Если теоретических исследований в области фирменного права немного, две последние монографии по фирменному праву датированы 1914 и 1915 гг., то споры по вопросам, связанным с фирменными наименованиями, в судах рассматриваются часто. В процессе проведения исследования, результаты которого представлены в настоящей монографии, было обнаружено несколько тысяч судебных актов, часть из которых проанализирована в работе.

В предлагаемой вашему вниманию работе фирменное наименование исследуется с позиций инструментальной методики исследования, о сущности, эвристическом потенциале и алгоритме ведения которой мы писали неоднократно в прежних своих работах^[4]. В самом общем виде инструментализм предполагает рассмотрение явления с трех ракурсов – с позиций юридической догматики – как определенных законодательных норм; с позиций юридической социологии – через призму оценки тех социальных связей, в которых соответствующие нормы используются (развития сотрудничества и конфликта в них), а также с позиций юридической аксиологии – путем выявления, с одной стороны, тех задач, которые решаются законодателем с помощью данных правовых норм, и, с другой стороны – тех правовых целей, которых пытаются достичь субъекты правореализационной деятельности, внедряя изучаемое правовое средство в свою деятельность. Полученные научные знания интегрируются в единое научное знание, основной характеристикой которого является оценка пользы правового средства для государства и субъектов права. При разработке инструментального подхода для частноправовой науки за основу были взяты концепции Дж. Дьюи, Р. Рорти; использована категория «правового средства», предложенная и нашедшая развитие в трудах Б. И. Пугинского.

До сего момента инструментальная методика разрабатывалась исключительно в сфере относительных правоотношений – были детально исследованы обязательства и их исполнение, отдельные относительные правовые связи, возникающие в семье (отношения супругов, отношения по поводу рождения детей), корпоративные отношения (по поводу формирования уставного капитала, прекращения участия в корпорации и пр.), однако никакие абсолютные правоотношения с позиций инструментального подхода ранее не исследовались. Эвристические возможности инструментального подхода в полной мере проявляются лишь тогда, когда в предмет исследования попадает групповая деятельность. Именно в социальных группах в полной мере проявляются диалектически связанные силы сотрудничества и конфликта. Объединенным в группы субъектам приходится так или иначе согласовывать их правовые цели, избирать на собственный риск правовой инструментарий, внедрять его в правовую деятельность, тем самым корректируя групповое взаимодействие.

Представлялось, что динамика социальной связи, изученная и описанная очень подробно для относительных правоотношений, в области абсолютных прав работать не будет – там нет той напряженности отношений между субъектами, где бы могли развиваться силы сотрудничества и конфликта. Очевидно, что основная специфическая черта абсолютных правоотношений, состоящая в распространенности обязанных субъектов приводит к тому, что в регулятивном абсолютном правоотношении не формируется группа лиц. Обладатель абсолютного права реализует его собственными действиями. В связи с этим в регулятивных абсолютных правоотношениях никакие выявленные закономерности развития социальной связи не могут быть обнаружены. В связи с этим инструментальный подход дает полезный научный результат только при исследовании относительных правоотношений.

Пока мне не довелось увидеть примеры обратного, на которых можно было бы усомниться в достоверности сделанного общего вывода. Однако же отношения, связанные с использование фирменных наименований не так просты. Если не подходить к ним однолинейно и не пытаться свести к институту права интеллектуальной собственности, а все права, возникающие на фирму и из фирмы – к исключительному абсолютному праву, что совершенно не соответствует сущности этого явления, то обнаруживается, что по поводу фирмы возникает множество относительных правоотношений, которые никогда не исследовались не то что с помощью инструментальной методики, но и с помощью «традиционной» догматической методики. Вместе с тем в динамике относительных правоотношений по поводу фирменного наименования обнаруживаются закономерности, выявленные и описанные мною применительно к любым относительным правоотношениям складывающимся в области дозволительного регулирования. Для подтверждения или опровержения своей гипотезы я проанализировала данные в Едином государственном реестре юридических лиц о фирменных наименованиях зарегистрированных коммерческих организаций, отказы в регистрации коммерческих организаций и изменений в учредительные документы, связанные с переменой фирменного наименования, и результаты их судебного оспаривания, а также довольно значительную судебную практику по спорам, связанным с использованием тождественных и сходных до степени смешения фирменных наименований. Результаты исследований я и представляю в настоящей монографии. Очевидно, что вся разработанная система приемов научного познания, названная «инструментализмом», в абсолютных правоотношениях применению не подлежит. В связи с этим абсолютные правоотношения по поводу фирмы в работе исследуются без оценки динамики правовой связи, однако с сопоставлением цели субъектов, задач государства и оценкой пользы, т. е. с некоторыми элементами инструментализма. Применение методов познания должно быть обусловлено его предметом и целями, универсальных методик быть не должно, однако с помощью инструментализма даже применительно к абсолютному правоотношению можно оценивать те или иные законодательные решения на предмет их адекватности регулируемым отношениям и возможности добиваться с помощью их внедрения решения задач, стоящих перед государством. Основным постулатом для применения инструментализма является тезис о том, что задачи государства могут быть решены только в процессе правореализационной деятельности субъектов права, состоящей в избрании и внедрении правовых средств субъектами права для решения стоящих перед ними частных задач. В связи с этим правовое регулирование, не учитывающее потребностей субъектов права, тех, чье поведение нормируется правом, не может оказывать воздействия на них. А таким образом, непривлекательное для субъектов права не востребуется ими, установленные законом правовые средства не внедряются, а значит, задачи государства остаются нерешенными.

