давили на то, что по закону не обязаны принимать и оказывать помощь таким женщинам. Зан подтверждал, что я не виновата, потому что операция была проведена не мной.
Все сказанное тщательно фиксировал писчий, а под конец гвардейцы провели в зал бабку лет восьмидесяти на вид. Морщинистая, вся в темном, из-под платка свисала седая пакля. Подслеповатые глаза смотрели зло и насмешливо.
– Ведьма, – шепнул нейт Калвин и осенил себя защитным знаком.
Я невольно поежилась. Она была чем-то похожа на черную колдунью из сказок, хоть я и не чувствовала от нее даже слабейших магических потоков.
– Это она убила нашу дочь! – закричала мать Лесси, но бабка бросила:
– Ее погубила глупость. Не отреклись бы от дочери, ничего бы не было. Она сама пришла ко мне и умоляла.
Тяжело и неприятно было присутствовать при всем этом, но надо перетерпеть. Осталось совсем немного, и это сумасшествие закончится. Я вернусь к своему делу, к пациентам и строящемуся госпиталю, к Норвину. Нам о многом надо поговорить.
Старуха даже не отрицала своей вины. Более того, рассказала, как помогала многим деревенским женщинам. А под конец бросила:
– Лицемеры при власти. Мужчины… – и фыркнула презрительно. – Что бы вы понимали в этом, ваше дело сторона. Любите лезть, куда не просят. А я уже старая, свое отжила. Мне все равно, что со мной будет.
Ей и правда было все равно. Это было написано на лице старухи.
Внезапно она повернула голову и впилась взглядом в мое лицо. Как будто хотела что-то сказать, но потом передумала и отвернулась.
В чем-то этот мир навсегда останется для меня чужим и диким. И я понимала, что изменить его не в моих силах, можно лишь немного помочь. Не сдаваться, не опускать руки. Не бояться завистников, сделать так, чтобы они меня боялись. Или обратить в свою веру – асептику, антисептику и профилактику.
Конечно же осталось невыясненным, кто написал на меня анонимку. Либо выяснили, но предпочти тактично умолчать. А что, не только Норвин мог заплатить или пригрозить, лекари были могущественной гильдией, ссориться с которой себе дороже.
Когда все закончилось, с меня сняли дурацкую печать, ограничивающую передвижение, и извинились за причиненные неудобства. Я покинула зал одной из первых, у меня не осталось моральных сил смотреть на этих людей. Хотелось поскорей вдохнуть свежий уличный воздух.
Как оказалось, в тени старой липы меня уже караулили.
– Здравствуй, Йен, – вымученно улыбнулась я и помахала рукой. – Ты что же, не боишься, что наставники увидят тебя в моей компании?
– Я видел, как они ушли. К тому же у меня сегодня свободный день, я могу гулять, где душе угодно, – заявил парень, нервно поправляя воротник. – Нейра, я очень переживал, когда парни рассказали мне эту историю. Но рад, что все хорошо закончилось.
Я молчала несколько секунд, пристально глядя в лицо практиканта.
– Ты ведь не просто так меня здесь поджидал, правда? Что-то случилось?
Парень вздохнул и опустил глаза.
– Нейра Эллен, у меня опять для вас не слишком хорошая новость. Я решил, что вы должны узнать об этом как можно скорее, вам ведь это важно…
– Что-то с Таем? – меня прострелило нехорошее предчувствие.
Йен поднял виноватый взгляд.
– Я не видел, когда нейт Лейн его выписал. Это случилось без меня…
– Выписал? После ампутации? Еще ведь слишком рано!
Ну сволочь! А я ведь успела подумать о нем чуточку лучше.
– Бедняков и бездомных долго не держат, им нечем платить, – пожал плечами Йен. – От них стремятся избавиться как можно раньше, чтобы занять койки другими больными.
Эх, житие мое, час от часу не легче!
– И куда же он отправился? – спросила я, потерев лоб указательным пальцем.
Думай, думай, что делать! Для хорошего заживления ему нужен покой и правильный уход. В противном случае совсем скоро придется проводить повторную ампутацию.
– А этого я не знаю, – Йен беспомощно развел руками.
Черт…
О проекте
О подписке