– Все в этом мире ищут кого-то особенного.
– И что же искал ты, раз нашел меня? – удивленно приподняла я брови.
– Я ищу только падающие звезды, – отозвался он. – Прежде чем они перегорят и погаснут, я должен успеть их поймать.
Знаешь, девочки часто делают из своей первой любви храм.
– Храм?
– Да, в своей душе. Можно переспать со всем городом, но если ты влюблялся раз, то внутри появляется особое место. Оно свято. К нему возвращаешься только наедине с собой. Иногда забываешь об этом храме. Но
– Наблюдение на расстоянии за его жизнью, буднями, маленькими радостями и печалями оказалось ценнее, чем сближение с реальным человеком. Ведь тогда нам пришлось бы посмотреть друг другу в глаза и мне нечего было бы сказать ему. Мы были слишком разные.
– Запомни, Марина. Нагота не так интересна, как откровенный разговор. Нет ничего интимнее исповеди совершенно одетого человека.
– Странные у тебя вкусы.
– Я фотографирую души, а не тела.
Сколько часов мы говорили? Укладывать сказанные слова в рамки реального времени было бы неверно. Наши разговоры стоили годов, а не дней. Вытирая волосы полотенцем, я поймала себя на мысли, что не разговаривала столько ни с одним человеком. От этого росло и значение Кая в моей жизни, что было противоестественно. Он не заслуживал этого, но с каждым разом оккупировал все большее пространство внутри меня.
Однажды утром, когда он обнимал меня, то ли по привычке, то ли из внутренней, тщательно скрываемой тяги к человеческому теплу, я решила считать Кая просто близким человеком. Близким потому, что это слово не такое специфическое, как любовник или друг, и оно может как включать оба понятия, так и сформировать что-то новое.
Близким, потому что я ему все же доверяла.
Близким, потому что у меня больше, в сущности, никого не было.
Мое отношение к Каю действительно поменялось. Я воспринимала его не как человека, а как сложную структуру, в которую попала, и мне нужно было постичь ее законы