Я хотела бы посвятить эту книгу моей замечательной матери, Джуэл Кивелл. Она всегда была одной из самых больших поклонников моего творчества, и я очень по ней скучаю.

Глава 1

Париж, Франция – июнь 1812 года

Майор Саммерли Шейборн открыл дверь своей квартиры на улице Сен-Дени, вошел в затемненное сумерками помещение и с удивлением обнаружил ожидавшую его молодую женщину. На ней были очки с толстыми стеклами, светлые, почти до белизны, волосы небрежно собраны на затылке. Ему никогда не доводилось видеть подобного цвета волос, по крайней мере у дам ее возраста, и это наводило на мысль о намеренном его изменении.

– Я пришла предупредить вас, монсеньор.

Шейборн заметил, как в левой руке женщины блеснуло лезвие ножа и быстро исчезло.

– Предупредить, мадам? О чем?

По привычке он стал вслушиваться, однако ее манера произносить французские слова не давала возможности выявить особенности, а с ними и принадлежность к определенному региону. Так не говорили нигде.

– За вами следит Савари и его люди из министерства. – Дикция ее была четкой. – Вы позволили себе вести слишком много разговоров о французской военной политике на Марсовом поле и в кофейнях; люди начинают задаваться вопросами.

Женщина зажгла свечу, повернула голову так, чтобы пламя не падало ей на лицо, затем подняла ее и поднесла к лицу майора. Таким образом, его лицо было освещено, ее же оставалось в тени.

– Некоторые осмелились предположить, что вы вовсе не американский офицер.

– Кто вы?

Незваная гостья коротко рассмеялась, хотя ничто в ее облике не говорило о веселье. От этих звуков по спине у Шейборна пробежал холодок.

– В политических сражениях не берут пленных. Одно неверное движение – и вы мертвец. Даже любопытный и очаровательный иностранец не застрахован от того, чтобы однажды нож скользнул меж его ребер. – Пламя не дрогнуло, подчеркивая, насколько уверенно она держится. – Люди из тайной службы будут здесь через несколько дней, они начнут задавать вопросы. Вы шпион, майор Шейборн, и представляете ценность для обеих сторон. В жизни всегда наступает момент, когда удача разворачивается спиной и уносится прочь.

Шокированный ее словами, Саммерли невольно обернулся.

– Почему вы все это мне говорите?

– Прошлое, – прошептала женщина, прошла к двери, открыла ее и бесследно исчезла во мраке.

Майор стоял, не шевелясь, обдумывая услышанное.

Прошлое.

Теперь что-то в облике незваной гостьи казалось ему знакомым. Что-то, скрывающееся за линзами очков, в интонациях и голосе, под волосами, точнее, под париком, он был уверен в этом. Воспоминания походили на вспышку молнии. Шейборн выпрямился, пытаясь удержать равновесие и преодолеть дрожь.

Она легко шла по улочкам, ведущим к Пале-Рояль, затем по переулкам к улице Пети-Шам, время от времени заставляя себя замедлить шаг из опасения, что быстрый темп привлечет ненужное внимание. Поздний июньский вечер радовал прохладой, хотя прогретые булыжники мостовой, ворота и стены с южной стороны уже намекали на предстоящую жару. Женщина остановилась и провела рукой по камню, покрытому песком, словно патиной. Впереди была видна таверна, в которой она иногда останавливалась, сейчас шумная и полная посетителей. Скрывшись от посторонних глаз в тени, она сняла бросавшийся в глаза новый и очень дорогой парик и накинула капюшон шелкового плаща.

Сейчас у нее нет желания ни с кем встречаться, говорить и объясняться. Она мечтала вымыться и провести час-другой на балконе с бокалом «Пуйи-Фюме», источающего особенный дымный аромат. Вино было куплено вчера в Марэ у еврейского лавочника, имевшего хорошие связи с виноделами из плодородных долин Луары. Больше всего на свете она хотела сейчас остаться одна.

Пожалуй, следовало послать кого-то предупредить Шейборна. Передать с ним записку. Или пойти лично, но говорить шепотом и в темноте, не зажигая свечи. Можно было найти несколько вполне действенных и безопасных способов, однако она ими не воспользовалась. Пошла лично и сказала то, о чем следовало молчать.

Прошлое.

От этого слова охватывал стыд и закипала кровь. Прошлое сделало из девушки, которой она была, женщину, которой стала.