Применение инструментальной методологии к исследованию фирменных отношений позволило показать влияние фирменного наименования на обеспечение договорной дисциплины, качество товаров, работ и услуг, создание устойчивого прозрачного товарооборота, информированность субъектов о своих контрагентах.

Избранная мной методика исследования существенным образом сказалась на его структуре. Понятно, что не обошлось без обязательного для инструментального подхода догматического исследования, результаты которого представлены в настоящей работе в необходимом объеме. Вместе с тем при всей крайне слабой разработанности проблематики фирменных наименований как раз догматическая часть описана в литературе довольно подробно, благо институт фирменных наименований не особо обширен и включает в себя лишь незначительное число норм Гражданского кодекса Российской Федерации (далее – Гражданский кодекс РФ, ГК РФ) и несколько статей специальных законов. Однако же ни социологическая, ни аксиологическая части фирменного права вообще не были разработаны до настоящего времени. Именно поэтому в структуре предлагаемой Вашему вниманию монографии, пожалуй, наиболее значительное внимание уделено проблеме функций фирменного наименования, этот вопрос даже выделен в особую главу. Кроме того, отдельные параграфы завершаются оценкой правовых целей субъектов права и государства и их сопоставлением, а также основной для инструментального исследования оценкой пользы тех или иных правовых средств для достижения этих целей. Для инструментального исследования именно вопросы о том, какие задачи решаются посредством фирменного наименования и с помощью каких именно правовых средств, являются ключевыми. Это же обстоятельство обусловило то пристальное внимание, которое уделено включению в фирму отдельных словесных обозначений, также исследуются те правоотношения, в рамках которых то или иное обозначение включается в фирму. Анализируются решаемые при этом задачи, дается оценка с точки зрения выполнения функций государства и делается вывод о социально-экономической пользе того или иного обозначения. Такой ракурс исследования фирм никогда не встречался в научных работах, посвященных изучению фирм.

Второй особенностью предлагаемой монографии является практически полное отсутствие предложений по совершенствованию позитивного права, вместе с тем много внимания уделено совершенствованию других регуляторов. При оценке положений действующего законодательства делается заключение о том, чьи интересы удовлетворяются в том или ином случае и является ли такой вариант регулирования единственно возможным. Формулировки статей и пунктов «совершенного» законодательства в работе отсутствуют. Представляется, что задача юриста – уметь работать с существующим правом, использовать предлагаемые правом возможности для решения собственных задач.

Таким образом, в работе проведен анализ текущего законодательства о фирменном наименовании, исследованы задачи, которые могут быть решены с его помощью, а также показаны правовые средства решения стоящих перед субъектом задач как в случаях, когда соответствующие правовые возможности правом предоставлены непосредственно, так и в тех случаях, когда непосредственное регулирование соответствующих отношений отсутствует, а сила потребности субъектов такова, что они нуждаются в подыскании и использовании адекватных их правовым целям правовых средств. Именно поэтому в работе описываются договоры, связанные с фирменными наименованиями. При прямо закрепленной неотчуждаемости фирменных наименований потребность в обороте ценности, связанной с фирмой, такова, что подыскание подходящих правовых возможностей для включения фирменного наименования в оборот неизменно оказывается задачей юриста.

