Как капитан Шторм стал Сопелиусом – тем, чьё имя нельзя глотать

Имя капитана Шторма соответствовало его талантам: всякое судно, встречавшееся на пути этого пирата, неминуемо шло ко дну. Он победил знаменитого корсара Панику («Паника на борту!» – кричали от ужаса моряки, чьи суда он брал на абордаж). Только сын морского разбойника, которого все звали Паникой-младшим, уцелел после боя. Он стал юнгой на корабле капитана Шторма.

Легендарного капитана Шторма погубили неверно проложенный курс и одинокий айсберг. В тот день море так разбушевалось, волны были такими высокими, что весь экипаж, как это ни смешно, жестоко мучился от морской болезни. Не поддавался ей только крепкий организм юнги Паники-младшего. Взобравшись на верхушку самой высокой мачты, юнга прокладывал курс через штормовые просторы, и его при этом не выворачивало наизнанку. А на залитой водой палубе капитан, надвинув на лоб треуголку и крепко стоя на ногах, уверенно держал штурвал.

Во всём этом была только одна загвоздка: Паника-младший косил на оба глаза – одним смотрел на вас, другим на Марс. Величественный корабль должен был плыть к тёплым островам Карибского моря, а столкнулся с айсбергом на севере Атлантики.

(Надо сказать, тот же самый айсберг спустя много лет отправил на дно пассажирский лайнер «Титаник»!)

Капитан Шторм замёрз насмерть. С тех пор его призрак страдал от жуткого насморка, из носа у него постоянно текло, а от чихания дрожали стены. Капитан Шторм превратился в Сопелиуса, того, чьё имя нельзя глотать. И в довершение всех бед – кальмары на бульваре! – призрак очутился на суше, вдали от океана и всех его опасностей. Отныне, когда он хотел выругаться, то злобно сыпал названиями рыб и других морских тварей.

– Шпрот вам в рот! – вскричал Сопелиус. – Думаешь, какие-то три молокососа, у которых кровь в жилах не остыла, напугают меня до холодного пота?

Но Полноги этим ухом его не слышал. Он приник к дверному глазку: в самом конце аллеи появились три крошечных силуэта.

– Они идут! Они скоро будут здесь! Нужно предупредить остальных!

На этот раз Сопелиус с ним согласился: в большой старый дом, скрытый от чужих глаз в глубине парка, запрятанного в сельском уголке, навсегда затерянном в глухой провинции на севере Франции, никто не заходил. Ближайшая деревня находилась от него на расстоянии пяти километров, и ни одна живая душа к ним никогда не заглядывала. Нужно было предупредить трёх других жильцов, что ожидается неслыханное развлечение.

Оставалось только их отыскать.

– Надо поскорей найти Тутонкартона, – решительно заявил Сопелиус, как настоящий капитан.

– Как будто ты знаешь, где он сейчас, – жалобно протянул Полноги.

– Нет, – ответил Сопелиус. – Он и сам этого, скорее всего, не знает.

Сопелиус говорил правду. Тутонкартон наконец прибыл туда, куда собирался отправиться. Вот только возникла проблема – он забыл:

1) куда он хотел прибыть;

2) зачем ему туда было нужно.

Да какая разница! В отличие от своего соседа по дому Полноги, Тутонкартон не беспокоился по всяким пустякам. Место показалось ему приятным, и он решил немного прогуляться. А это что там такое? Выглядит прикольно! Тутонкартон схватил длинный предмет, повернул к себе трубку, заглянул в неё. Потом он нажал пальцем на забавный маленький крючок внизу, прямо под ней.

БУМ! По всему дому разнёсся страшный грохот.

Двумя этажами ниже Сопелиус, широко улыбнувшись, произнёс:

– Ну вот! Тутонкартон в оружейной комнате. Он опять забыл, для чего нужно охотничье ружьё.

Как Тутонкартон… остался тутонкартоном

Тутонкартон был сыном египетского фараона Тутанхамона. Погиб он нелепо, плескаясь в Ниле среди бегемотов, которые казались ему очень милыми. Он просто забыл, насколько опасными могут быть эти внушительные животные.