Она осмелилась отправиться к Шейборну лично, потому что люди из полицейского и военного министерств искали не только его, но и ее саму. Проведя шесть лет в подполье, она исчерпала все возможные способы спрятаться. Смерть может настигнуть ее раньше, чем майора, и будет чудо, если этого не случится. Английский шпион, переполошивший всю Францию побегом из Байонны, не только не уехал в Испанию, но и пробрался на север, к самому логову Наполеона. Почему Шейборн так поступил?

Задавая вопрос, она уже знала ответ. Ему необходимы сведения о дальнейших притязаниях императора и численности армии, также важно раньше других узнать, на что он собирается бросить ее мощь: на Россию или на страны континента?

Информация могла существенно изменить ход войны, и британский генерал Артур Уэлсли ждал ее в Испании с большим нетерпением.

Будь она заинтересована, могла бы прислушаться к разговорам генералов и внимательнее отнестись к тому, что болтали служащие министерства разных рангов. Надо соблюдать осторожность, чтобы не утонуть во лжи, но можно узнать немало правдивых фактов. У обмана существуют пределы, и в ее случае они уже достигнуты. Произошло это именно здесь, в городе, который она больше не могла называть своим.

Она совершила ошибку, доверив документы курь еру, который, как выяснилось позже, обманывал ее, из-за этого погибла почти вся семья Дюбуа. Впрочем, она еще не вполне разобралась в деталях произошедшего, похоже, некто сверху отдал приказ об уничтожении. Как бы то ни было, она имеет отношение к событиям, приведшим к краху. Теперь, после убийства, ее репутация, ее жизнь висят на волоске. Убитые, а среди них двое детей, были хорошими людьми, невинными, не представляющими, до какой степени ужасной может быть война, на какую опасную глубину может затянуть человека, оказавшегося не в том месте в неподходящее время. Эти страхи терзали ее и не собирались отпускать.

Временами без всякой видимой причины возникало ощущение, что она сейчас упадет и задохнется от ненависти, застрявшей в горле, как рыбья кость.

Ее действия ограничивала клятва, однако она пыталась найти пути, доступные и в таком положении. В Англию возвращаться нельзя, даже если бы она хотела. Необходимо исчезнуть, желательно, стать другим человеком, но прежде убедиться что выжившие члены семьи Дюбуа в безопасности. Она исполнит свой долг перед ними, к тому же деньги, полученные за проданные тайны, находятся в легкодоступном месте. Дело необходимо завершить.

Порты охранялись, за желающими уехать велось наблюдение. Но она могла перемещаться незаметно, словно тень, по любому городу Европы, а за пределами Парижа ее уж точно никто не найдет.

Мысль заставила женщину нахмуриться. Она понимала, что не сможет оставить майора Шейборна в затруднительном положении, почти на волосок от гибели. Она следила за его квартирой и в первое мгновение удивилась, не поверив, что это действительно он. Неожиданно было видеть его после стольких лет, к тому же на вражеской территории. Лицо Саммерли осунулось, а золотистый блеск в глазах был ярче, чем она помнила. Волосы он красил в темный цвет, хотя время, несомненно, было милосерднее к нему, чем к ней.

– Какой позор, – прошептала женщина. Лоб ее пересекли морщины, вызванные горечью осознания. А ведь она была свежа и красива восемь лет назад, когда приехала сюда с отцом из Англии.

Женщина стряхнула с себя печаль и сосредоточилась на ведущей к дому дороге. Через Биржевую площадь она попадет на тихие, мрачные улочки первого округа, а там недалеко и рю Сен-Бергер. Здания здесь менее величественные и украшенные, да и сами улочки узкие. Ее остановил внезапный лай собаки. Немного подождав, она пошла дальше и вскоре уже поднималась по винтовой лестнице. Еще один поворот, и перед ней оказалась дверь ее комнаты. Склонившись к замку, она увидела приклеенный волос. На уличной пыли, рассыпанной у входа, не было следов. Женщина достала ключ, отперла замок и быстро вошла внутрь.

Ее встретила темнота. И тишина. Она с облегчением закрыла глаза, как делала каждый день, когда возвращалась сюда.

Слава богу, за ней никто не следил. На это указывало отсутствие теней, брошенных на круги света фонарей на улицах и около узких арок Лез Аль, здания зернового рынка с купольной крышей. В переулках и на широкой рю де Лувр она не заметила никого подозрительного.

И вот она дома. Им стал на время маленький кусочек Парижа, который она знала теперь, как пять пальцев руки, – каждое лицо, каждый камень и булыжник, каждый звук, издаваемый обитавшим здесь существом. Это знание давало уверенность в собственной защищенности, но и навязывало одиночество, к которому она, впрочем, давно привыкла.

