Глава 7

1

На следующее утро, 10 апреля, я проснулся, как обычно, от колокольного звона Юкихидэ, но так устал морально и физически после вчерашнего приключения, что совсем не чувствовал себя отдохнувшим, поэтому не пошел в большой зал на завтрак. Только сходил в туалет и снова заснул.

Я проспал около двух часов и проснулся чуть позже восьми утра. Почистил зубы, привел себя в порядок и вышел из комнаты. Там я увидел группу мужчин, разговаривающих в конце коридора. Я поспешил к ним, гадая, не случилось ли чего-нибудь снова.

Среди мужчин я заметил Сакаидэ. Еще там были Кадзуо Инубо и отец с сыном Футагояма. Подойдя к ним, я поздоровался. Они были настолько поглощены своим разговором, что, казалось, вообще не заметили моего присутствия, но при звуке моего голоса все обернулись и, заметив меня, молча поклонились. Однако никто не сказал и слова в ответ на мое приветствие. Лица у всех были бледными и подавленными. Было ясно, что снова произошло что-то серьезное.

Внезапно меня охватило напряжение. Я посмотрел в сторону находившейся рядом «Мукадэаси-но-ма». Может быть, что-то с Митико и ее дочкой? Их не было видно. Я почти испугался. В глубине души я молился, чтобы это были не они.

– Что случилось? – робко спросил я, чувствуя биение сердца у себя в горле. – Что-то снова произошло?

Сакаидэ медленно кивнул. Я посмотрел на его бледное лицо. У меня было предчувствие, что его бледные губы сейчас сообщат мне об ужасной трагедии. Серьезное выражение его лица подсказывало, что эта трагедия превосходит все, что случалось раньше.

– Пожалуйста, скажите, в чем дело?

– Мория, – внезапно сказал Сакаидэ.

– Мория? – Я не сразу понял значение сказанного. – Мория? Он… не может быть…

– Он убит. Нашли его тело, – твердо сказал Сакаидэ.

Я потерял дар речи. Тот самый повар. Такой сильный на вид, крупный мужчина.

– Где нашли тело?

– На автобусной остановке на перевале Каихара.

– На автобусной остановке?! На перевале Каихара?!

Я неожиданно для себя перешел на крик.

– Тело Мории было на автобусной остановке?

– Да, на автобусной остановке на перевале Каихара; говорят, в павильоне для ожидания.

– В павильоне?!

Именно на остановке «Перевал Каихара» я сошел с последнего автобуса, когда впервые приехал в эту деревню поздно вечером со станции Каисигэ. Когда мне сказали, я вспомнил, что там действительно была будка для ожидания автобуса. Но почему там оставили труп Мории?

– Почему на автобусной остановке?

– Ну это совершенно непонятно. Полицейские сказали, что тоже не понимают, – сказал Кадзусигэ Футагояма.

– Полиция приезжала?

– Только что была здесь.

– Труп нашли вчера?

Тут заговорил Сакаидэ:

– На остановке «Перевал Каихара» обычно многолюдно. Согласно полицейскому расследованию, вчера вечером до последнего автобуса было много пассажиров. Но и водители, и пассажиры говорят, что в павильоне трупа не было.

– Но там внутри, наверное, ничего не видно, – сказал Масуо Футагояма, – кромешная тьма, и водитель не может разглядеть помещение для ожидания со своего сиденья, даже если специально наклонит голову.

Все кивнули, и он продолжил:

– То же и с пассажирами. Если сойти там с автобуса и торопиться домой, не станешь разглядывать, что там, в павильоне для ожидания.

– Иначе говоря, даже если тело Мории уже и было в павильоне к моменту прибытия последнего автобуса, его просто никто бы не заметил? – спросил я.

– Я думаю, да, потому что там нет электричества, – сказал Масуо Футагояма.

– Ну, полиция утверждает, что когда прибыл последний автобус, тела Мории в зоне ожидания не было, – сказал мне Сакаидэ.

– Его нашел пассажир, пришедший на остановку к первому утреннему автобусу. Во сколько первый автобус?

– Вроде бы в десять минут восьмого.

– А последний?

– Говорят, в пять минут одиннадцатого.

– Какова причина смерти Мории?

– Я слышал, что его застрелили.

– Застрелили…

Я задумался:

– Опять пуля дум-дум от «Браунинга»?

– Нет, на этот раз это не дум-дум. В настоящее время полиция выясняет, «Браунинг» или нет. Однако его убили единственным выстрелом в сердце спереди.

– Но почему все же автобусная остановка? Чтобы попасть туда отсюда, нужно перебраться через гору, – сказал я.

Все кивнули.

– Почему не могли бросить тело поближе? Зачем понадобилось преодолеть с телом весь путь через гору до автобусной остановки? Полиция на этот счет ничего не сказала?