Из Тутонкартона, как и из его отца, сделали мумию и похоронили в Долине Царей, в Египте. Когда он умер, то решил переплыть священную реку, чтобы обрести вечную жизнь. Но по дороге заблудился, и его мумия тысячу лет плутала по пирамиде, не понимая даже, что всё это время находилась в одном и том же месте. Надо заметить, что после смерти рассеянность фараона никуда не делась. Однажды расхитители гробниц вскрыли пирамиду, где он был захоронен. Тутонкартон вышел подышать воздухом, да так и остался снаружи, не найдя вход. С тех пор мумия много путешествовала, волоча за собой размотавшиеся полотняные ленты и постоянно на них наступая. Как же Тутонкартон попал в это заброшенное жилище на севере Франции? Глупо, конечно, но он этого не помнил. Забыл он и призрачное имя, которое ему дали. Так что он так и остался Тутонкартоном. Для их команды он был обузой, зато обузой, всегда пребывавшей в прекрасном настроении.

Глава 2
Призраки, тревога!

Когда Тутонкартон выстрелил из ружья себе между глаз, это его, конечно, не убило: в том-то и преимущество призраков, что им, в общем-то, нечего бояться. А такому рассеянному субъекту, как Тутонкартон, превращение в привидение вообще пошло на пользу, потому что он смертельно ранил себя минимум раз в день. Его приятели поднялись к нему в оружейную комнату. Полноги вздрогнул: огнестрельное оружие всегда его пугало, даже после того как он умер.

– Как приятно вас видеть! – воскликнул Тутонкартон, наконец их заметив: он как раз поставил на место глаза и нос, слегка пострадавшие от выстрела (только не пугайтесь, напомню вам, что с призраками такое происходит сплошь и рядом). – Полноги, у тебя такой странный вид. Всё хорошо?

– Нет, всё очень-очень плохо! – вскричал Полноги. – К нашему дому приближаются ужасные, страшенные, жуткие чудовища.

– Обычные живые, – уточнил Сопелиус.

– Мы в опасности! – продолжал почтальон.

– Живые впервые рискнули зайти в наши территориальные воды, – признал Сопелиус. – Поэтому я решил созвать Пепельный совет.

Как это – «я решил»? С каких это пор решение принимал лично он? Полноги запротестовал, разумеется не вслух: он был слишком труслив, чтобы спорить с Сопелиусом. И зачем устраивать Пепельный совет, если так называемые живые люди не опасны?

– Зачем созывать Пепельный совет? – как всегда беспечно спросил Тутонкартон.

– Потому что нужно собраться, чтобы я решил, как нам поступить, – самоуверенно заявил Сопелиус.

Полноги всё хуже скрывал своё недовольство (правда, пока ему это удавалось).

– Нет, я не об этом спрашивал, – возразил Тутонкартон. – Почему это называется Пепельным советом?

Дело в том, что Пепельный совет созывался в большой гостиной, у камина, который призраки никогда не топили, потому что обволакивающему теплу от горящих дров предпочитали терпкий запах холодного пепла. Тутонкартон просто об этом забыл. У этого призрака и правда был ветер в голове! Кстати…

– Вы знаете, где сейчас Безголов? – спросил Сопелиус.

– Сегодня утром он был на кухне, – промямлил Полноги. – Он по-прежнему считает, что способен есть.

Безголов тоже был призраком. Многие сочли бы, что он заслужил такую смерть. В общем, пришла его очередь!

Как Николя Грязнодэль стал Безголовом

Не обращайте внимания на его фамилию: Николя Грязнодэль старался выполнять свою работу чисто и грамотно (так было лучше и для его жертв). Он был палачом, как и его отец, и дед, и прадед, и прапрадед, и т. д. (никакая другая семья не желала брать на себя эту неприятную обязанность). Николя Грязнодэль убивал людей не потому, что сам так решил, а потому что так решило правосудие (ладно, правосудие тоже порой ошибается). Кроме всего прочего, он старался, чтобы приговорённые умирали быстро и не слишком мучились.

