– Теперь чемпион работает там снабженцем. Республиканской славы уже нет, но теперь он может целыми днями сидеть в ресторанах, курить анашу. А второй – тоже наш одноклассник. Вроде его помощника во всех вопросах. Я где-то в журнале видел фотографию большой акулы, а снизу и сбоку её туловища прикрепились рыбины поменьше – называются рыбы-прилипалы. Вот он точно такая рыба, прикрепился к карману товарища. На днях предлагал мне импортные шмотки, хотя знает, что я могу попросить об этом и бывшего боксёра без дополнительных «наценок». Чемпион мне всегда говорит: если понадобятся деньги – мой бумажник в твоём распоряжении. Вообще у него доброе сердце. Мне пока удавалось отказываться, не хочу быть такой же прилипалой. Но благодарен ему и за предложение. Все мы не безгрешны.

– Правильно. Знаешь, Самед, ты взялся мне помогать, хотя и по распоряжению Аллы. И не сомневаюсь, что ещё поможешь. От друзей не стоит отдаляться. Я сейчас уйду, а ты иди к одноклассникам, они и так на нас посматривают. Вам же будет о чём поболтать, чтобы не затрагивать тему нашего с тобой разговора? Посиди с ними, Аллу я предупрежу, скажу, что ты занят по моей просьбе. Работу в архиве продолжи пока сам, позже посмотрю на результаты. Я расплачусь за всё, это не твоя забота, – вытянул Лёва ладонь в сторону Гасаноглы.

Пока Самед направился к своим знакомым, Арутюнов позвал официанта, попросил посчитать съеденное и выпитое им и одноклассниками Гасаноглы, включив туда и бутылку холодного шампанского, которую надо будет отнести молодым людям после его ухода. От коньяка они в такую жару быстро осовеют.

Аллу он нашёл в её отделе. Марина наливала ей чай и предложила и ему.

– Спасибо, не откажусь. Как раз и с начальницей вашей побеседую!

– А где мой Самед? Кстати, как он тебе? – спросила Алла.

– Он занимается моими вопросами. Занимательный парень. Далеко пойдёт, если попадёт в хорошие руки. Можно и в женские.

– Тебе что, не нравятся мои руки, даааа? – наигранно возмущённая Магомаева даже вытянула их и покачала пальчиками.

– Что ты, Аллочка, – Лёва взял её ладони в свои и усыпал их поцелуями. – Как ты можешь так говорить? Я, конечно не Муслим²⁴, но точно воспроизведу: «…и сама не знаешь ты, что красотой затмишь любую королеву красоты…»²⁵.

– Я на тебя мужу пожалуюсь, что ты издеваешься над беременной женщиной! Нет, лучше в твой Совет Министров! И не смотри на меня так, я же не каменная!

– Это как тебе угодно. А теперь, красавица, поделись со мной историей вот этого конверта, – и Арутюнов показал ей письмо комсомольца Ага-Мусы Абидовича Джафарова.

– А, это, – сразу вспомнила Алла. – Мы его честно пытались вручить по назначению, но – увы. После него редактор строго-настрого велел мне показывать подобные письма ему лично, а только потом регистрировать в журнале. Поэтому теперь журнал всегда лежит в моём сейфе.

– Не знаешь, а в каком состоянии теперь это дело о пропаже парня?

– Имей совесть, Лёвочка. Я не начальник уголовного розыска!

– Но узнать-то можешь?

– Сейчас попробую, – Магомаева взяла в руку телефонную трубку, набрала номер, отвернулась ото всех и прикрыла микрофон ладошкой, чтобы сотрудники её не услышали случайно.

– У капитана Мамедова, – сказала Алла, положив трубку. – Больше ничего не знаю. Хотя нет, погоди! Вспомнила: как-то на собрании партактива города директор завода Аббасов интересовался, не соглашусь ли я потерять это письмо и журнал? Я его отослала с этим вопросом…

– Далеко?

– … к редактору. Это для него было так же приятно, как и то место, о котором ты подумал. Вот теперь всё.