– Нет, ничего, – сказал Сакаидэ.

– А вы как думаете почему, господин Сакаидэ?

– У меня нет никаких предположений.

– Сейчас у нас нет ни приблизительного времени смерти, ни приблизительного места, где он был убит, но если нам сообщат об этом, возможно, что-то и придет в голову.

– Разве не вчера вечером его убили?

– Неизвестно. Тело положили на автобусной остановке в интервале от десяти часов пяти минут вчерашнего вечера до семи часов сегодняшнего утра. По крайней мере, полиция так думает.

– Похоже на то. Мне так кажется, – сказал Сакаидэ.

– Тогда время убийства может не сильно отличаться от этого.

Я вспомнил свое ночное приключение на кладбище Хосэндзи прошлой ночью. По времени оно попадало в этот промежуток. Я не знал, стоит ли мне говорить об этом, но решил не рассказывать, пока меня не спросят. Митико ведь говорила, что никто не должен знать о ее обете совершить сто молитв. Поскольку это связано с делом об убийстве, я не имею права об этом умолчать, но только если меня спросит полиция. Митико, вероятно, не была бы довольна, если бы я начал рассказывать всем подряд, не спросив ее разрешения.

– Ну да, точное время действительно неизвестно, – сказал Сакаидэ.

– Только вот что странно. Когда Мория исчез, он был одет в свитер, но обнаружили его в одной пестрой рубашке и брюках. Не было и майки, которую он должен был бы надеть хоть под свитер, хоть под рубашку. Одним словом, ее с него сняли. Более того, все пуговицы на рубашке были расстегнуты. То есть выше пояса Мория был в одной рубашке на голое тело.

Все молчали, скрестив руки.

– И что же означает? – спросил я.

– Полиция сейчас ведет расследование. Короче говоря, преступник в какой-то момент раздел Морию догола. Я не знаю для чего.

– Сначала преступник убивал только молодых женщин. Потом, когда он убил бабушку Кику, я подумал, что он стал убивать и пожилых, но по-прежнему это были женщины. Затем обнаружили труп Ятодзи Томэганэ, но поскольку это было самоубийство, к тому же произошедшее еще до событий в «Рюгатэе», все еще можно было полагать, что преступник выбирал своими жертвами именно женщин. Но вот теперь стало ясно, что это не так, – сказал я.

– Все верно вы говорите, – сказал Сакаидэ.

С этим все и разошлись. Поскольку в гостинице полицейских не было, я мог бы свободно выйти прогуляться или сходить за покупками, но мне не хотелось ничего делать, поэтому я заперся в своей комнате и некоторое время записывал вновь открывшиеся факты в свою толстую тетрадь. Однако, с другой стороны, я чувствовал, что больше нет смысла этим заниматься. Ведь стало ясно, что Митараи не собирается мне помогать. Раз так, эти записки могут пригодиться на тот случай, если я когда-нибудь соберусь опубликовать книгу о событиях в «Рюгатэе». Или, может, они помогут мне расследовать это дело, хотя, конечно, думать так с моей стороны было слишком самонадеянным.

Но, честно говоря, сложившаяся ситуация вызывала у меня отчаяние. Не имея возможности положиться на Митараи, пытаться расследовать этот инцидент своими силами для меня было безнадежно. И заметки в этой тетради уже не играли особой роли.

Подошло время обеда, и я пошел поесть. Сатоми в столовой не было. Поев, я надел гэта и вышел во двор собраться с мыслями. Поднимаясь по каменным ступеням и бродя по двору, я заметил, что тростниковая дверь в «Сибуита-но-ма» открыта, и было видно, как Икуко Инубо протирает там тканью корейское кото. Поэтому я без особой цели подошел поближе и стал смотреть на нее через коридор.

Тут я вспомнил, как Икуко той ночью скрывалась в хижине за «Рюдзуканом» вместе с Фудзиварой, и мне стало неприятно. Но, как ни странно, с тех пор мне все время казалось, что ее лицо изменилось и стало более привлекательным. Но сейчас не это вызвало мой интерес. Дело в том, что я надеялся когда-нибудь услышать от Икуко более подробную информацию о кото, чем та, что сообщила мне Сатоми.

– А, это вы! – воскликнула она.

Видимо, она почувствовала, что за ней наблюдают. Затем она улыбнулась и кивнула мне. Я быстро ответил тем же.

– Это корейское кото, правильно? – спросил я.

– Да, верно, – ответила она мне с мягкой улыбкой.

Ее здравый смысл, сдержанное поведение и кажущаяся искренность сбили меня с толку. Что же это был за аморальный поступок с Фудзиварой? Я спрашивал себя, действительно ли она и женщина той ночью – один и тот же человек.

– Оно называется куго. Это прототип современного кото, – сказала она.

Это я уже знал.

