Фойе Школы Высших Искусств заливало багровое сияние, пробивавшееся сквозь световоды в потолке. Даже переливающиеся в воздухе крошечные пылинки окрасились закатным багрянцем и превратились в брызги крови. Поэтому почти скрывшийся за ними монумент основателя школы грандмастера магии Стевия Долгоносского расплывался, как вызванный против воли демон Полуночной бездны. Даже эбонитовый посох в его руках, который так любили натирать перед экзаменами студенты, в полутьме представлялся адским трезубцем. От такого удачи ждать, что милости от смертельных проклятий.
Я встряхнул головой, прогоняя нелепые мороки. Из пустынного фойе вели три лестницы: центральная – к церемониальному залу, левая – к учебным аудиториям и правая – к мастерским преподавателей. Но помимо этих широких парадных ступеней, в нишах и незаметных тупиках скрывались иные пути, способные доставить знающего человека куда надо.
Отметив ворох мусора, совершенно неуместный под малой экзаменационной доской с результатами успеваемости, я отдёрнул пыльную портьеру у большого окна во внутренний двор и протиснулся в узкий тёмный коридор с винтовой лестницей. Стоило быть осторожнее, чтобы не замарать камзол. Тут, кроме паутины и пыли, можно вляпаться и во что-нибудь более неприятное, особенно учитывая нынешний бардак. Взобравшись наверх, я настороженно прошёл по пустынной анфиладе: странно было не встретить ни одного студента или преподавателя. Преодолел ещё пару десятков ступеней, добрался до малой лаборатории алхимиков. Кабинет бывшего завкафедрой занимал самый большой флигель Кривой башни, до которого пришлось снова карабкаться по туго закрученной лестнице; но массивная дверь, обшитая чешуей скального дракона во избежание возгорания, была заперта. Правда, в замочной скважине торчала свернутая в трубку записка:
«Балт! Загляни в средний Синий зал для экспериментов».
Ещё сильнее захотелось отправиться домой. Чем больше таинственности нагонял мой добрый друг, тем меньше желания оставалось на прослушивание высокопарных витиеватых лекций о пресловутой гармонии света и тьмы. Я уж хотел спуститься вниз и незаметно уйти, когда натяжение воздушных потоков, отдающееся трепетом тонких энергий в дыхании стихий, заставило резко отскочить в сторону. В дверь, у которой только что стоял, ударилась длинная деревянная указка, треснула и разлетелась роем щепок. На случай всяких мелких неприятностей у меня в рукаве была припрятана пара-тройка нейтрализующих заклинаний. Машинально вытянув подходящее, я бросил его в указку. Ярко полыхнуло лиловым, и остатки деревянных щепок посыпались на пол. Вслед за первой угрозой принесло вторую. Мокрая губка, оставшаяся после уборки, с чавканьем врезалась в стену у моей головы, отскочила, наткнулась на угол, и продолжая метаться, умчалась обратно в темноту коридора.
Приготовив новое заклятье так, чтобы слетало с пальцев по щелчку, я двинулся следом за ней. Габ оказался прав. Студентам такое не по плечу. Слишком уж напористо и своенравно действовали полуобразумленные вещи. В них словно не до конца вдохнули искру жизни, и они дурной нежитью бросались на всё, что видели. Либо маг плохо знаком с основами образумления, либо нарочно свёл с ума объекты ворожбы.
Скрежет заставил подобраться, но палить наугад я не стал, дождался, пока навстречу выползет медный алхимический котёл, и только тогда выпустил в него нейтрализующее заклятье. Посудина перестала шаркать по полу гнутыми ножками, застыв на месте, но из-под двери выскочил пыльный коврик и обернулся вокруг моей лодыжки. И, когда я израсходовал на него последние заготовленные чары, по закону подлости из темноты прилетела грязная тряпка и впечаталась прямо в лицо.
– Куць тебя раздери! – захрипел я, сдирая её с носа.
От перепрелого сырого духа подобрался чих. В носу засвербело и зачесалось. Хорошо ещё досталась тряпка, которой вытирали с доски, а не отмывали пол в уборной. Справившись с вонючей рванью, добил её заклинанием, так что она вспыхнула синим огнём и осыпалась пеплом, и начал наговаривать новые чары про запас. В глазах на мгновенье потемнело. После припоев лучше вообще не колдовать, слишком сильное напряжение энергий, но другого выхода не было. Главное, не переходить к энергозатратным чарам, а то потом неделю проваляюсь без сил. Использовать же стимуляторы лучше только в самом крайнем случае.