В 1789 году некий господин Гильотен изобрёл гильотину. И спустя три года Николя Грязнодэль стал первым палачом, которому поручили испытать на одной из парижских площадей это устрашающее орудие. И это плохо кончилось. Николя во всём добивался совершенства, а потому накануне первой казни решил проверить, нормально ли работает новое устройство. Он оказался прав: механизм был плохо отрегулирован, и лезвие упало раньше времени. Хлоп! Николя Грязнодэль лишился головы. Потом орудие отладили, и в годы Французской революции оно работало безотказно. Однако палач об этом уже не узнал, поскольку лезвие перерубило его шею, он погиб на месте и стал призраком, получившим имя Безголов. Его голова уже не соединялась с телом, а только была к нему приставлена. Призрак, просыпаясь утром, брал голову и прилаживал её на место, но иногда забывал, а то и вовсе оставлял где попало. Но и в этой ситуации нашлись свои преимущества. Безголов мог вертеть головой, держа её в руках, и видеть то, что происходило у него за спиной. У этого призрака, можно сказать, были глаза на затылке.

Безголов только собирался зачерпнуть ложкой невидимое куриное рагу, как в кухню вошли его товарищи. Привидения не едят, но Безголов всё ещё не мог с этим смириться. Его приятели объяснили ему ситуацию. Не все хором, а только Сопелиус. Полноги старался его не перебивать, только всё твердил:

– Это серьёзно, серьёзно, очень серьёзно!

– Колено мурены! Да уймись ты, балласт! – рявкнул Сопелиус, опустив кулак на фуражку почтальона, чтобы тот наконец замолчал.

Безголов сообразил, что ему придётся отложить свою трапезу. Их было четверо, не хватало только одного призрака, чтобы собрать Пепельный совет. Точнее, одной призрачки.

Четверо призраков и всего одна призрачна, да, мальчиков и девочек в этом доме действительно было не поровну. Однако если у девочки такой характер, то она одна стоит двоих, а то и троих…

– Надо сходить за Цвёточкой, – прозрачно намекнул Тутонкартон.

Даже он не забыл, что Цветочка никогда не покидала своей комнаты. Она на всех дулась. Обычное дело для юного существа четырнадцати лет от роду (взрослые называют это «кризисом подросткового возраста», они слишком быстро забыли, что сами через это прошли). Но нечасто случается, чтобы юная девушка дулась на всех уже триста лет.

Как Настурция стала Цветочкой

Как она была прелестна, юная Настурция, дочка графа Дал ад но. Во всех уголках графства все молодые мужчины, вступившие в возраст любви, втайне мечтали получить её в жёны. Знатные юноши, герцоги и даже принцы напрасно приезжали в графский замок. Прекрасная Настурция отвергала всех претендентов: она ждала великой любви.

До того самого дня, когда на пути её кареты не появился Симпатош, разбойник с большой дороги. Бандит заколол шпагой кучера и гвардейца, которые её сопровождали. Потом он залез в карету и отобрал у Настурции кошелёк и драгоценности. Будущая графиня, решив, что настал её смертный час, похолодела от ужаса, но Симпатош оставил её в живых. Всего лишь в обмен на поцелуй. «Обещаю, я верну вам поцелуй сегодня же, как только стемнеет, ждите меня, и я приду», – заверил он её и исчез так же внезапно, как появился. Он поразил Настурцию в самое сердце, она влюбилась в него с первого взгляда. Конечно, он не был принцем, о котором мечтал отец, но это было ещё приятнее: строптивая барышня радовалась случаю позлить родителей.

В тот вечер она сослалась на мучительную головную боль и поднялась в свою комнату на закате солнца, отказавшись от ужина. Граф Даладно решил, что дочь ещё не оправилась от потрясения и что он может съесть её порцию десерта (шоколадных черепушек).

Увы! Будущая графиня расположилась на балконе и стала ждать. Она всё ждала, ждала… Симпатош так и не пришёл. На рассвете служанка нашла девушку на балконе с посиневшими губами. Врач не сумел распознать недуг, унёсший жизнь Настурции. Ибо в медицинских учебниках эта болезнь не значится: Настурция умерла от разбитого сердца. Это злоключение, превратившее её в призрак, получивший имя Цветочка, имело два последствия: она больше не улыбалась (хуже того, всё время сердилась), и её сердце регулярно разбивалось. После чего приходилось собирать осколки и складывать их, словно пазл (и ничего не путать).