Показаний Людмилы Викторовны они пока так и не дождались— она была до сих пор под лекарствами, и тогда я осведомилась:

– А родители девочки уже в курсе?

– Дозвонились только до отца, но он будет лишь к вечеру,– Анатолий Васильевич, крепкий брюнет, складывал документы в папку и закреплял, чтобы листы не развалились.

– Как так?– не то ахнула, не то охнула, но однозначно изумилась, не понимая, как можно оттягивать приезд к дочери.

– Вот так,– цыкнул Константин Сергеевич, второй из милых мужчин.– Его нет в городе…

– А меня к ней пустят?

– Это вряд ли,– категорично мотнул головой первый, уже сложивший документы себе в кожаную сумку— портфель.– Вы ей никто!

Я понимающе умолкла, но меня не покидало чувство, что Леру нельзя оставлять одну. Это неправильно… чисто по— человечески!

То же самое я сказала и лечащему врачу, который пришёл ко мне и попросил стражей правопорядка выйти.

Геннадий Петрович отмахнулся:

– Вам о себе волноваться нужно. Девочка жива, под присмотром. Скоро приедут родители, и всё у неё будет отлично!

Мне показалось холодным такое заявление. Понятно, Геннадий Петрович привык к травмам, болячкам и даже смертям, но не я…

Тем более за Леру было реально волнительно. Она и без того одна, а теперь в палате, где нет никого знакомого.

Я подорвалась, чтобы немедленно её найти. Только встать не получилось всё равно. Тело казалось невыносимо тяжёлым, перед глазами продолжала маячить темнота, а самое мерзкое, что тут же накатила такая тошнотная волна, что с ума сойти можно.

Минутку! Полежу минутку и приду в себя. А потом найду способ, как пробраться в детское отделение “травмы”.

– Рёва— корова?– тихий детский голос нарушил мой поверхностный сон. Я тяжко открыла глаза и попыталась отыскать причину моего пробуждения, но с воротником для шеи это было очень неудобно.

Нечёткий силуэт девочки обнаружила возле двери.

– Лера?– мой голос больше на шуршание смахивал. Я прокашлялась.– Зачем ты пришла?

– Как зачем?– переспросила она, слегка утратив пыл улыбаться.– К тебе зашла. Ты больная, тебя навещать нужно!

– Ничего я не больная,– в лёгком недоумении мотнула головой и тотчас поморщилась боли.– Как ты сумела?..

– Да так,– улыбнулась Лера, как будто знала какую-то тайну, и, переступив с ноги на ногу, шагнула ближе к моей койке.– Врач всегда знает, как и когда приходить к пациенту!– поумничала с таким видом, что я не нашлась с ответом.– Я должна тебя осмотреть!– в очередной раз огорошила Валерия.

С серьёзным личиком вытащила из— за пазухи стетоскоп. Не розовенький со стразиками, а самый настоящий с чёрным звукопроводом и тяжелой металлической головкой.

– Где ты его взяла?– я хотела— было сесть в кровати, но Лера, приговаривая: “Нет, нет, больная! Вам вставать категорически противопоказано”,– коверкая слова, уложила меня обратно.

– Что?– обронила изумлённо я, не понимая как реагировать на подобное. Не огрызаться же…

– И не говорите!– строго пальчиком мне погрозила. Причём жест у неё вышел таким правдивым, словно в своей жизни она его видела очень часто, потому и выходил органичным.

Не знаю, что прочитала на моём лице Лерка, но смилостивилась, привычной манерой закатила глаза:

– На посту медсестры, конечно же! Мне он нужнее!– кивнула с таким видом, будто и правда работает в больнице и взять на посту медсестры стетоскоп— дело привычное.

– И тебе его разрешили взять?– с сомнением уточнила я, наблюдая за тем, как девочка карабкается ко мне на койку, усаживаясь рядом. Она даже ногу на ногу закинула, на манер взрослого и делового человека.

– Разрешила, конечно же!– заверила Лера, вставила оливы в уши и припечатала к моему лбу головку стетоскопа. Я вздрогнула от ощущения ледяного металла на коже, но отворачиваться не стала.

– Дышите!– велела Лера, войдя в роль.– Не дышите!

Я послушно выполнила указания “врача”.

– Ну что там?– без улыбки поинтересовалась у доктора— Леры, отыгрывая сценку до последнего.