Справившись с заклятиями, я продолжил путь по тёмному коридору, ожидая новых атак полуобразумленных вещей. Но то ли их запас иссяк, то ли они отправились доставать кого-то другого, но до Синего зала больше не встречались.
Вход в мастерскую перегораживала перевёрнутая парта. Внутри кто-то сдавленно ругался. Я аккуратно заглянул в проём. Невозмутимый Габ сидел на перекладине лестницы, приставленной к шкафу, а перед ним, ругаясь, как портовый грузчик, расхаживал Зелёный Гном. Профессор травничества не только отличался малым ростом и коренастой фигурой, присущими подгорному племени, но и шевелюрой выразительного цвета. Долгие годы, проведенные за сбором всевозможных листиков и травинок, их сушкой, приготовлением и варкой, окрасили его волосы и бороду в легко узнаваемый малахитовый оттенок. Никогда не думал, что он умеет так выражаться. Даже когда околдованный повторяй-порошком летел вверх тормашками со школьной башни, так не ругался.
– Разрешите войти? – не придумав ничего умнее, спросил я.
Зелёный Гном замер и уставился на меня подбитым глазом. Синяк расползался по лицу и начинал соперничать свой синевой с изумрудными переливами волос.
– Вильк, – буркнул он, не удосужившись даже добавить вежливое обращение «пан».
– Вас-то мы и дожидаемся, друг мой, – обрадовался Ремиц. – Как видите, мы в осаде. Правда, нам удалось установить, что обезумевшие вещи начали расползаться именно отсюда.
Я перекинул ногу через парту и спрыгнул внутрь зала. Оказалось, что дверь, которая должна была его запирать, валялась сбоку у стены, тускло поблескивая отлетевшими петлями и темнея следами подпалин.
– И кто же отвечает за эту мастерскую? – поправив камзол, уточнил я.
– Недоумок Конрад Мыш, – не своим голосом заорал профессор травничества.
Помимо фингала под глазом, его лицо украшал ожог на щеке, а от мокрых штанов расходился сомнительный оранжевый пар.
– Числится в школе аспирантом, подающим, гм, надежды…
– Ненадолго! – воинственно перебил Габриэля Зелёный Гном. – Этот недоносок будет у меня в лекарне числиться. Руки его кривые спином на узле завяжу…
– Вы хотели сказать, что… – попытался исправить Ремиц, но профессор травничества зашипел, как лесной кот, и Габу пришлось примирительно поднять руки, правда, улыбка с его губ так и не слетела.
– И в какую дыру забился этот Мыш? – переняв их манеру, спросил я.
Оба одновременно пожали плечами. Ремиц продолжил качать ногой, откинувшись на лестнице, а Зелёный гном – выхаживать мимо перевёрнутых реторт и разбитых пробирок.
Выходило, что искать аспиранта, успевшего изрядно достать почти всех, теперь моя непосредственная обязанность.
– А где остальные преподаватели? – на всякий случай поинтересовался я. – И студенты?
Подмога с полуобразумленными вещами очень не помешала бы. Не стоило сильно перенапрягаться после припоя. Алана узнает, бурчать будет, да и дел миллион, на Школе Высших Искусств свет клином не сошёлся. Да и если они до сих пор не разобрались в причинах творящегося сумасшествия, сам я вряд ли смогу что-то сделать. В крайнем случае, придётся послать кого-нибудь за моей живопиской. Договорилась же она как-то с тем полоумным диваном у себя в лавке…
Профессор травничества только заревел и, схватившись за бок, заковылял в угол, поэтому ответил Габриэль:
– Студентов снабдили стопорным заклятьем от ополоумевшего хлама и распустили до завтра по домам. А преподаватели сначала дружно переливали из пустого в порожнее, пытаясь хоть что-то сделать. Вроде придумали решение, жутко колдунственное, и решили с утра опробовать, а потом скопом отправились в «Старого пирата» пьянствовать – новый глава боевой кафедры проставляется. Здесь ни одной живой души, кроме привратника, меня, тебя и нашего непьющего язвенника-профессора.
– Школьный бардак неистребим. – Я едва подавил злорадный смешок и решил побыстрее перевести тему.
– Есть просьба. У Мнишека дикий погром из-за смешения двух зелий. Душедёрку он поставил в качестве охраны от воров…
– Скорее, чтобы напугать, – поправил Ремиц.
– Их так напугало, что клочки по стенам висят.
Но на мои резкие слова он лишь состроил недоверчивую мину:
– А второе какое?
– Вот это тебе и надо определить. Какое, откуда, а главное – почему так бабахнуло.
