Выходка с камерой его взбесила, это чувствовалось. Но он все равно вернулся к прежней схеме. Позволял мне разбиться вдребезги и даже сломать его любимый инструмент, чтобы выдержать… какой-то важный для него момент.
– Кай, мне не нравятся твои глаза, – сказала я в какой-то момент.
– Не смотри, – просто сказал он.
– Я не могу. Наверное, тебе лучше знать почему. Откровенно говоря, я вообще не люблю смотреть людям в глаза, возможно, это слабохарактерность…
– Может, ты боишься, что через твои глаза они увидят тебя такой, какая ты есть?
Это не могла быть я – с такой усталой меланхоличностью взирающая с монитора. Девушка со взглядом старухи. А на этом снимке я превращалась в ребенка. А на третьем до боли походила на свою мать. Сколько у меня лиц? Какое из них верное? Или же… они все мои?
Некоторые вещи… появляются только в такие короткие, почти неуловимые моменты. Ты знаешь… это выражение глаз… кроткое и немного потерянное… не вытащишь ни одной камерой, не выманишь ни одним словом. Надо просто ждать, когда оно появится само, и успеть поймать.
Замкнутые в этом пространстве, мы вели какую-то изощренную психологическую игру, где каждый запутанным образом пытался расколоть другого. Так ведутся поиски души
– Я знаю, что ты делаешь в запретной комнате. У тебя там фотолаборатория, – сказала я. – А меня ты не пускаешь, потому что фотография для тебя – тот самый процесс, когда наконец-то проглядывает твое истинное лицо.
Кай повернул голову и с неизменной таинственной ухмылкой ответил:
– Ну вот, а говоришь, что ничего обо мне не знаешь…