Замечу, что верно и обратное. Наука гражданского права, при исследовании отдельных «гражданско-правовых явлений во всех их многообразии», изучает соответствующие нормы законодательства, которое не принято относить к гражданскому (Трудовой кодекс РФ – для определения термина «работник», действия которого рассматриваются как действия должника при исполнении обязательства и за которые отвечает должник (ст. 402 ГК РФ), Семейный кодекс РФ – для определения состояния в браке, происхождения детей от родителей для определения круга наследников, кредиторов в обязательствах из причинения вреда здоровью, лиц, имеющих право охранять частную жизнь гражданина после смерти, давать согласие на использование изображения гражданина и пр. (ст. 152¹, 152², 1088, 1141–1145 и др. ГК РФ)). Строго говоря, различия состава законодательства, исследуемого науками корпоративного, коммерческого (торгового) и гражданского права достаточно относительны. Что же получается? Наука гражданского права не изучает гражданское законодательство как определенным образом упорядоченный законодательный массив в его целостности. Помимо отдельных статей гражданского законодательства наука гражданского права изучает нормы, которые полагает гражданско-правовыми, содержащиеся в нормативных правовых актах, не относящихся к гражданскому законодательству, а также в иных формально-юридических источниках. В таком положении дел остается много неясностей.

Возникает резонное сомнение в оправданности построения научных отраслей вслед за кодифицированными актами (отраслями законодательства) или отраслями права (достаточно аморфными по своему содержанию образованиями, научно обоснованных критериев выделения которых до настоящего времени не сформулировано^[63], что приводит к хаотичному объявлению в качестве отраслей права самых разных групп правовых норм).

Для того чтобы обосновать конструирование научных направлений вслед за отраслями права или отраслями законодательства, следует доказать, что а) одна отрасль законодательства (или отрасль права) является основой для одной (и только одной) отраслевой юридической науки; б) одна отрасль юридической науки исследует одну (и только одну) отрасль права или отрасль законодательства; в) существуют объективные возможности выявления определенных закономерностей построения понятийного аппарата, не свойственного другим отраслям права или отраслям законодательства именно для отраслевой юридической науки.

Можно ли, честно оценивая научные знания, аккумулированные в отраслевых юридических науках (в частности, в науке гражданского права), обнаружить указанные обстоятельства? Думается, что нет. О понимании этого обстоятельства учеными, глубоко сведущими в предмете, свидетельствуют высказывания в отношении науки гражданского права – оговорки о несводимости ее к соответствующим отраслям гражданского права и законодательства, а также о наличии между ними некой хотя и не названной, но присутствующей связи, проходящей «известным образом».

Как видится, построение научных отраслей на основании законодательных массивов является неэффективным. На основе отрасли законодательства или одной отрасли права не может быть построена одна (и только одна) отраслевая юридическая наука. Нет единства правовых явлений, объединяемых в науку гражданского права, построенную по отраслевому признаку. У этой науки нет монополии на исследование гражданского законодательства. Получение достоверных научных результатов требует от исследователя не замыкаться на определенном круге источников правового регулирования. Отраслевая наука не может в своем развитии и определении предмета следовать за волей законодателя – все это не обеспечивает научной достоверности получаемых результатов.

Возьмем типичный пример: Федеральный закон от 28 декабря 2009 г. № 381-ФЗ «Об основах государственного регулирования торговой деятельности», исходя из его заглавия, должен бы служить основой для формирования науки торгового права, но это совершенно неверное предположение. Попытка построения науки вокруг только лишь исследования этого Закона с неизбежностью провалилась бы. Закон урегулировал как частные, так и публичные отношения, содержит массу бланкетных норм, для уяснения которых требуется обращение к иному законодательству, например, нормам ГК РФ о поставке, розничной купле-продаже, аренде, комиссии и пр., нормам федеральных законов от 13 марта 2006 г. № 38-ФЗ «О рекламе», от 26 июля 2006 г. № 135-ФЗ «О защите конкуренции» и др. То же можно обнаружить при попытке построить отрасль юридической науки, скажем, железнодорожного права. Норм Устава железнодорожного транспорта РФ явно окажется недостаточно для построения научной картины мира в части регулирования отношений, связанных с перевозкой железнодорожным транспортом.