Комната была скудно обставлена, но ей так нравилось. Она провела в этих стенах не дни или месяцы, а годы с того дня, когда убили отца. Эти стены помогали ей выжить в хаосе этого мира.

Прошлое.

Ей не следовало произносить при майоре это слово, даже шепотом. Но в нем был скрытый смысл, та правда, которая, ранив гордость, все же решила показать себя. Она видела, как сверкнули его глаза. Представляя себе их встречу, она уже знала, что реакция будет именно такой.

Сможет ли Шейборн верно распорядиться полученной информацией, ведь у него в запасе всего несколько дней? Она едва сдержалась и не вскрикнула, когда увидела перед собой его лицо.

О том, кто майор Шейборн на самом деле, знал только Жюль, ее контакт в военном министерстве, но вскоре станет известно многим, это лишь дело времени и ловкости ищущих его агентов. Жюлю она хорошо заплатила, купив молчание на сорок восемь часов, однако стоило рассчитывать лишь на двадцать четыре. За такую тайну можно получить сумму, равную приличному состоянию, что несопоставимо с размером полученного от нее вознаграждения. Возможно, у Шейборна нет и двадцати часов.

Макферсон тоже под подозрением. Он работал, играя роль старого шотландца-ювелира, и пытался выяснить правду о передвижении армии Наполеона тем способом, который ни у кого не должен был вызывать подозрений.

Агентам достаточно взять их двоих, и можно получить лорда Саммерли Энтони Уильяма Шейборна. Ее Саммера – так она его называла. Губы привычно растянулись, беззвучно воспроизводя имя. Она поморщилась и сглотнула горечь. Вот только он больше не ее. Судьба вырвала их из объятий друг друга навсегда, изменила до неузнаваемости те невинные души, которыми они когда-то были.

Отодвинув штору, она вышла на балкон и встала так, чтобы ее закрывала стена. Она редко позволяла себе постоять здесь, боясь быть замеченной при свете дня. Да и в те редкие моменты стремилась ощущать плечом что-то твердое, дающее видимость защиты.

Развязав тесьму плаща, она немного распустила лиф и закрыла глаза, наслаждаясь легким ветерком, ласкавшим обнаженную кожу. Соски напряглись, поддавшись силе мыслей, и она откинула голову, позволив себе вспомнить.

Воспоминания.

В ее фантазиях он опять был рядом, она чувствовала тепло его тела, упругую от страсти плоть. О том же самом она думала в те страшные часы после того, как погиб отец, а ее забрал патруль. Ее спасли лишь воспоминания о смелости и чести Шейборна, о том, как нежно он произносил ее имя, это была самая прекрасная музыка под звездным небом Суссекса, прелюдия к гимну любви, наполнявшему звуками мир, в котором она принадлежала любимому.

Несмотря ни на что, она всегда осознавала, что Саммер может быть опасным, как связанный клятвой солдат, в нем удивительным образом сочетались нежность и жесткость. Саммер был человеком, способным преодолеть любое возникшее на пути препятствие и идти дальше.

– Notre Père, qui est aux cieux…

Отец наш небесный… Слова вечной молитвы успокаивали. Она нащупала в кармане четки отца, и пальцы привычно заскользили по отполированному янтарю.

Единственное, о чем она никогда не жалела, ни тогда, ни сейчас, – часы, проведенные в объятиях Саммера. Она никогда не забудет, какой наивной была, наивной и самонадеянной. Все ли юные девушки таковы, или она исключение? Хорошо, что тогда, а не теперь.

Опустив голову, она оглядела тонкие, уже по чти незаметные шрамы на левом запястье. Провела по ним кончиком пальца, не уставая поражаться бесчувственности кожи. Такой стала и она – израненной, лишенной чувств, сломленной ужасом происходящего, но все же выжившей. Жаль лишь, что она так коротко отрезала волосы – отрастая, они кололи кончиками кожу у лица.

Подняв бокал прекрасного «Пуйи-Фюме», она выпила содержимое почти залпом и налила еще. На душе становилось спокойнее.

Шейборн задернул шторы, зажег еще две свечи и поставил на края каминной полки.

Он устал от Парижа. Устал от ловушек, маневров и темноты этого города. Лишь через несколько минут после ухода гостьи он понял, кем она была. Селеста Фурнье. Последний раз они встречались восемь лет назад в Англии. Все, кто видел ее хоть раз, отмечали красоту, но это была малая часть того, что любил он, самое ценное она прятала за улыбкой.

Любил ли он ее? Возможно, это слишком громкое утверждение, но в восемнадцать лет Шейборн был склонен к преувеличениям.

