– Ну да. Смотри, как он удачно расположен: в районе много высоких жилых комплексов, небольших двухэтажных домиков и зданий, где проводят дополнительные занятия, – людей тут всегда много. А еще неподалеку есть школа.

Танби тоже часто ходила по этой улице. На первом этаже здания располагались два магазина, а на втором и третьем – маленькие комнатушки под сдачу. Танби негодовала, а отец, похоже, находился в приподнятом настроении.

– Помещение такое старое, – пробормотала она.

– Сделаю ремонт. Понимаешь, условия аренды подвернулись очень выгодные, нельзя упускать шанс.

– И какие условия?

– Ежемесячная плата намного ниже рыночной. Говорю тебе, быстро окажемся в плюсе, – уверял отец.

– Тебе это не показалось подозрительным? Может, дело в том, что торговля здесь шла не очень?

– Не переживай, все будет хорошо. Расположение очень удобное, даже представитель франшизы одобрил. Скоро начнем ремонт.

Танби уставилась на отца. Этот человек сомневался, купить ему в магазине на диване одну пару брюк или же потратиться на две, но получить подарок. Он всегда рассуждал так: раз у него уже есть похожие штаны, незачем тратить деньги на лишнюю пару; правда, если купить одни, то останешься без подарка. Танби всегда в недоумении смотрела на него и выключала телевизор.

На ее первый день рождения отец две недели не мог решить, одеть дочь в белое платье или в розовое. В итоге заказал его слишком поздно и нервничал, что доставка задерживается. А когда курьер привез платье за три часа до дня рождения, папа чуть ли не расцеловал его от счастья. Вот таким был отец Танби.

Он буквально сходил с ума по всяким мелочам, но при этом с легкостью аннулировал страховку, продал квартиру, подписал контракт и купил магазин.

– Ты ведь уже сам решил и поставил меня перед фактом… – обиделась Танби.

– Извини, все так завертелось, не было времени объяснять. Не переживай. Я же сказал, все будет хорошо. У меня все под контролем, – уверял отец.

– Хорошо, но пообещай, что меня впутывать не станешь.

– Обещаю!

– А если прогоришь… – угрожающе начала Танби.

– Понял, можешь не продолжать.

– Нет, дай закончить. Я убегу из дома!

– Танби, тебе не надоело это повторять?

– Папа!

– Что?

– Ты знаешь, в этот раз я не шучу. Я всегда держу слово.

Отец пристально посмотрел на дочь и кивнул. Он был настроен твердо, как генерал в исторических сериалах перед решающей битвой.

Через несколько дней после разговора начался ремонт.

Каждый вечер отец демонстрировал фотографии и рассказывал, что строители уже успели сделать:

– Работа идет быстрее, чем я предполагал. Самое сложное всегда – перепланировка, но не в нашем случае. Это сетевой магазин, поэтому чертежи предоставили заранее.

Как-то раз он хвастался, что уже купил кассу, аппарат для размена купюр на монеты и установил восемь камер видеонаблюдения. А еще говорил, как с каждой встречей представитель компании нравится ему все больше и больше, хвалил его и называл замечательным человеком.

Отец постоянно приходил домой за полночь, и вот наконец-то наступил решающий день. Он с самого утра светился от счастья.

– Представляешь, сегодня открытие. Я даже выходной на работе взял. Не хочешь заглянуть после школы? – приобнял Танби отец.

Девушка, не ожидавшая такой реакции, вырвалась из объятий и пробурчала:

– Сказала же, не втягивай меня в свои дела.

– Да, помню, но сегодня открытие. Подумал, захочешь посмотреть.

Нехотя Танби согласилась зайти по дороге домой, если будет время. Когда отец рассказывал про магазин, она делала вид, что ничего не слышала, но на самом деле сгорала от любопытства.

Танби сдержала слово и после занятий направилась прямиком в магазин. Приблизившись к зданию, она не могла скрыть удивления: прежде унылое помещение превратилось в очень симпатичный магазин. Магия, да и только.

Вместо вывески на входе был натянут желтый козырек, на передней части которого витиеватым шрифтом красовалось название. Возле дверей стояло восемь автоматов с игрушками и букеты, на лентах которых были написаны поздравления с открытием. Через стеклянную витрину прохожие могли с легкостью рассмотреть интерьер магазина.

Танби толкнула входную дверь и вошла внутрь. Несмотря на поздний час, в магазине еще были посетители, а отец носился от одного стеллажа к другому.

– Господин начальник, такими темпами скоро разбогатеете, – шутливо произнесла она.

– Доченька, пришла все-таки, – улыбнулся мужчина и приобнял ее. – Твои бабушка с тетей уже заходили.