Как видится, правы представители науки предпринимательского права, отмечающие комплексный характер регулирования различных отношений и невозможности вычленения «чистых» отраслей права, регулирующих некие общественные отношения одним единственным методом. Такие чистые отрасли представляют собой умозрительные абстракции.

Отсюда со всей очевидностью следует вывод, что на основе отрасли законодательства, имеющей комплексный характер, не может быть построена одна (и только одна) отраслевая юридическая наука и вообще отсутствует непосредственная связь между законодательными массивами и структурой юридической науки.

Представляется, что в системе юридических наук нецелесообразно выделение отраслевых юридических наук, выстраиваемых вслед за одноименными кодифицированными актами. Основанием выделения научных направлений должны являться обнаруженное сходство изучаемых правовых явлений. Такое сходство позволяет построить гипотезу о наличии закономерностей их развития, которые и образуют «ядро» соответствующей научной отрасли. В этом смысле имеет право на существование цивилистическая наука – как система научных знаний о дозволительном правовом регулировании отношений субъектов, находящихся в состоянии формального равенства, автономии воли и имущественной самостоятельности, но не наука гражданского права, предметная область которой не обладает достаточным единством и своеобразием для совместного исследования.

В отличие от науки гражданского права, связанной с исследованием гражданского законодательства, нередко сформированного случайным образом, цивилистическая наука может отбирать предмет своего познания на научной основе, исходя из общности свойств правовых явлений, без страха оставить за пределами внимания некие положения законодательства, вообще без связи со структурой и содержанием кодифицированного нормативного правового акта, а также не следуя за учебными планами и иными случайными обстоятельствами. В таком случае научный результат может оказаться более содержательным и полезным.

Такая цивилистическая наука при этом не однородна. Существуют разные подходы к выделению уровней цивилистического познания или частей цивилистической науки.

Одна из первых систематик отечественной юридической науки, которую можно экстраполировать и на цивилистическую науку, была предложена в работе П. Дегая «Пособия и правила изучения российских законов». Он выделял следующие части: а) познание, б) энциклопедию, в) историю литературы, г) методологию. При этом энциклопедия, по его мнению, служит введением к познанию науки, раскрывает ее сущность, исчисляет все главнейшие части, определяет «взаимное их между собой расположение»; история литературы показывает постепенное ее преобразование и памятники; методология «открывает кратчайшую и удобнейшую стезю к изучению»^[64].

Одним из вариантов состава является предложенное А. Х. Гольмстеном выделение юридической статики и юридической динамики при рассмотрении юридических явлений. При этом юридическая динамика исследует законы преемственности юридических явлений, а юридическая статика – законы сосуществования этих явлений^[65]. Юридическая динамика изучает, комбинация каких явлений общественной жизни производит отдельные институты и на основании выявленных закономерностей формулирует неизменные законы развития права. А. Х. Гольмстен замечал, что хотя такие законы еще не открыты, но, несомненно, когда-нибудь они будут открыты.

Юридическая статика абстрагируется от развития явлений, исследуя юридический быт народа, складывающийся из отдельных юридических отношений, которые, являясь продуктом жизни и ее потребностей, являются в форме отдельных институтов^[66]. Законы, выявленные и сформулированные юридической статикой, есть законы соотношения величин. При этом социальные факторы, время существования выявленных закономерностей юридической статикой не учитывается.

Соотношение между научными законами (законами юридической статики) и законами, исходящими от государственной власти, обычаями и другими нормами А. Х. Гольмстен видел в том, что если изменяемость юридических норм необходима и в этом состоит социальный прогресс, то отношения между правами не изменяются, нарождаются новые институты, к которым одинаково применимы все до того известные законы статики. Законодательство – есть часть материала, из наблюдения которого путем индукции извлекаются правила постоянного соотношения – законы статики. При этом обнаруженные законы статики могут быть целиком приняты законодательством^[67]. «Понятно, хотя законы эти извлекаются из наблюдения за юридическими явлениями, где бы и когда бы они не существовали, но применяемые они могут быть к тому или другому национальному праву, в тот и другой момент его исторического развития; они могут быть на нем проверяемы»^[68].