Внезапный стук в дверь заставил Саммерли вздрогнуть. Неужели Селеста вернулась?

Отодвинув засов, он открыл дверь, впустил стоявшего на пороге Ричарда Каннингема и поспешно запер за ним, вспомнив предупреждение Селесты.

– Ты выглядишь так, будто увидел привидение, Рик.

– Возможно, так и есть, – ответил тот, направился к столу и налил себе из принесенной бутылки.

Бренди, к тому же лучший. Что ж, у Каннингема всегда был безупречный вкус, и он не поступался привычками даже в таких условиях.

– В нашем деле возникли проблемы, Шейборн. Вчерашний скандал взорвал разведки всех причастных сторон, и каждая обвиняет противников в перетягивании власти. В результате теперь каждый сам за себя, и получить кинжал в спину все реальнее.

– Ты об убийстве семьи Дюбуа?

– Значит, ты слышал? От кого? – Карие глаза друга удивленно распахнулись.

– Поговаривают, агенты Наполеона убирают всех несогласных с видением императором будущего Франции. В том числе семьи, критикующие режим, как известно, давно прогнивший. Я слышал, власти получили документальные подтверждения, вызывающие сомнения в лояльности Дюбуа. Наполеон сошел с ума от жажды полного подчинения!

– Семена проросли и дали всходы надежды на обретение величия. Если Бонапарт завоюет Россию, никто не остановит его от покорения мира.

– Зима поставит его на колени, попомни мои слова. Между нами и Москвой тысячи и тысячи миль.

– Вижу, ты уезжаешь. Выходишь из игры. – Шейборн покосился на саквояж у двери.

– Да. Сегодня ночью. Предлагаю тебе ехать вместе. Это единственно правильное решение.

Пятнадцать минут назад Саммерли рассуждал так же. Через четверть часа он мог бы уже собрать вещи и быть готовым к отъезду. Отчеты отправлены, его миссия завершена.

Однако он покачал головой в ответ.

– Необходимо еще кое-что закончить. – Мысли его были о Селесте. Он вспомнил, что она подарила ему в Лэнгли, в старом сарае, освещенном лишь лучом бледного зимнего солнца, ворвавшимся сквозь треснутое стекло.

– Джеймс Макферсон знает об опасности? – А были и другие, о которых нельзя забывать.

– Если не знает, то можно предположить, что уровень его интеллекта значительно понизился. Ты разве сам не видишь, что здесь нам придется закончить? Нельзя ничего сделать, никто не сможет повлиять на исход войны, противоречащей всем законам здравого смысла. Если генерал-коротышка решил перерезать себе горло, то мы не будем стоять и ждать, пока утонем в его крови.

– Куда ты направляешься?

– На север, к побережью. Там найдутся рыбаки, которых золото волнует больше принципов и политики. Они перевезут меня через Ла-Манш.

– Тогда пожелаю тебе удачи и сильного ветра.

– Ты не поедешь?

– Полагаю, без меня тебе будет проще исполнить задуманное. Меня, похоже, разоблачили. Сегодня узнал.

– Бог мой. Так какого черта ты решил остаться?

– Это ненадолго. Уеду завтра к ночи.

– Тебе нужен другой мундир. Я слышал, каждого американца президента Мэдисона будут обыскивать.

– Да, я знаю, но спасибо за предупреждение.

– В лондонском пабе для тебя всегда найдется бренди.

– Только в твоей компании, дружище.

– Ты настоящий герой, Шейборн. Здесь, в Испании, в Англии – везде. Но помни, мы живем лишь раз.

– Так и умираем лишь раз.

– Да уж.

Проводив товарища, Саммерли прошелся по комнате, остановился у стола и залпом допил содержимое стакана, который Каннингем наполнил для себя. Затем задул свечи, открыл шторы и сел у окна наблюдать за луной, сегодня едва уловимой за серыми тучами.

Еще один день, и его война будет закончена. Прощай, разведка! Свобода! Сейчас и представить трудно, что скоро он отправится домой в Луксфорд и будет вести праздную жизнь.

С Гаем Бернаром Селеста столкнулась следующим утром, когда прогуливалась по Лез Аль с корзиной булочек и хлеба за спиной. Она могла бы сделать вид, что не заметила его, но Гай остановился, преградив ей путь. Щеки его порозовели, плечи расправились – таким ей доводилось видеть его не раз.

– Ты переметнулась на другую сторону, ma chérie? – произнес он с едким сарказмом. – После скандала с Дюбуа поговаривают, что ты стала работать на англичан.