– Спасибо, Аллочка. Ты где собралась рожать, здесь?

– Да, а где ещё? Не могу же я бросить дочку и мужа. Да и до Баку могу не доехать в таком интересном положении.

– А теперь скажи мне, кто у вас самый лучший акушер-гинеколог? Напиши мне его фамилию. Вот так, ещё раз спасибо. Роды он будет принимать у тебя лично.

– Лёвчик, я тебе так благодарна! А вдруг он в отпуск уедет, не сможет?

– Поверь мне, сможет, отложит. Да, на Самеда сегодня-завтра не рассчитывай, он мне будет нужен. Это письмо пока оставлю у себя.

Начальнику милиции поступил звонок из Баку. С ним разговаривал весьма ответственный товарищ из ЦК республики, который предупредил, что к товарищу Мамедову из уголовного розыска зайдёт товарищ Арутюнов, работающий в органе партийно-государственного контроля. Он задаст капитану ряд вопросов, на которую должен получить исчерпывающую информацию. Лишних вопросов товарищу Арутюнову задавать не надо. Мамедова, работавшего в этот момент в городе, руководство милиции быстро разыскало, и он ждал гостя в своём кабинете уже через четверть часа.

Арутюнов, уставший от многочасовой поездки за рулём, чтобы избежать излишней суетливости людей в форме, и расположить инспектора к доверительной беседе, пригласил его прогуляться по находящемуся неподалёку скверу города неподалёку от площади Ленина, напротив административного здания Городского Комитета партии и Горисполкома²⁶.

– Мне нужно ваше личное мнение и ваша убеждённость при расследовании дела пропавшего Исмаилова, на которую бы не повлияли высказывания вашего руководства или партийного руководства города.

Капитан был несколько удивлён: какое может иметь отношение дело о пропавшем юноше к работе контролирующего органа республики? Но это не его дело, сверху обстановка просматривается лучше: жираф длинней – ему видней. Про жирафа он решил не высказываться, а потому в беседе употребил иное сравнение.

– На этот счёт я могу вас сразу успокоить. Дело Исмаилова я сам реанимировал, а это никак не укладывается в позицию страуса, который стремится зарыть голову в песок.

– Вас не просили «замять» дело, заволокитить?

– Нет, таких просьб я ни от кого не слышал, хотя руководство мне явно намекало на его бесперспективность. Говорили, что парень очень молодой, нагуляется – сам появится дома. Не иголка – найдётся когда-нибудь. Может, появилась у него невеста новая: русская или еврейка, которую бы родители не приняли. Вы же знаете обычаи в нашей республике, хотя об этом и не говорят открыто. Может другая причина – труп же не найден. Но я увидел в этом деле связь с тем пожаром, который произошёл в своё время на нашем хлопкоочистительном заводе. Расследование продвигается очень медленно, но определённые выводы у меня уже есть, и я на днях собираюсь задержать подозреваемое мною лицо.

– Он работник завода, этот подозреваемый?

– Вы знаете, Левон Сергеевич, нет. Связи этого лица ни с предприятием, ни с кем-либо из работников я не обнаружил. Хотя считаю, что такая связь должна быть. Пока в моём подозрении не хватает тех деталей, которые бы прояснили мотив преступления. Я говорю о преступлении, потому что уверен – юноша мёртв. Для меня очевидно, что труп скрыли настолько тщательно, что найти его своими силами нам не удастся. Только если исполнитель сам укажет, где искать труп.

– У вас получается тяжёлая ситуация: вы уверены, что знаете исполнителя убийства – но отсутствует труп; а чтобы найти труп – надо задержать преступника и заставить его заговорить.

– Поэтому я и медлю. Я могу его задержать хоть сегодня. Но чем я его заставлю разговориться, а прокурору убедить дать санкцию на его арест? Тем более что мой подозреваемый имеет за своими плечами солидный перечень статей уголовного кодекса и пару раз уже отбывал наказание. Две ходки для него стали хорошим приобретённым жизненным опытом. Он будет отпираться до последнего.