– Оно тоже из павловнии? – спросил я.

– Нет, это мирт.

– Мирт? А что, из мирта тоже делают кото?

– Обычно нет. Вон то кото сделано из сосны, но и сосну, как правило, тоже не используют. Только павловнию. Может быть, зайдете?

– Да, спасибо, – сказал я.

Я быстро поставил гэта на ступеньку и поднялся в коридор.

– Пожалуйста, сюда, – сказала она.

Я подошел к ней и опустился на колени на дощатый пол.

– Сатоми говорила, что вы хотели бы больше узнать о кото.

– Да, это правда, – сказал я.

Говоря это, я все еще испытывал странное чувство дискомфорта.

– О чем вы хотите узнать?

– Вообще о кото в целом. Мне не хватает даже самых общих знаний.

Отвечая, я понял причину своего дискомфорта. Ведь только что убили повара, с которым она работала много лет, а на ней это никак не отразилось. Она говорила с улыбкой и держалась совершенно как обычно. Может быть, она уже привыкла к трагедиям или до сих пор не знает о том, что случилось с Морией? Я не хочу сказать, что ей полагалось все время плакать, но уж слишком безмятежна она была.

– Давайте начнем с определения, какой музыкальный инструмент называется кото. Пожалуйста, взгляните на это куго, – сказала она и, как мне показалось, наклонилась ко мне поближе.

Я заволновался.

– У этого кото двадцать три струны.

– Так, двадцать три.

– Их так много потому, что струны просто натягивают и при игре не зажимают пальцами и не регулируют высоту звучания порожками.

– Что значит – зажимать струны пальцами?

– Так же, как на гитаре…

– А, понятно. Вот в чем дело.

На гитаре-то я немного играю, поэтому на этом примере мне было нетрудно понять.

– Поскольку невозможно отрегулировать высоту звука с помощью порожка, требуется так много струн. Одна струна воспроизводит только одну ноту определенной высоты. Этот тип музыкального инструмента называется кин. В настоящее время мы используем иероглиф «кото» для обозначения всех типов кото, но это потому, что другой обозначающий кото иероглиф – «со» – не входит в стандартный список иероглифов для повседневного употребления. На самом деле правильно называть то кото, на котором я всегда играю, со. Кото и со изначально являются совершенно разными музыкальными инструментами, и даже в древнем моногатари^[1] «Повесть о Гэндзи» они четко различаются как кото и со. Говорят даже, что женщины, играющие на кото, обычно более старомодны, чем женщины, играющие на со.

– А, понятно. Значит, привычные нам кото правильнее обозначать иероглифом «со».

– Да, – сказала хозяйка «Рюгатэя» и засмеялась.

– И сколько же струн у кото, которое со?

– Тринадцать. Вот почему то необычное кото, которое стоит там, также имеет тринадцать струн. Пожалуйста, пройдите сюда.

Она изящным движением встала, прошла в заднюю комнату и показала мне кото, о котором говорила.

– На днях во время концерта, который вы давали во дворе, вы говорили о семнадцатиструнном кото… – сказал я, следуя за ней.

Икуко согнула колени и села на деревянный пол. Я сел рядом и попытался сосчитать колки на ее инструменте. Их действительно оказалось тринадцать.

– Семнадцатиструнное кото создал уже в новое время Митио Мияги.

– Понятно, он добавил четыре струны.

– Да, верно. И все они толстые.

– Почему?

– Потому что не хватало басов. Когда мы играем Баха или другую западную музыку, нужно исполнять басовую партию. Так что обязательно нужен инструмент с возможностью низкого звучания. Вот зачем кото с семнадцатью струнами.

– Понятно, понятно. Но в ночь, когда убили госпожу Хисикаву, она играла на тринадцатиструнном кото, хотя это был Бах.

– Да, она играла на тринадцатиструнном кото, но необычном.

– Подождите, так это было необычное кото?

– Правильно. Оно было сделано из сосны, как это. Тарумото, который у нас работал, не любил семнадцатиструнных.

– А, вот в чем дело!

Я услышал об этом впервые.

– А я думал, что это обычное кото из павловнии…

– Нет, не обычное. Поэтому на нем, как и на этом, были колки для натягивания струн. Его тоже сделал мастер по имени Тарумото, который раньше работал в нашем доме.

– Значит, это кото того же типа, что и это… но это прикреплено к полу.

– Да, оно – одно целое с панелью пола. Они вырезаны из цельного бревна.

– Конечно, той ночью госпожа Хисикава играла не на нем.

– У нее было другое, оно не было прикреплено к полу, но тоже сделано из цельного бревна. Он лишь немного подправил форму бревна, отполировал, а на верхней части натянул струны.

– И оно хорошо звучит? Если это просто бревно, значит, у него нет резонансной коробки.

