Глава 6. Учение об Аде и Рае

Дети-Скорпионы в свободное время предпочитают занятия, которые стимулируют их интеллект или позволяют погружаться в мир фантазий и тайн. Они увлекаются чтением детективных историй, разгадыванием головоломок или участвуют в ролевых играх, где часто проявляют харизму и лидерские качества. А еще Скорпионы любят природу и могут наслаждаться временем, проведенным на свежем воздухе, исследуя окружающий мир.

Следующее утро прикатилось к Даниэле и Наоми пирогом с золотящейся солнечными лучами корочкой. Пахло домашним уютом, корицей, яблоками. И вот девочки уже бежали на кухню на ароматы, несмотря на окрики Грации. Франческа, ловко действуя на опережение, угостила их пирогом, пока вторая монахиня отчитывала кого-то у церкви. Стряпня таяла во рту, вызывая у девочек восторг. Даниэла со скоростью света съела кусок, а Наоми, хитро улыбнувшись, спрятала свой в фартук.

После утренних молитв в холле Наоми подошла к Диего и Линде, предложила:

– У нас есть очень вкусный яблочный пирог. Прямо как ты любишь, Диего. Я готова тебе его продать.

– И что ты хочешь взамен? – Диего сунул руки в карманы драных коричневых брюк и наклонил голову вбок.

– Четыре шоколадных конфеты.

– Это слишком дорого. Твой кусок пирога не может стоить четыре конфеты. Ищи дураков! —фыркнула Линда, худая и такая же коварная, как и брат, а иногда и хуже.

Диего сжал зубы. Ему стоило немалых усилий собрать этот трофей с начинкой из тягучей помадки в пестрой, шуршащей обертке, которые он так любил. Для этого он придумывал тайные места, где можно было спрятать что-то ценное от глаз Грации: еду или одежду, которые приносили гости приюта. Иногда это были даже сигареты. Шоколад в приюте Грация разрешала давать только по воскресеньям на обед, и эти четыре конфеты имели способность подслащивать ему остальные дни недели. Теперь Наоми предлагала махом обменять их на кусок пирога. «Но как же он вкусно пахнет!» – Диего сглотнул слюну, снова посмотрел на любимые конфеты.

– Послушай, на яблочный пирог большой спрос. Поэтому пользуйся случаем, пока он не ушел кому-то другому, – пришла на подмогу подружке Даниэла, чем еще больше раздразнила его.

Диего побежал за конфетами в спальное крыло. Вскоре торопливо вернулся, шурша пакетом. Наоми дала знак Даниэле бежать, а сама отдала ему пирог, в сахарную пудру которого добавила истолченные в порошок таблетки слабительного. Диего, не подозревая о подвохе, тут же затолкал кусок в рот, чавкая. Наоми же давилась от смеха, торопливо уводя Даниэлу от греха подальше, но та вдруг остановилась: хотела убедиться, что их план сработал:

– Ты ешь, ешь. Вкусный пирог! А нам еще таблицу умножения зубрить, потом Франческе помочь. Ну, мы пошли.

Через пару часов группа из нескольких ребят с воинственным видом шла на девочек, которые старались починить куклу Марию, разодранную Диего.

– Ловите их! – завопила Линда. – Не дайте им убежать! Они отравили моего брата!

– Вы попадете в Ад! – голосил похожий на ржавый ключ, хилый Мирко с рыжей гривой. – Диего вот-вот умрет. Он уже час сидит на унитазе и стонет!

Подружки бросили свою единственную игрушку и рванули в сторону открытой в сад двери. Даниэла едва поспевала за Наоми.

– Спрячься в тайник! Меня они не догонят! – крикнула она.

И Даниэла юркнула в дупло старого тутовника под густой листвой и зарослями шалфея. Ходили слухи, что там повесилась одна из работниц. Дети приближаться к этому месту боялись, потому что Наоми рассказывала, будто там поселился призрак.

Наоми же тем временем быстрее всех добежала до огромного яблоневого дерева, и притаилась.

– Поймайте меня, если сможете!

Преданный пес Бруно скалился, яростно рычал на бегущих детей, не подпуская к Наоми, которая обезьянкой забралась на самый верх. Когда преследователи взялись трясти яблоню, девочка крепче ухватилась за ствол. Засмеялась.

– Спускайся! – кричали разъяренные дети. – Не то хуже будет!

– Нет, спасибо. Мне и здесь хорошо.

Линда толкнула Мирко, чтобы он помог ей забраться на дерево. Но каждый из мальчиков был слишком хилым, и сразу падал на пожухлую траву. Линда побежала ябедничать, и вскоре за ней уже торопливо шла сестра Несчастье. Приютские тут же постарались исчезнуть из поля зрения монахини, чтобы не попасться ей под руку.

Наоми наблюдала с дерева за возней на земле и хихикала. Но, увидев злобную гримасу монахини, засомневалась: «А если я на самом деле отравила Диего? Он умирает? Что меня ждет? Но он убил куклу Марию. Заставил плакать Даниэлу. Разбил мне нос до крови. Разве справедливо обижать маленьких? А потом я хотела всего лишь пошутить». Сестра Несчастье уже ждала ее под деревом. Подняла с земли палку с металлическим крючком, которым обычно собирала в саду хурму и яблоки, зацепилась им за юбку Наоми, потянула вниз.