– Вы можете назвать его фамилию?

– У меня нет права вам отказать в информации, – развёл руками капитан. – Так что всё, о чём я могу вас просить – чтобы этот разговор остался между нами. По крайней мере, до задержания подозреваемого.

– Это само собой разумеется, – кивнул Лёва.

– Ибрагим Курбаноглы, 52-го года рождения. Прописан в одном из сёл неподалёку, но чаще всего его можно встретить у нас в городе. Нигде не трудоустроен.

– Почему именно он?

– Когда я взял на себя расследование дела, то принялся по новой допрашивать всех, кто знал Гаджи Исмаилова. Нашёл и тех, кого раньше не свидетельствовал. Родители, родственники, друзья, девушка. И работники хлопкоочистительного завода.

– Что узнали от заводчан? От руководства?

– С руководством не удалось найти понимания. Я ведь и на связь парня с заводом вышел случайно, нашёл его заявление в отделе кадров о принятии на работу в день пожара. Из тех, кто обязан был знать о поступлении его на завод, удалось допросить только начальницу отдела кадров и директора – их визы стояли на заявлении. Но информативности в их показаниях никакой. Остальные на заводе вообще были не в курсе. По крайней мере, делали вид, что не знакомы с парнем или ничего не знали о его желании там работать. Из показаний остальных тяжело, но сложилась мозаика событий: где, когда и с кем был пропавший парень. И те, кто видел его последним в живых, говорят о том, что рядом с Гаджи Исмаиловым был именно Ибрагим Курбаноглы.

– Что значит «рядом»?

– Вот, это самое главное! Факты из показаний свидетелей говорят о том, что Исмаилов и Курбаноглы между собой даже не были знакомы. Из опрашиваемых лиц никто мне не помог построить цепочку возможного знакомства. Знаете, бывает иногда, что через знакомых других знакомых люди что-то знают друг о друге. Здесь такая связь не клеится. Я уже дошёл до того, что свидетелям задавал такой вопрос: «Когда вы видели в последний раз Гаджи, кто ещё был в поле вашего зрения?» Только так и выплыл Курбаноглы. Но это не повод, чтобы его задерживать или даже допрашивать с пристрастием!

– Да, этого маловато. Получается, в вашем арсенале только чистая интуиция?

– Почти. Остальное пока крутится в голове, но никак не укладывается в доказательство в чистом виде.

– Как и связь предполагаемого убийства Исмаилова и поджога хлопка?

– Да, и это тоже.

– Волга впадает в Каспийское море, – усмехнулся Лёва. – Не обижайтесь, но это не факты, это выводы, а нам с вами нужны выводы из определённых и установленных фактов.

Арутюнов остановился, достал сигареты, предложил угоститься Мамедову, и уже давая ему прикурить от зажжённой спички, тихо сказал:

– Я вам подскажу, как заставить преступника проявить себя: так или иначе.

– Вы это серьёзно, товарищ Арутюнов?

– Да, почитайте пока вот это письмо. Оно не отличается отменной грамотностью, но вам будет полезна информация и в таком изложении. Читайте, я его обнаружил сегодня в редакции «Кировабадского коммуниста». А я пока объясню, как мы подтолкнём на действия вашего Курбаноглы. Он же уверен, что нет следов, прямо указывающих на него. Ваши сегодняшние действия его не пугают. Завтра вы зайдёте в отдел писем редакции газеты. Пойдёте прямо в архив, найдёте там Самеда Гасаноглы – парень там ковыряется по моей просьбе. Скажете ему, что товарищ Арутюнов перепоручил все его находки передать вам, а самому рот держать на замке. Это письмо тоже оставьте себе. У заведующей отделом Магомаевой писем изымите все журналы входящей корреспонденции с 75-го года. А послезавтра пустите аккуратно слушок, что из обнаруженных в архиве писем вам стал известен совершивший преступление негодяй, но вам необходимо провести дополнительные следственные действия, в том числе и по обнаружению трупа пропавшего юноши, чтобы закрепиться окончательно. Последнее очень важно: из этих слухов все должны сделать вывод – подозрение у вас есть, но без каких-то там следственных действий, которые вы сейчас с ходу придумаете, толку не будет. Среди сослуживцев должны ходить разговоры, что по этой причине задержание откладывается на неделю, две. Руководству ничего не объясняйте. Сможете это устроить?