– Да, но звучало оно хорошо. Тарумото был большим мастером подбирать материал для кото. Он и павловнию выбирал всегда самую лучшую. Когда говорят о павловнии, всегда вспоминают такие вещи, как гэта, из которой их делают. У нее легкая древесина; но павловния, используемая для кото, совершенно другая. Это должно быть дерево, выросшее в холодном климате, и древесину надо брать с теневой стороны ствола, с плотными волокнами. Конечно, если вы хотите сделать хорошее кото.

– Но это ваше кото ведь из сосны, верно?

– Тарумото родился и вырос на горе Сэннин, поэтому очень хорошо разбирался в деревьях, которые там растут, вплоть до мельчайших деталей. Там большие сосновые леса. Гуляя по горам, он примечал подходящие деревья, которые могли дать хороший звук. Он часто звонил хозяину леса и просил спилить понравившееся ему дерево, выбирал нужные части. Но это было всего лишь его хобби. В основном он делал здесь кото из павловнии.

– Он делал и продавал их прямо здесь?

– Да. У кото работы Сумио Тарумото очень хорошая репутация. Они нравились и госпоже Онодэре, и она всегда ими пользовалась.

Я внезапно осознал, что лицо Икуко Инубо приблизилось почти вплотную к моему. И, возможно, неосознанно, ее пальцы следовали за моими, когда я поглаживал поверхность этого необычного, вырезанного из одного с половицей массива дерева кото, чтобы почувствовать красивую текстуру его древесины. Когда моя рука останавливалась, ее пальцы тут же ее догоняли.

Посмотрев на ее лицо, я увидел, что ее глаза слегка увлажнились, когда она взглянула на меня. Я быстро отвел взгляд, отодвинул колени подальше от ее и медленно встал. Мне она показалась немного странной. Она сидела рядом со мной, и хотя на лице ее была безмятежная улыбка, я чувствовал, что все ее мысли направлены в мою сторону.

– Я слышал, что нашли тело господина Мории, – сказал я.

Она тоже встала:

– Это совершенно ужасно.

Может быть, она действительно так думала, но внешне это никак не проявлялось.

– А с господином Фудзиварой все в порядке?

Я украдкой бросил взгляд на лицо Икуко, однако не заметил на нем никаких изменений или растерянности.

– Да, надеюсь, с ним все в порядке, – сказала она с меланхоличным выражением лица безо всяких эмоций в голосе.

В этот момент я вспомнил о келоидных рубцах, которые тянутся у нее под кимоно от спины до ягодиц. Меня охватили смешанные чувства и даже немного закружилась голова.

– Я слышал, что вы продаете эту гостиницу.

– Да, после всех этих событий я, наверное, не смогу здесь больше оставаться.

– Куда вы поедете? – спросил я как бы между прочим.

Однако она, похоже, серьезно задумалась.

– Мы еще не решили, – сказала она через некоторое время.

– Я слышал, что вы вроде бы собираетесь в Идзумо?

– Мой муж, кажется, собирается.

– А вы нет?

– Я не хочу ехать, но, думаю, все-таки придется.

Наступило немного неловкое молчание. Я чувствовал себя репортером развлекательного журнала, пытающимся выведать, собирается ли она разводиться, и выдать читателям сенсацию.

– Но ведь, если честно, вам не хочется покидать эти места, не так ли?

– Здесь я родилась и выросла. Я знаю «Рюгатэй» с момента начала строительства. Поэтому я не хочу все бросать.

– А если дело сумеют раскрыть, все будет в порядке? Можно будет не уезжать?

Когда я спросил это, женщина слегка улыбнулась:

– Что тут сказать? Это зависит от того, что выяснится в результате расследования.

Если бы Митараи был здесь, он бы, наверное, сказал: «Ну так давайте решим проблему завтра». Я не мог этого сказать и промолчал. Мне очень хотелось помочь этой семье. Но то, что она сейчас сказала, прозвучало несколько загадочно. Если представить себе невероятное, представить, что преступник – она сама, то раскрытие дела ей никак не поможет.

– Я понимаю. Может быть, у меня не хватит для этого способностей, но я сделаю все, что в моих силах.

Я сказал это, не особенно задумываясь, и направился было в коридор.

– Господин Исиока, – услышал я в этот момент откуда-то доносившийся голос.

Мне показалось, что это Сатоми, поэтому я быстро вышел в коридор. Сатоми стояла перед моей комнатой и кричала в никуда.

– Да, я здесь! – громко ответил я.

Она повернулась ко мне и быстрым шагом побежала вверх по коридору.

– Что? – спросил я, когда она подошла поближе.

Сатоми немного запыхалась. Видимо, она бежала с самого низа.

– Только что позвонил господин Танака…

– Он ждет у телефона?

– Нет, повесил трубку.

Сатоми покачала головой.