Девочка испуганно вскрикнула и рухнула с дерева, ободрав коленки и локти. Кожу защипало, из ранок засочилась кровь. Поднимаясь, Наоми ответила монахине дерзкой улыбкой.

– Ты снова служишь дьяволу? – Она сверлила девочку холодным как лезвие взглядом.

– Как же вы меня напугали! – Наоми отряхнула руки и платье.

– Я не удивлена. Ты воровка. Обманула ребят. Теперь дразнишь их. Диего мучается из-за спазмов в животе. Знаешь, что все это грех?

– Нет, это не грех, – возразила Наоми и игриво продолжила: – Это шутка. Сестра Франческа говорит, что у Бога хорошее чувство юмора.

Лицо Грации стало покрываться пунцовыми пятнами, а маленькие глазки смотрели так, словно собирались пригвоздить девочку к стволу того самого дерева, с которого она только что упала: – Ты оскорбляешь нашего Господа своим поведением. Гневишь дьявольскими проделками.

– Нет, я развлекаю его.

– Развлекаешь? – Маленькие глазки сестры выпучились. – Как ты можешь так думать? Бог не нуждается в том, чтобы ты его развлекала. Он ждет от тебя почитания и послушания. Obedientia melior est quam sacrificia³. Ты ведь не хочешь, чтобы твоя жизнь наполнилась испытаниями?

– Нет, я ужасно не хочу быть послушной. Послушные не могут оставаться свободными. – Наоми осторожно коснулась свежих ран на коленях.

– Не трогай их! Свобода не приведет тебя к спасению. – Монахиня погрозила толстым пальцем, похожим на колбаску, отчего Наоми снова захихикала. – Ты должна следовать правилам приюта и церкви, если хочешь находиться под сенью нашего Господа.

– Но я и так счастлива. Я люблю подружку Даниэлу и монахиню Франческу, еще песика Бруно. А вас не люблю. Нисколечко! – Наоми сжала дешевую ткань серого платья под фартуком, готовая бежать. К ней подошел Бруно, требуя ласки. Она нагнулась, потрепала его за ухом.

– Бог видит все наши поступки и мысли. Он будет судить тебя по ним, – экзальтированно произнесла Грация, как это делала во время церковной службы.

Из кустов вышла Даниэла и встала рядом с подружкой.

– А как он будет судить?

– Взвешивать добрые и злые дела на весах правосудия. Если злые перевесят, вы попадете в Ад, вечно страдая в муках и позоре.

Даниэла задумчиво пососала палец.

– А что будет в Раю?

–Только послушание поможет вам. Там свет, много света. – Сестра Грация благоговейно прикрыла глаза. – Но не для вас двоих.

– Это почему же? – захныкала Даниэла.

– Вы не следуете моим советам, стать хорошими католичками. – Монахиня поджала губы и скрестила руки на животе. – Я слишком хорошо знаю, как заканчивают такие, как вы.

Но Наоми уже не слушала ее, играла с псом и смеялась, получая его искренние поцелуи.

Даниэла замолчала, будто о чем-то задумалась, растерянно взглянула на Грацию.

– А вы куда хотите попасть, сестра? В Рай или в Ад?

Монахиня даже не раздумывала.

– В Рай, конечно. Поэтому я иду на эту жертву. – Задрав подол фартука, она расстегнула несколько пуговиц сорочки на талии.

Наоми оторвалась от Бруно, с интересом рассматривая ее. Пояс с шипами впился до крови в тучную плоть Грации. Даниэла часто заморгала и перевела взгляд на Наоми, как бы ища поддержки.

– Зачем вы так себя мучаете? – Наоми открыла рот, потянулась, чтобы дотронуться до кожи с шипами, но Грация тут же опустила фартук и застегнула сорочку:

– Чтобы спасти душу.

– Даже сестра Франческа ничего не знает? – удивилась Наоми.

– Не твое дело. И не смей ей об этом говорить! – пригрозила пальцем-колбаской Несчастье. – Хотите быть моими ученицами, чтобы попасть туда?

Наоми покачала головой:

– Нет, в ваш Рай я не хочу!

Глава 7. Сахриста

Маленькие Скорпионы обладают неукротимым духом и независимостью, что делает моменты наказания сущим испытанием. Они воспринимают его не как заслуженное последствие, а как вызов своей воле. Если Скорпионы ощущают, что кто-то нарушает их личные границы, то могут в ответ проявить упрямство. Они готовы принять наказание, только если понимают его причины и видят в нем справедливость.

Когда Франческа за завтраком объявляла о своих делах в Малефеммине, это предвещало лишь одно – конец счастливой безмятежной жизни для Наоми и Даниэлы. В ее отсутствие за главную оставалась Грация, которая устанавливала строгий режим. Под него попадал даже приютский каноник⁴ Розарио. Девочки сначала приняли его за лешего: маленького роста, с короткими ручонками, седой и волосатый. Он им казался ужасно старым, хотя ему не было и пятидесяти. В обычные дни Розарио появлялся на службе с опозданием, поскольку жил один где-то в лесу.