– Все не так ужасно, как я думала, – заключила девушка, окинув взглядом магазин.

Отец с облегчением выдохнул и расслабился, точно студент, только что сдавший сложный экзамен.

Танби была слишком строга с отцом. На самом деле магазин ей очень понравился: ровные полки с товарами, все расставлено с умом, две кассы, чтобы не стоять в очереди, и камеры слежения, охватывавшие помещение целиком. Возле кассы висело забавное и милое предупреждение о том, что все действия покупателей записываются на камеру. Танби подумала, что посетители точно обратят на него внимание. Помещение окутывал мягкий желтоватый свет, внутри было очень тепло и уютно. Видно, что отец вложил в магазин все свои силы и душу.

Танби не спеша осмотрелась и увидела в дальнем углу дверь. Она подошла и открыла ее. За дверью находился небольшой склад с упаковками товаров, инструментами и чистящими средствами.

Но один из предметов выбивался из общей обстановки – длинный деревянный цилиндр с кожаными вставками и металлическими застежками. Походил на тубус, в котором художники носят картины. Да, это определенно был тубус, но изготовленный из дерева, а не пластика. Внешне казался грубоватым, будто вырезанным вручную. Он был настолько старым, что ему было самое место в музее, а не на складе магазина канцтоваров. Танби задумалась: кто мог эту вещь оставить и откуда она вообще взялась. Внезапно девушка заметила два китайских иероглифа, выгравированных на дне.

– Кажется, читается как… «Хо Хён»? – пробормотала она. – Хо Хён. Наверное, так звали его создателя.

Внезапно ее словно огнем обожгло, и Танби, отбросив тубус, вернулась к отцу. Она была вне себя от злости.

– Папа, что здесь делает эта штука? – спросила Танби.

– Бригадир отдал, когда заканчивал ремонт. Говорит, нашел на полу и подумал, что это я обронил. Но тубус я видел впервые. Может, прошлый владелец забыл или курьер перепутал адрес доставки? Решил пока оставить, вдруг хозяин объявится.

– Хочешь, чтобы я поверила? Может, по случаю открытия магазина ты решил сюрприз мне устроить? – наседала на отца Танби, хотя тот явно не понимал, о чем она. – Хотел, чтобы я снова начала рисовать, но не знал, как меня подтолкнуть? Потратил на него кучу денег, а тебя обманули, выдав тубус за антикварный?

Только тогда отец заметил, как его дочь злится.

Он протестующее замахал руками:

– Что за ерунда? Нет конечно. Я действительно не знаю, откуда взялся этот тубус.

– Я все сказала. Никогда в жизни больше не сяду рисовать, и ты знаешь почему. Зачем так поступать…

Танби закончила пламенную речь, развернулась и выбежала из магазина, не дав отцу ни единого шанса объясниться.

Борьба за оценки

На первый взгляд школа Сечжин ничем не отличалась от остальных, но на самом деле считалась одной из самых престижных в районе. Поступить туда было не легче, чем в лицей или частную школу. Когда Танби училась в девятом классе, классный руководитель посоветовал ей на следующий год перейти в частную школу-пансион, но она отказалась в пользу своей школы, аргументируя тем, что здесь будет проще подготовиться к экзаменам в медицинский университет. Но эта причина была не единственной: Танби не хотелось уезжать от отца и жить в общежитии. Одна только мысль о том, что он останется дома совсем один, сводила ее с ума.

Школа Сечжин стояла у подножья холма, поэтому в округе всегда было тихо и уютно, несмотря на расположение в самом центре района.

Казалось, холм огибает школу, словно заключая в свои объятия.

Танби поднялась наверх и подошла к воротам, как вдруг услышала:

– Пхё Танби!

Девушка оглянулась и увидела, как ее догоняет лучшая подруга Хаын. Познакомились они в восьмом классе и с тех пор не расставались. Хаын наконец-то поравнялась с Танби и теперь стояла в попытках отдышаться. Рядом с ней легкими широкими шагами шел Хванхи. Подойдя к Танби, он улыбнулся и крепко ее обнял. Сразу было видно, что эмоции юноши идут от самого сердца.

Все знали, что Хванхи с пятого класса влюблен в Танби. Оставалась в неведении только его мама, известная излишней одержимостью сыном и гордостью за него. А Танби вообще не обращала внимания.

– Пак Хаын. Зачем ты пыталась меня догнать? Тяжело же, – угрюмо посмотрела на нее Танби.

– Чтобы вместе идти в школу, – ответила та.

– И так за целый день успеем надоесть друг другу.