– У— у— у,– досадливо протянул “врач”,– да у вас ангина!– сняла стетоскоп и за ненужностью бросила его на кровать.– Давайте— ка, укольчик поставим!– серьёзность на лице повергла меня в испуг.

– Не хочу укольчик!– категорично мотнула головой, тотчас зашипев от боли в шее.

– Хотите!– Валерия убеждала с видом “я лучше знаю, что вам нужно”.

– Лучше бы поесть принесла, доктор— Лера,– тяжко выдохнула я и перевернулась на бок. На спине лежать уже было невмоготу, а на боку волны тошноты отступали. Только ортопедический воротник портил и ощущения, и делал меня не такой подвижной, как привыкла. Но ничего, пока медсестра и врач не видели, пару минут полежу на боку.

Только Лере теперь было неудобно смотреть мне в глаза и она тут же примостилась рядом, бесцеремонно заняв мою подушку.

– Ты как маленькая, рёва— корова,– с кислым лицом вздохнула девочка, когда я осознала, что лежать на боку была плохая идея. Да спина и зад отдыхали, зато позвоночник… и голова начинали болеть сильней.

– А ты как взрослая,– проворчала я.– Это я тебя навещать должна. Большие навещают мелких!

– Ну значит ТЫ маленькая, а Я большая,– рассудила с улыбкой Лера.– Я буду о тебе заботиться.

– Я тебе никто, мы даже не родственники,– попыталась внести ясности в театр абсурда.

– Хм,– задумалась мелкая, прикусив губу.– Это не страшно. Будешь моей дочкой?

Я на миг задумалась, наша игра зашла далеко и глупостью была несусветной, но глядя в синие озёра глаз Леры, в которых плескалось неприкрытое ожидание, даже страх быть отвергнутой, серьёзно кивнула:

– Буду.

Если мелкая хотела поиграть, и её это отвлекало от слез и грусти, почему нет?

– Где расписаться?– уточнила на всякий.

– В ЗАГСЕ, с моим папой!– ещё серьёзнее меня отозвалась Лера.

– Ну тогда твоей мамой буду я, а не ты моей,– поумничала в свою очередь.

– А ты будешь моей мамой?– и столько во взгляде застыло надежды, что я замялась.

Хотела спросить, куда денется настоящая мама, если с её папой распишусь я, но решила что это совсем нетактично. Тем паче мы играли, и влезать с такими ремарками, не стоило.

– Лучше ты моей,– нашла как выбраться из щекотливого положения.

– Хорошо,– Леру это нисколько не смутило, она тут же пустилась сама с собой в беседу.– Только если я твоя мама, имей в виду, рано или поздно, я уйду!

– Уйдёшь?– изумлённо вскинула брови я.– Не уходи,– я могла бы начать кривляться и деланно обижаться, но почему-то казалось, что с этой девочкой лучше по— взрослому. Да и я сама по— детски не особо умела. Мне стало слишком печально, не столько при мысли, что Лера уйдёт из палаты, сколько от того, что она считает мам такими ненадёжными женщинами. Неужели от неё мама ушла?

– Уйду!– с сожалением кивнула девочка— Мамы уходят,– обронила без тени печали, и мне стало совсем уж страшно.

Как так?

Что это за ребёнок, считающий, что мамы всегда уходят? Ребёнок, который не верит в маму? Для которого мама, как Дед Мороз, про которого вредный мальчишка разболтал всю правду?

– Мамонтёнок,– тихонько брякнула я, отчасти себе, а не Лере, но она услышала и улыбнулась. А потом удивила, коснувшись моего лба ладошкой.

– У тебя жар! Я девочка, а не мамонтёнок! А у тебя есть дочка?

– Нет, нету.

– А почему?– чуть нахмурилась малышка.– Ты вроде бы старая уже.

– Ну спасибо, мам,– теперь я закатила глаза.

– А парень-то у тебя есть?– на полном серьёзе, и не сомневаюсь, скажи я, что “нет”, она бы подосадовала: “Ну как так, горе ты луковое!”

– Есть…– призналась как на духу.

– Значит, за папу не выйдешь?– с лёгкой грустью в голосе.

– Прости, но, наверное, нет,– совсем скатилась в печаль. А в душе колыхнулось новое чувство— жалость к малышке и безумная нежность. Глупо, но чтобы стать мамой такой замечательной девчонки, вышла бы хоть за монстра!