– Попробую, – развёл руками Магомедов. – Вы, видимо знаете больше моего. Думаете, этих слухов будет достаточно?

– А если источников слухов будет не один, а два?

– Вы меня окончательно озадачили. Вы и это можете устроить?

– Я кину пробный шар из Баку. Вторая волна слухов будет из столицы республики.

На улице стал накрапывать дождь из набежавших внезапно облачков, и стало прохладнее. Арутюнов простился с капитаном и вернулся к машине, направляясь к своей бежевой «шестёрке». Игра началась, капитан послужит ему свою службу. Это будет небольшой эпизод, но точно рассчитанный. А теперь предстоит встреча с директором хлопкоочистительного завода, явно намекнувшего в прошлый раз, что он не только сам готов «отблагодарить» Лёву за выявленные им при проверке «шероховатости», но и возьмётся объездить по списку остальных проверяемых, чтобы уладить возникшие и там нюансы: «У нас республика, хоть и не маленькая, но уж те, кто с хлопком работает, хорошо друг друга знают. У всех одни проблемы».

Лёва подъехал к заводу, вышел из машины и его взгляд упал на ближайшее кафе, где было бы неплохо чем-нибудь и подкрепиться. Он вспомнил, что ещё ничего и не ел с самого утра. Немного потоптался на месте, но потом всё же решительным шагом отправился на проходную завода – надо пока закончить все дела, разговор предстоит непростой, а еда его только расслабит.

У ворот выстроилась длинная очередь из загруженного хлопком транспорта. На проходной его уже ждали, проводили прямо до кабинета Аббасова.

– Левон Сергеевич! – встречал его директор чуть ли не с распростёртыми объятиями. Это был невысокий крепыш с полным румяным лицом. Если надеть на него вместо цивильной одежды старый халат и дать в руки мотыгу, всякий признал бы в нем колхозного крестьянина или поливальщика на хлопковом поле, – а я уже стал переживать, что вы задерживаетесь. Не случилось ли чего по дороге. Может, вы хотите перекусить, мы всё быстро организуем. Если задержитесь – хамам организуем. Что хотите?

– Спасибо, Фархат Джевдетович. Я уже два часа как в городе, вас решил оставить на десерт. Если можно, то от чашки хорошего кофе и холодной воды я бы не отказался.

– Как скажете, уважаемый, как скажете. Присаживайтесь где вам удобно.

Лёве самым удобным местом показался диван, покрытый местным ковром изумительной работы – не перевелись мастера своего дела в Азербайджане, какие узоры!

– Айгюль, принеси нашему гостю кофе, сладости и минералку из холодильника, – директор выглянул в свою приёмную. – А ваши ребята ещё у нас работают, позвать их?

– Нет, я их попозже увижу.

Секретарь принесла напитки, поставила их на небольшой столик перед диваном. Арутюнов поблагодарил её и с жадностью выпил сразу холодной минеральной воды.

– Ещё водички, уважаемый?

– Нет, спасибо. Вот выпью кофе и мы с вами пойдем, прогуляемся по территории завода.

Завод занимал несколько гектаров городской земли, поэтому места для конфиденциальной беседы было более чем достаточно. Постоянно заезжающие грузовики и трактора с прицепами завозили собранное с полей «белое золото», которое вручную и транспортёрными лентами складировались в высоченные кипы. Там, на большой высоте орудовали рабочие, подправляя хлопок согнутыми вилами, укрывая некоторые из них большими брезентовыми полотнами. Хлопок складывали, раскладывали, сушили, очищали. Он был везде: словно белые, чуть подпорченные пылью снега, покрывали площадки завода.