Отметим, что юридическая статика в таком понимании не сводилась к исследованию (толкованию, интерпретации) текстов законов. Материал для исследования действующего состояния права может, по мысли А. Х. Гольмстена, черпаться откуда угодно. Описывая работу римских юристов над статикой, ученый отмечал, что, «обладая замечательной наблюдательностью и замечательной логикой, они изучали юридические явления большей частью не из законов, а из самой жизни непосредственно… и, стоя на почве субъективной, первые в высшей степени удачно подметили постоянство между юридическими явлениями и вывели немало статистических законов… которые и применили к отдельным институтам»^[69]. Как видно, такое определение состава цивилистической науки основано на натуралистическом представлении о цивилистической науке и ее возможностях.

Еще один вариант выделения структуры юридической науки можно найти в работах Р. Штаммлера. Ученый выделял в юриспруденции 1) технику права, 2) историю права и 3) философию права. Техника права, по мысли ученого, представляет собой деятельность репродуктивную, задачей которой является изложение смысла и значения волевых содержаний. При этом комментатор может постичь автора лучше, чем последний понимал себя. История права изучает генетическое происхождение права, без понимания которого невозможно уяснить систематическое состояние текущего права. Ученый предлагал осторожно относиться к результатам исторического исследования, отмечая, что для того чтобы наука «была в состоянии извлечь из прошлого правильное учение о хотении и действии, нужно прежде всего знать, являлось ли оно [право] и тогда действительно справедливым и хорошим»^[70], и делает вывод, что для исторического изучения права не существует особой самостоятельной задачи, но она является служебным средством в пределах единого общего плана изучения права. Философия права призвана изучить то высшее мерило, которое стоит над положительными установлениями власти. В частности, к области философии права относится ответ на три общих юридических вопроса: что есть право, основание притязания права на принуждение и о признаках материальной справедливости данного правового предписания^[71].

В настоящей работе, а также в ряде предыдущих работ неоднократно отмечалась необходимость выделения в цивилистической науке трех уровней познания: догматического, социологического и аксиологического. Теперь настало время определить каждую из частей цивилистической науки.

В литературе справедливо отмечают, что «без философского фундамента любая наука становится фикцией, винегретом суждений, логически не связанных между собой»^[72]. Для цивилистической науки такой философской основой должна стать аксиологическая часть – учение о целях правового воздействия на отношения равных, свободных субъектов.

Так, Р. Лукич выделял две части правовой науки – догматическую и социологическую, где право как социальное явление изучается социологической частью, а право как интеллектуальное явление – догматической^[73]. Это, несомненно, справедливо; вместе с тем, как нам кажется, отражает не все уровни. Помимо права в жизни и права в нормах, наверное, есть еще некий «дух права», о котором вечно все говорят и который наполняет смыслом как нормы, так и правовую деятельность.

О естественном разделении много лет говорят теоретики права, однако они не вполне четко объясняют, что же именно разделяется. Выявленные разные ракурсы они называют «правопониманиями», чем, как видится, существенно искажают глубинную идею обнаруженного явления. Выделяют три базовых «правопонимания» – позитивизм, социологию и философию юридической науки. Ошибочное представление этих частей (ракурсов) познания правовых явлений как «правопониманий» на сегодня является господствующим (практически единственным) в юридической науке. Принято говорить о том, что «история и теория правовой мысли и юриспруденции пронизаны борьбой двух противоположных типов правопонимания»^[74] (курсив мой. – С.Ф.). Вместе с тем в таком подходе смешиваются, с одной стороны, части юридической науки (социологическая, догматическая, философская), а с другой – мировозренческие установки о ценности и регулятивных возможностях права (естественно-правовой, либертарный, психологический и пр.^[75]). В итоге вместо естественно разделенной юридической науки, изучающей единое право с разных ракурсов, получается эклектичный набор неких представлений, не выстроенных в единое знание, в который самое это знание о естественном разделении включается в качестве одного элемента. Очевидно, что этот набор можно рассматривать в качестве чего угодно, только не в качестве науки.

Дореволюционные ученые-юристы говорили о триединстве, а вовсе не о борьбе противоположных типов. Так, В. А. Умов отмечал, что «право вообще и гражданское в частности могут рассматриваться с трех разных сторон: с исторической, действующей или догматической и философской»^[76]. Разница весьма существенна. Борьба представляет собой нечто, где должен быть победитель (единственно правый), тогда как триединство предполагает разноракурсность в одном.