– Ты меня бросишь теперь?– уточнила тихо я, стараясь нарушить тишину.

– Куда ж я тебя брошу?– вскинула светлые брови Лера.– Нет, конечно же!– окончательно удивила, зырываясь в мои объятия.– По крайне мере, пока ты болеешь,– добавила секундой позже, пока я пребывала в шоке и пыталась мысли собрать в кучу, впрочем как и эмоции.

– А как тебя зовут, дочка?

– Кристина…

– Кристина, конечно же,– с улыбкой протянула девочка. Это её неуместное “конечно же”, кажется, было дурной детской привычкой. Такой милой, что сердце щемило. Маленькая старушка Лера.– Давай песенку споём, чтобы ты поправилась?– прошелестела мне на ухо Лера.

– Какую?– выдавила, впервые находясь в ситуации навязанного тепла и участия, от которого не было сил избавиться. Легла обратно— на спину, но Леру из объятий не выпускала— она голову примостила на моей руке и дышала куда-то мне в подмышку.

– Давай уж про твоего мамонтёнка! – благосклонно позволила Лера? Только не реви!– зевнула сладко, ещё удобнее умещаясь рядом.

Роман 

Звонок из полиции меня застал в Питере на встрече. Мы не то чтобы ругались, но заказчик на повышенных тонах объяснял, что в итоге получил не то, что желал.

Я не понимал, как такое могло быть. Мы не сдаём проекты сырыми. Только до конца выполненную работу, и именно по этому делу я был уверен на все сто, что заказ завершён. Я его не только вёл с нуля, но сам сдавал! Я, мать его, собственноручно файлы на печать готовил и на подрезку добавлял к стендам. Детский дом. Благотворительный заказ. Наша первостепенная задача прошлого месяца!

Зная, что никто за благотворительность зарплаты не получит в том объёме, какой заслужили, львиную долю работы брал на себя. Каждую запятую расставляли на пару с Вадимом по вечерам, а теперь передо мной был сущий треш. В фирме по любому завелась крыса!

Стенды были испорчены, и ладно бы проблемы с доставкой, это можно пережить, перепечатать, но тут кто-то нагло влез в файлы. Размеры, цвета, текст, карманы под документы. Даже вывеска и та не подошла под козырёк над крыльцом. Телевизионщики заряжены открывать новый детский дом, упакованный как игрушка и обласканный “Программой— рекламой” пробно, а открывать нечего!

И всё это в последний момент!

Крест на добром имени? Как минимум бочка раскалённого свинца на наши головы, а там и о кресте подумают.

Мысли о том, что делать дальше и как выкручиваться неожиданно отошли на второй план:

– Это Кирсанов Роман Игоревич?– гулко фонил голос в мобильном: либо звонивший был в огромном пустом помещении, либо зона действия сети подводила.

– Да!– отозвался машинально.

– Младший лейтенант Агейков Сергей Александрович. Кирсанова Валерия Романовна ваша дочь?

Я ещё в глубоких раздумьях с недоумением смотрел на баннеры, прикидывая, как бы натянуть трёхметровое полотно на четырёхметровую раму, как вдруг до меня дошло… не звонят младшие лейтенанты по поводу пятилеток просто так!

– Что простите?

Мужик с завидным спокойствием повторил имя, и у меня сердце оборвалось.

Разговор был коротким.

Рыдающей директрисе детского дома бросил ровно:

– В кратчайшие сроки всё будет переделано. Займусь сам и доставлю сам!– помещение покидал размашистым шагом, спешно набирая офис.

– Лина…– пауза, потому что на проводе был голос другой работницы и я запоздало вспомнил, что сегодня в офисе хозяйничала новенькая.– Светлана,– я хотел был спокойным, но тональность отдавала металлом. Я был готов рвать и метать.– Почему мне никто не сообщил…

Ругаться с женщинами, даже с такими непроходимыми тупицами, я не любил, но сейчас меня просто разрывало от негодования. Да и вообще у меня в голове не укладывалось, как девушка не смогла отреагировать на звонок полиции?!.

Это же какой курицей надо быть, чтобы сообщить им, что я занят!

Занят. Занят. Занят!

Приговором звучит до сих пор голос звонившего.

Пресловутое “Занят!” Растельно и обвинительно.

Вот я и получил чёртов звонок— пинок от судьбы за все конференции/встречи/командировки! Звонок, в котором мою Лерку называли “Кирсанова Валерия Романовна”. Как будто ей не пять, а двадцать пять!

