Цитаты из книг автора «Соломон Волков»

Волков: Вот вы сказали, что Достоевский сам мог подумывать о том, как бы ему убить старуху-процентщицу. Для него вопрос о том, как бы добыть денег, разбогатеть, – один из самых важных, просто навязчивый. Одна из постоянных тем Достоевского – как бы вдруг заработать миллион.

Так этот англичанин решил проверить лондонские газеты. И – абсолютно никаких туманов! Федор Михайлович Достоевский тоже был, между прочим, совершенно чудовищный лжец, царство ему небесное. Я помню, как, гуляя по Флоренции, набрел на дом, где он жил. Он оттуда посылал отчаянные письма домой – что вот, дескать, денег нет. А дом этот был напротив Палаццо Питти. То есть через Понте Веккио, напротив Палаццо Питти. Простенько. Волков: Яновский, друг Достоевского, подтверждает, что как раз в те дни, когда Достоевский жаловался на страшную нужду и безденежье, он останавливался в лучших гостиницах, ел в лучших ресторанах и разъезжал на лучших извозчиках. Бродский: Вообще-то автору так и следует вести себя. Тут я автора нисколько не обвиняю. Тут он всегда прав. И он даже не лжец. В тех условиях, в какие автор поставлен обществом, он может себе это позволить. Непонятно еще, почему он не крадет, не убивает. Я, например, считаю, что идея Раскольникова насчет старухи-процентщицы – абсолютно авторская идея. Волков: Достоевский написал «Идиота» за границей, большая часть «Бесов» написана там же. В оценке этих романов данный факт не имел решающего значения. А с определенного времени это начало иметь решающее значение – где сочинение создано. Бродский: Мы знаем, с какого времени. С девятьсот семнадцатого года. В отношении Достоевского тут есть еще одна любопытная деталь. Во многих его романах главные события – это, в конце концов, развязки того, что произошло за границей. Началось, завязалось за границей. Князь Мышкин сходит с ума и лечится… Волков: Все действие «Игрока»… Бродский: Ну о чем речь! Верховенские набираются за границей этих диких идей, приезжают… А Иван Карамазов! В Россию все они возвращаются кончать. Вот Бахтин употребляет термин «карнавализм». Совершенно неправильный термин, я считаю. Скандализм! Это скандал, а не карнавал! Оно гораздо

ействительно, в настоящий момент на Западе живет огромное количество талантливых русских людей. Дело в том, что русские люди – всегда в той или иной степени выходцы из России. Они всегда активно участвовали в культурной жизни Запада. Ну, возьмите, я не знаю кого, – Дягилева, Бакста, Стравинского, кого хотите. С литературой это было несколько иначе, но и с литературой было. Волков: Тургенев последние двадцать лет жизни провел главным образом за границей, умер в Буживале. Бродский: Что Тургенев, а Федор Михайлович Достоевский! А Николай Васильевич, простите, Гоголь! Волков: «Мертвые души» написаны в Риме, о чем… Бродский: О чем всегда забывают. Да? Все! Господи, почти все! За исключением бедного Александра Сергеевича Пушкина, которому… Волков: Которого не выпустили. Ему не дали визы. Бродский: Совершенно точно, не дали визы. А так – практически все, кто хотел, могли уехать на Запад, жить или умирать. Баратынский вон умер в Италии. Волков: Тютчев тоже десятилетиями жил на Западе, сложился там как поэт. Бродский: И ничего, никто не шумел по этому поводу. А Герцен? Ну там, правда, политика была замешана. Замечательный, кстати сказать, стилист Герцен. Только врет очень много. У меня есть один знакомый в Лондоне. Ну, знакомый – это не то слово… Сэр Исайя Берлин. У него студент был, который занялся Герценом и раскопал герценовскую переписку – я уж не помню с кем. Как раз самый момент приезда Герцена в Англию. И вот он пишет в Россию – туманы, то-се, пятое-десятое. И в каждом письме: туманы, туманы, туманы.

Бродский: Но пьесы у него замечательные. Конечно, лучший испанский поэт – Антонио Мачадо, а не Лорка. К сожалению, Мачадо в Нью-Йорке не побывал. Ужасно обидно.

дважды в ту же самую реку вступить невозможно, даже если эта река – Нева.

в Петербурге все воспитывает человека – и проспекты, и здания, и даже просто камни. И вода тоже. То есть ты просто ходишь по городу и получаешь литературное образование. Потому что в общении с петербургскими камнями ты сразу попадаешь в какой-то литературный контекст. И таким образом становишься петербуржцем, даже если ты приехал туда из другого места.

У Ахматовой есть на этот счет высказывание, которое я очень люблю. Она говорила примерно так: «Отсутствие – лучшее лекарство от забвения; а лучший способ забыть навек – это видеть ежедневно»

Ахматовой есть на этот счет высказывание, которое я очень люблю. Она говорила примерно так: «Отсутствие – лучшее лекарство от забвения; а лучший спо

Шмакова, из которых он успел осуществить три. Первой вышла автобиография Натальи Макаровой, которую Шмаков фактически написал, хотя в этом издании он значился только лишь как редактор. Затем последовала биография Барышникова – на мой взгляд, чрезвычайно достойное произведение, чьи достоинства оказались до известной степени причиной финансового неуспеха этой биографии. Ибо в ней не было никаких сплетен, не перебиралось грязное белье звезды и так далее. И наконец, великолепно изданный том под названием «The Great Russian dancers».

цикл Ахматовой «Шиповник цветет»