Грация, несмотря на более низкий статус, игнорировала субординацию и строго требовала от него приходить за пятнадцать минут до начала службы. Жаловаться Франческе никто не решался, так как Грация могла отыграться сполна в ее отсутствие.

Из-за этого сурового, даже жестокого обращения в приюте не задерживался и специализированный персонал. Педагоги, социальные работники, медсестры менялись, как неверные буквы в кроссворде. Только Марина, выполняющая роль то учительницы, то нянечки, да уборщица Пия удерживались в седле, словно опытные наездницы. Детей редко вывозили на экскурсии, и их существование в приюте больше напоминало тюремное заключение.

Особенно тяжело отсутствие Франчески сказывалось на девичьем корпусе. Правый, мальчишеский, спал еще глубоким сном, а Грация поднимала девочек, как только стрелки часов показывали пять утра и приговаривала: «Истинная католичка обязана наводить порядок в доме, пока не проснулся муж. Заправить постель, умыться, причесаться и молиться, молиться, молиться!»

Именно «молиться» напоминало зверский ритуал, ибо в каменной часовне, с ее высокими сводами и тонкими витражами, по утрам стоял лютый холод. Стены, кое-где покрытые мхом, походили на мрачную башню, до которой вряд ли когда-нибудь доберется сказочный принц-спаситель. Наоми получала свою зажженную свечу и, отвлекаясь от молитвы, поочередно держала ладони над пламенем. Сбоку к ней тесно прижималась Даниэла, пытаясь согреться. С первыми аккордами органа, льющимися из магнитофона, девочки склоняли головы в молитвенной позе, ожидая шаркающего к алтарю Розарио. Длилось это довольно долго, потому что каноник был настолько болезненным, что еле переставлял ноги.

Наконец Грация взмахнула рукой, делая знак садиться, но это не означало, что ад закончился. Нет. Он только начинался. Монахиня расхаживала вдоль рядов, с длинной указкой в руках, подпевая низким голосом, выкрикивала слова как только отыскивала очередную жертву среди нерадиво молящихся. Звон цепей кадила, тяжелый запах ладана заполняли пространство, и вот уже указка Грации приземлялась на спину очередной непокорной.

Сегодня влетело Монике, подружке Линды. Она пела в неполную силу еще и забывала склонить голову после фразы «Услышь нас, Господи!»

Единственным приятным моментом мессы было теплое рукопожатие с пожеланием мира. В этот момент Наоми и Даниэла на мгновение забывали о своих разногласиях с Линдой, и их руки встречались в дружеском жесте, который растапливал лед в самых озлобленных сердцах.

«Ура!» – едва не закричала Наоми перед моментом причастия. Она уже предвкушала, как насладится горячим какао с ароматным печеньем. Но радость была преждевременной. Слова «едим тело и пьем кровь Христа» еще звучали в воздухе, а маленькая Эмма, новенькая в приюте, внезапно осела на пол, потеряв сознание. Некоторые из девочек поспешили ей на помощь, но Грация так строго на них посмотрела, что они вернулись на свои места. Тогда в проходе тут же появилась Марина, заплаканная, крепкая, с полными сострадания глазами. Она бережно взяла на руки Эмму и понесла в левое спальное крыло.

Лицо Даниэлы побледнело, как первый снег, который дети не любили, ибо от него становилось только холоднее.

Наконец каноник взял у Грации поднос с вином и просфорами. Девочки выстроились в очередь. Наоми не могла отвести взгляд от Розарио, и ей пришлось приложить все усилия, чтобы не засмеяться. Каноник, подавая причастие, шевелил губами, произнося «Тело Христа, кровь Христа⁵», да так неуклюже, что его слова превращались в невнятное «сахриста». Наоми едва сдерживала смех, прикрывая ладонью рот.

– Сахриста! – громко шептала она на ухо Даниэле, захлебываясь слюной. – Леший по имени Сахриста! Вот умора!

Очередь на причастие оживилась. Даниэла принялась дурачиться, а за ней – и другие дети. Все это не могло пройти незамеченным от сурового взгляда сестры Грации. Ее глаза налились кровью. Она приблизилась к Наоми, схватила за воротник платья так, что он впился в тощее горло. Не дожидаясь окончания причастия, потащила девочку в сторону бани, откуда вскоре доносились звуки хлеста и свиста.

Даниэла вышла в коридор, села на корточки, чтобы видеть дверь. Обхватила голову руками, закрыла уши ладонями. Сокрушенно молилась, молилась. Молилась. Отчаивалась, почему в отсутствие Франчески Бог не защищает своих сирот? Ведь он не должен позволять обижать маленьких! «Почему ты молчишь, а?»

И тогда она подумала, что, возможно, Грация не любила Наоми из-за дьявольской отметины на шее, которую Франческа называла родимым пятном, волья⁶