Так и хотелось перебить младшего лейтенанта и крикнуть:

– Дочка у меня “Лерка, конечно же!”, а не Валерия Романовна. Она мамонтёнок. Правда так её зову про себя. А ещё она мелкая тиранша, хвостатый генерал в розовой юбке! Моя тиранша не попадает в ДТП!!!

Хотя, как выяснилось она в него и не попала, она его организовала.

Чёрт!

В кого ты такая, тиранша? 

Надеюсь, в меня!

Билет до дома взял, но тут не поторопить— рейс в определённое время, вот и мерял шагами зал ожидания в аэропорту, и висел на телефоне, пытаясь узнать подробнее, где дочь и что с ней.

Даже успел договориться о платной палате, чтобы её не волновали и не дёргали.

К больнице гнал на такси, всё время поторапливая водилу. Даже сдачу не взял, вещи схватил и бегом в здание.

По этажам мчался, чуть ли не сбивая всех, кто попадался и ворвавшись в палату: “Лер”,– так и застыл в немом изумлении. Пусто! Постель аккуратно заправлена. В этом дочь в меня, ни складочки, ни бугорка. И даже неудобная больничная подушка и та взбита идеально и лежит в изголовье кровати.

– Где она?– рявкнул на медсестру, сидевшую на посту.

 Девушка подняла на меня испуганные светлые глаза и недоуменно моргнула. Один раз. Второй. Вся серенькая, бледненькая, с мышиными волосами, в сто раз стиранном халате. Антонина Васильевна Старова, как гласил бейджик, явно волновалась даже больше положенного. Да все тут так себя вели, стоило войти, будто лично мною будет каждый уволен.

– Была у себя,– сбивчиво ахнула девушка и тоже в палату заглянула.– Ох, чёрт!– побледнела ещё больше.– Мы её найдём!– заверила горячо. Выудив из кармана телефон, на ходу пальцем по экрану водя, побежала по коридору. Конечно же я за ней…

Нужно отдать должное поднимать на уши в больнице умели, только толку от этого было мало. Валерию найти не могли, пока медсестра себя не хлопнула по лбу:

– Она спрашивала про ещё одну пострадавшую,– девушка на меня уставилась взволнованным взглядом.

– Людмилу Викторовну?– уточнил запыхавшись, хотя мысленно уже размышлял подавать в суд за потерю ребёнка или нет? И что делать, если она правда потерялась? А что если её выкрала Ангелина. Если так, то я не знаю, что сделаю…

– Нет,– медсестра торопливо шла по коридору, шлёпая по полу мягкими тапками. Свернули к переходу, потом на лифте выше на несколько этажей, пока не оказались в отделении “Травматологии”, но для взрослых.

– Лен,– Тоня окликнула другую медсестру, когда мы уже по коридору отделения бежали.– Ты девочку в розовом платье не видела?

– Нет,– нахмурилась Елена, метнув на меня оценивающий взгляд.

– А девушка после аварии не сбежала?

– Нет, была в палате,– махнула на длинный коридор с множеством дверей медсестра.– Пятьсот двадцатая.

– И что, сильно пострадала?– уже возле двери уточнил, понимая, что придётся за выходку дочери женщине оплачивать лечение.– Женщина!– пояснил на немой вопрос— взгляд Антонины.

– Нет,– заверила медсестра, и без стука вошла в палату. И я следом заглянул, а увидев знакомый белокурый хвостик, шумно выдохнул:

– Лера!– меня охватила безмерная усталость и счастье, что тиранша нашлась. Но голос скатился до шепота— дочь, свернувшись калачиком, спала на руке пострадавшей.

Смутно знакомыми показались глаза. А потом сердце ударной дробью пробило: “Быть не может!” Но с каждым шагом я убеждался в своей догадке: Кравчик! Пострадавшая— Кристина!

Это была неуместная шутка судьбы.

Девушка меня тоже узнала. В огромных глаза мелькнула паника, недоумение. Она даже встать попыталась, но моя дочь на её руке была помехой, да и ошейник белый, фиксировавший шею— не способствовал удобству, поэтому Кравчик одумалась.

– Здравствуйте,– пробормотала, испуганно посматривая то на меня, то на Антонину.

– Ну вот,– пробормотала Тоня с улыбкой,– что я говорила, мы её найдём!