– У вас горячая пора, товарищ Аббасов, смотрите, сколько транспорта и народа задействовано!

– Трудимся не покладая рук, всё делаем для народа, Левон Сергеевич. Как обещала республика, и мы вносим свой вклад в миллион тонн азербайджанского хлопка! И коммунисты, и комсомольцы, и беспартийные – все работают на страну.

Арутюнову несколько надоело это жонглирование отвлечёнными понятиями, и он решил перейти к более материалистическим вещам.

– Ещё пару недель и мои ребята должны завершить ревизию вашего завода, так что и мы внесём свою толику в этот миллион.

– Конечно, товарищ Арутюнов, как можно в нашем деле без контроля партии и советского государства? Значит, ещё две недели?

– Что, сильно мешаем?

– Нет, как можно, вы тоже работаете! – Аббасов даже зажестикулировал, словно снимая с себя подозрения в неуважительном отношении к работе Арутюнова.

– Скажите, документы вы отдельно мне подготовили за тот период, когда у вас случился пожар в 77-м?

– Да, в кабинете остались, на столе. Но ваши ревизоры уже их смотрели?

– Смотрели. Но я ещё раз на них взгляну. А что за история была с пропавшим в тот день вашим работником, кладовщиком? Кажется, его фамилия была Исмаилов? – Арутюнов повернулся и встретился взглядом с лихорадочно забегавшими глазами директора – благо, они были почти одного роста. Но само лицо у него словно окаменело.

– Исмаилов, говорите, даааа? У нас есть, наверное, Исмаиловы, всех сразу не помню. Но никто не пропадал.

– Гаджи, молодой парень, не помните? Вы ему подписывали заявление о приёме на работу кладовщиком – как раз в день пожара.

– Не помню, товарищ Арутюнов, – у Аббасова так пересохло во рту, что и слова стали пробиваться наружу, словно со скрипом. – А это тоже связано с вашей проверкой?

– Напрямую нет. Я просто пообщался с работниками уголовного розыска, у них имеется на примете какой-то подозреваемый по делу пропавшего Исмаилова. Говорят, что через пару недель, может быстрее, как только проведут какие-то обыски или опознания, у них появятся доказательства вины этого человека. Вот они мне и намекали на некую связь между пропажей юноши и пожаром. Но пока они в этом не уверены.

– А не знаете, кто этот подозреваемый? – спросил директор.

– Я не настолько любопытен. Просто вам рассказал об этом, чтобы вы имели возможность морально подготовиться к очередным проверкам, теперь уже со стороны милиции. Ну, это не моя забота, а теперь перейдём к нашим проблемам. Вы готовы обсуждать?

– Конечно, Лев Сергеевич, я же сам сказал, что расхождения конечно найдутся при проверке, как и на любом производстве…

– Вот и отлично. Тогда вернёмся сейчас в кабинет. Я заберу с собой ваши отчёты, а вы перепишете список хозяйств и предприятий, где руководители готовы ко всему, также как и вы.

– Я вас понял, Левон Сергеевич. А как мне им сказать… о масштабе заглаживаемых проблем? – для наглядности Аббасов произвёл движение, словно потирал большим пальцем указательный палец правой руки, что в народе означало: сколько?

– А вот этот вопрос вы сами обсудите с вашими коллегами. Если всё и всех устроит – каждый из вас получит вполне приемлемые отзывы и показатели в наших отчётах. Будете также спокойно работать на своих местах. И обсуждать это мы больше не будем.

Аббасов понял, что конкретных цифр он не услышит, а это усложняло его переговоры с каждым из руководителей колхозов, совхозов и таких же заводов, как и тот, директором которого он являлся. Мало дашь – ничего не получишь, а много как-то рука будет тяжело подниматься у каждого…

– Я понимаю, что у вас сейчас аврал и на работе, но послезавтра вы должны выполнить это поручение.

– Мне собрать это всё у себя, вы сами заберёте?