В этом была вся Хаын. Она хотела делать вместе все: ходить в школу, обедать, проводить выходные, учиться на дополнительных занятиях, делиться секретами и тревогами. Но ни разу не переходила черту. Когда Танби нужно было побыть одной, Хаын видела это и уважала чужое личное пространство.

– Идешь? – поинтересовалась Танби у стоявшего рядом Хванхи.

– Иду.

– Тогда мы тебя догоним, нам с Хаын надо посекретничать.

– Хорошо. Кстати, ты ведь собираешься вступить в «Красный крест»? – спросил он.

– Собираюсь, – безэмоционально произнесла Танби.

– Отлично. Думаю, тебя точно возьмут. Обсудим позже, – Не обращая внимания на безразличие девушки, Хванхи тепло улыбнулся и пошел к школе.

Когда он отошел на достаточное расстояние, Хаын спросила:

– Что за «Красный крест»?

– Да так. Кружок, где проводят разные опыты по химии и биологии, а еще занимаются волонтерством. Туда берут не всех.

«Красный крест» был закрытым кружком, его считали самым престижным в школе. Танби он привлекал тем, что позволял заниматься самыми важными для нее вещами: научными экспериментами, докладами и волонтерской деятельностью. Кружок считался особенно важным для тех, кто собирался поступать на медицинские и инженерные факультеты лучших университетов страны. Танби не знала, правда ли это, но ходили слухи, что мамы участников «Красного креста» не только дружат между собой, но и знакомы с кем надо, благодаря чему проводить эксперименты разрешают в современных лабораториях города.

– Слышала, баллы за волонтерство больше не будут учитывать при поступлении, а значит, максимальный балл за общественную деятельность^[2] понизится. Зачем тебе тогда этот кружок?

Танби с жалостью посмотрела на Хаын, в ее глазах читалась одна-единственная фраза: «Да что ты вообще знаешь о жизни?» Тем временем Хаын достала из сумки банку консервов с тунцом – она иногда подкармливала бездомных котов, обычно прятавшихся между школой и холмом.

– Сегодня я принесла им тунец другой марки. Посмотрим, какой больше понравится, – сказала Хаын.

– Да котам без разницы, какую рыбу есть, – проворчала Танби.

– Ты не понимаешь, они все чувствуют. В обед проверим.

Внезапно Танби остановилась, посмотрела на подругу и сказала:

– Пак Хаын, нельзя так ко всем привязываться. Понимаешь, рано или поздно все закончится, и тебе будет очень тяжело.

– Да нет, я просто… – Хаын сразу поникла.

Увидев это, Танби обняла ее и произнесла:

– Не хочу тебя ни в чем переубеждать. Но кормить котов не пойду.

– Да, понимаю. После экзамена ты обязательно попадешь в тройку лучших учеников школы. Тебе надо много заниматься.

– Тише, вдруг кто услышит? – оглянулась Танби, закрыв ладонью рот Хаын.

– Прости, прости. Но я не понимаю, зачем переживать? Будешь лучшей ученицей в параллели. У меня постоянно спрашивают, почему ты осталась в обычной школе, хотя могла бы перейти в специализированную.

Танби глубоко вздохнула и выпалила:

– Слушай, Пак Хаын. Я собственным трудом добилась высоких оценок. В старшей школе все иначе, это тебе не девятый класс. Слышала про ботанов, помешанных только на одном предмете? Свободно говорят по-английски, но не могут решить задачу по математике для восьмого класса; прекрасно разбираются в истории, представляя себя героями какой-нибудь книги; целыми днями решают задачи по математике, при этом игнорируя другие предметы; в девятом классе знают всю школьную программу по химии и физике; выучили японский благодаря увлечению аниме. Быть лучше других тяжело именно из-за подобных людей. Первым станет лишь один.

– У меня от твоих рассуждений мозг кипит, – покачала головой Хаын.

Тем временем Танби продолжала:

– Все говорят, надо просто хорошо сдать тест. Но в этом и проблема. Твою судьбу решают несколько баллов. Поэтому я не могу ничего игнорировать. А вообще, система тестирования просто абсурдна. Смотри. В нашей школе триста двадцать шесть десятиклассников. На первый уровень^[3] могут сдать только четыре процента, или тринадцать учеников, на второй – одиннадцать процентов, то есть следующие двадцать три человека. Это я округлила в большую сторону.

– А на третий уровень?

– Не знаю, не считала. Если получу третий уровень – конец.

– Не говори так! – воскликнула Хаын.