При исследовании фирменных наименований передо мной стоял вопрос о необходимости изучения зарубежного законодательства и практики. Само по себе сравнительное правоведение как метод юридического исследования у меня вызывает большие сомнения. Дело в том, что право – социокультурный феномен, оно включено в общую культуру определенной нации, обусловлено историей становления того или иного государства. Помимо писаной части права, находящей отражение в законодательстве и являющейся «вершиной айсберга», которая только лишь и может становиться объектом сравнительно-правовых исследований, право содержит огромную неписаную часть, которую нельзя упрощенно понимать как несколько обычаев моряков из порта об очередности погрузки судов. В неписаную часть права включены не только значительное число торговых обычаев, но и правовая культура, правосознание, правопонимание, на которые накладывают отпечаток также и особенности формирования языка, стиля мышления, свойственных каждой нации. У каждого исследователя есть свое восприятие права, сложившееся в ходе его собственного воспитания, образования и социализации и которое он изменить не в состоянии. В связи с этим российский юрист читает зарубежный законодательный акт исходя из своего представления о российском праве и видит в этих текстах отражение российского права. Также и иностранный юрист читает Гражданский кодекс РФ. Это ставит вопрос о приемлемости и пределах использования сравнительно-правовых исследований в отечественной юридической науке. Возможность (допустимость) и, главное, продуктивность таких исследований специальному научному исследованию не подвергались, вместе с тем скепсис по поводу их пользы высказывается повсеместно даже теми учеными, которые эти методы практикуют, со ссылками на существенное значение социокультурного контекста, частью которого является право. Так, представляется совершенно справедливой оценка, высказанная в отношении сравнительно-правового метода Е. А. Сухановым, который отметил, что «каждая гражданско-правовая система, в том числе российская, имеет свое национальное содержание, обусловленное особенностями социально-экономического и культурно-исторического развития соответствующей страны»^[5]. Действительно, разница социокультурных условий действия национальных правовых систем, различия в обыденном правосознании (именно обыденное правосознание для сферы частного права имеет основополагающее значение в связи с максимально широким участием населения в правореализационной деятельности), правовой культуре, идеологии, исторических способах регуляции тех или иных сфер делают практически невозможной унификацию и даже гармонизацию различных правопорядков. Как бы негативно не оценивался социалистический период отечественного права и правовой науки, его уже невозможно исключить ни из права, ни из частноправовой науки. Исследование текстов Гражданского кодекса РСФСР 1964 г. и ГК РФ 1994 г. позволяет обнаружить значительно больше сходства, чем сравнение отечественного Гражданского кодекса и Германского гражданского уложения или Кодекса Наполеона. Еще больше различий между ГК РФ и зарубежными торговыми кодексами. В литературе справедливо отмечают, что если сравнительно-правовой метод и мог бы использоваться, то только если речь идет о близких или сходных правопорядках^[6]. Близким к современному отечественному правопорядку является советский. Вряд ли институты какой-либо зарубежной правовой системы могут с пользой внедряться в отечественное законодательство.

Эти сомнения приводят к осторожности в применении и прикладном значении сравнительно-правового метода. Вполне возможно он имел большее значение до социалистического периода права – в конце XIX – начале XX в., когда отечественное гражданское право в целом было ближе к европейскому (германскому). В настоящее время в связи с уже произошедшим значительным разрывом в развитии как права, так и науки о нем, как видится, он является малоактуальным.

«Языковой барьер», о котором принято говорить применительно к сравнительно-правовому методу, проявляется не так буквально, как это можно было бы ожидать. Современная система отечественного юридического образования позволяет подавляющему большинству ученых сравнительно неплохо понимать иностранные языки вкупе с имеющимися техническими возможностями перевода. Понимаемый в буквальном смысле языковой барьер не стоит между учеными различных государств. Вместе с тем в своем глубинном смысле языковой барьер действительно существует, и безнадежно разделяет национальные юридические науки. Барьер этот состоит в разнице образов, стоящих за отдельными юридическими понятиями, конструкциями. Не каждый образ в принципе имеет слово, соответствующее ему в каждом из языков. Видный бельгийский современный правовед М. Ван Хук отмечает, что языки не могут быть искусственно гармонизированы, это верно и для юридического языка^[7]. В работе приводится дискуссия о том, что индивидуализирует фирма – предприятие или коммерсанта, корни которой лежат, как будет показано, исключительно в области словоупотребления. Даже в отечественной науке, представители которой, казалось бы, не разделены «языковым барьером», терминологическая путаница препятствует продуктивному диалогу, что же ждать от дискуссии с иностранными учеными или от попытки понять концентрированный результат десятилетий работы ученых, воплощенный в кодифицированном нормативном правовом акте…

С этой проблемой часто сталкиваются отечественные юристы при попытках дать или получить заключение об иностранном праве – каждый используемый термин нуждается в многочисленных пояснениях.

В связи с этим в юридическом исследовании иностранный закон – не более чем зеркало, в котором российский юрист может увидеть только российское право. Исходя именно из такого представления в настоящей работе представлено исследование текстов зарубежных нормативных правовых актов. В работе не делается попыток осмыслить зарубежное фирменное законодательство. Более уместно вставки примеров из зарубежного законодательства представить как «встречный текст» – ассоциации, вызываемые словами из зарубежных источников через призму авторского правосознания, сформированного на основе отечественного права. Отражаясь от зарубежных текстов представление об исследуемом феномене фирменного наименования приобретает новые краски. Для таких целей мной были использованы Акт о Компаниях 2006 г., Закон Саудовской Аравии «О фирменных наименованиях», Торговый кодекс Португалии, Швейцарский обязательственный закон, Германское торговое уложение, Административный кодекс штата Калифорнии. Отбирая источники зарубежного права, я пыталась использовать акты различных правовых систем. Еще раз подчеркну, что зарубежные источники исследуются исключительно для лучшего понимания отечественного фирменного права, но не с целью выявить дефекты и противоречия зарубежного законодательства.