Танби ненавидела систему вступительных экзаменов в университет и экзамены в целом. Между первым и тринадцатым человеком на первом уровне огромная разница, но между четырнадцатым и тридцать шестым на втором – пропасть еще больше, из-за чего Танби считала нечестным определять всех людей на один уровень. Однако систему изменить невозможно, поэтому она решила не ныть, а сосредоточиться на том, чтобы получить больше баллов за достижения в спорте и искусстве. Девушка очень хотела поступить в медицинский университет, а еще больше – показать маме, что у нее это получилось.

– Кстати, а почему ты хочешь именно в медицинский? Помню, раньше мечтала о художественной академии, – внезапно спросила Хаын.

– Так написано в «дневнике Танби».

– Прямо так? «Поступи в медицинский университет»?

– Нет конечно, но знаю, что мама именно это имела в виду. И вообще, а почему бы и нет? Оценки позволяют, – ответила Танби.

– Верно. Буду молиться за тебя, – произнесла Хаын, глядя на нее блестящими глазами.

– Спасибо. Всегда хотела послушать молитвы дочери пастора.

Танби никогда не спрашивала, но знала, что имя «Хаын» означает «Божья благодать». Ее судьба была удивительна. Танби вспомнила, как они познакомились.

Группа детей, куда входили всем известные хулиганы Ильчин и Ли Кичжун, постоянно издевалась над Хаын, когда та читала молитву перед обедом в школьной столовой. Танби наблюдала за этой картиной уже третий день. С каждым разом насмешки становились все сильнее, и Хаын, хоть и делала вид, что все в порядке, совсем раскисла.

Обидчики кричали:

– Эй ты, я молюсь каждый день, почему мои оценки все еще плохие?

– Слушай, а если молить Бога, то желание исполнится? Тогда попрошу у него сделать тебе морду покрасивее.

– Йоу! Аминь!

– Аллилуйя!

Танби не выдержала, подошла к задирам и спокойно сказала:

– Эй, придурки! Заткнитесь и ешьте молча. Вы такие противные, что меня сейчас вырвет от одного вашего вида. Если из-за вас заработаю себе проблемы с желудком, потребую компенсацию за вред здоровью.

– Пхё Танби, с ума сошла? Проблем захотелось? – гаркнул на нее Ли Кичжун.

– Сумасшедшие здесь только вы! Какая разница, кто что делает перед едой? Да пускай хоть танец маленьких утят танцует, вам какое дело? У меня все заснято на видео. Ли Кичжун, тебя уже дважды вызывали на воспитательную беседу. Как думаешь, чем закончится следующий раз? Покажу запись завучу. И не пытайтесь украсть телефон, я выгрузила видео в облако. Ах да, забыла сказать: это не единственная запись, где вы издеваетесь над одноклассниками и нарушаете правило о свободе вероисповедания в нашей школе.

Танби не дала задире вставить ни единого слова. В итоге возмущенный Ли Кичжун пинком оттолкнул ближайший стул на несколько метров, а затем крикнул, что устал возиться с безмозглыми курицами.

С тех пор Хаын следовала за ней по пятам, как утенок за уткой. Самой Танби было все равно, но в итоге девушки стали лучшими подругами.

Она часто вспоминала тот день. Когда Танби увидела Хаын, та напомнила ей маму, которая всегда молилась перед едой. Мама продолжала молиться, даже когда уже не могла есть. Ей было больно, таблетки не помогали, но она все равно молилась: не за себя, а за мужа с дочерью.

Пятым уроком было ИЗО. Ученики уже третью неделю перерисовывали картину известного корейского художника, переосмыслив ее с точки зрения насущных проблем экологии. Оценка за картину входила в балл за общественную деятельность. Учительница не верила, что дети будут работать над картиной дома, поэтому в конце каждого урока собирала холсты и оставляла в классе.

– Невероятно, Танби! – воскликнула учительница, увидев работу девушки.

Ученики тут же зашептались.

Ее картина представляла собой переосмысление изображения солнца, луны и пяти пиков, нанесенных на ширму за королевским троном во дворце. Но в отличие от оригинала, где присутствовало много зеленого цвета, картина Танби больше походила на пустыню. Это чем-то напоминало огненные горы из «Путешествия на Запад»^[4]: огонь уничтожил всю растительность; солнце и луна потускнели; водные каналы пересохли; а от двух сосен, которые должны всегда стоять вечнозелеными, остались одни пни.

– Конечно, посыл и мазки совсем другие, но в сочетании с цветами впечатление остается сильное, – продолжала учительница. – Немногие могут похвастаться такой палитрой, выразительностью. Ты случайно не в художественную академию собираешься поступать?

– Ни за что, – твердо и холодно ответила Танби, но потом поняла, что была слишком груба, улыбнулась и добавила: – Вернее… разве меня возьмут туда с такими способностями?

1 2 3

Премиум

(5 оценок)