Дождь за стенками кареты шумел не переставая. Вообще-то звук льющейся с неба воды мне нравился, но не сегодня. Было в нем что-то дрянное, мерзкое, как скребущиеся по углам мыши. Тревожный шелест, нехороший, раздражающий. Я скукожилась на сиденье между Румпелем и стенкой кареты, зябко кутаясь в шаль, и то и дело передергивала плечами. После очередного тычка в бок тролль не выдержал, стянул плащ и набросил мне на плечи. Делька бесцеремонно вытряхнула фею себе на колени и заставила меня сунуть руки в освободившуюся муфту. А после и вовсе скомандовала мне сесть между ней и Румпелем. Втиснувшись к ним, я почти сразу согрелась и перестала зябко вздрагивать и шмыгать носом.
Фийона, лишенная теплой лежанки, что-то матерно пробормотала сквозь сон. Но Румпель сунул её в широченный карман своего рабочего жилета, и та вновь притихла.
– Дель, скажи кучеру, пусть высадит нас на Малой Багетной, – сипло попросила я, хлюпнув носом.
Куцья приморская зима!!! В носу море разливанное, в горле стая морских ежей на нересте, в костях ломота, в голове пустота. Пошарив по карманам юбки, выудила изрядно помятый лоскут, некогда бывший красивым батистовым платочком, и, наплевав на приличия (а перед кем тут чиниться?), высморкалась и пояснила:
– У главных школьных ворот наверняка околачиваются стражники, вряд ли они нас пропустят. Зайдем со стороны живописного корпуса.
Насколько мне помнилось, часть мастерских имела выход на Малую Багетную улицу, вряд ли за последние три года что-то изменилось. Там бурно торговали дешевыми холстами, кистями, готовыми подрамниками, дрянным вонючим грунтом из рыбьего клея, жареными пирожками, тошнотворной кавой5 на вынос и прочей околохудожественной ерундой, столь нужной всякому уважающему себя студенту-художнику.
– Ты думаешь, пан Краска все ещё оставляет ключи за дверным косяком? – насмешливо хмыкнула Делька.
– Думаю, оставляет, – я иронично скривила губы. – Старый цверг всегда был охоч до наживы.
– Да уж, – фыркнула подруга, небось вспомнив, как мы на последнем курсе торговались с мелкорослым сквалыжником за ночь в мастерской перед выпускным просмотром.
Как водится, нам не хватало аккурат одной ночи, чтобы все дописать. Сошлись на пяти золотых, из которых наскребли только два, под остальные три приспособили пуговицы подходящей формы и толщины, на которые я нанесла узор с иллюзией золотых монет.
Говорят, старого скрягу выкинули из корчмы, когда он сунул за пиво такую «деньгу». Ну да нам-то что, с выпускников взятки гладки, а пожаловаться он все равно не мог. За мздоимство из Школы вылететь – раз плюнуть: оставаться в мастерских на ночь строжайше запрещено. Точнее, стало запрещено после того, как группа студентов-художников, запершись там в ночь перед просмотром, вместо бдения у мольбертов вызвала демона, чтобы тот дописал за них работы….
Магистр Никол после рассказывал, что серию из восьми полотен «Святые угодники, совестящие блудницу» спешно выкупил главный кипелленский храм Четырех пресветлых. Уж больно реалистично они её… хм, совестили. На каждом полотне по-разному.
…А с демоном якобы рассчитались честь по чести, без всяких хитростей, отдав ему добросовестно заработанные восемь левков. Которые он потом, вроде как, с ними же в корчме и пропил. Естественно, в честь окончания сессии.
Карета притормозила, и внезапный рывок вытряхнул меня из теплых воспоминаний в сырую промозглую реальность. Покряхтывая, как ревматичная старуха, я вывалилась наружу вслед за Аделью, по закону подлости влетев обеими ногами в скрытую снежной кашей лужу. Та сыто хлюпнула и мигом ринулась обживать мои ботильоны. Ругаясь грязней, чем Вильк, севший на палитру со свежевыдавленными красками, пришлось скакать по тротуару, чтобы избавиться от набившейся в обувь мешанины из снега, воды и грязи.
Над ухом неосмотрительно гыгыкнул Румпель.
Ох, будь я боевым магом, остались бы от него только обугленные ботинки, а так получил лишь испепеляющий взгляд. Делька принялась отсчитывать нужное крыльцо. К счастью, фонарь над ним сегодня горел (погашенный означал бы, что мастерская занята). Нашарив заветный ключ, подруга открыла двери и махнула нам рукой, чтобы прекращали паясничать и шли скорей внутрь.
В мастерской привычно пахло лаком, масляными красками и льняным маслом, но пуще того – скипидаром. Пан Краска был неумолим, свято веря в великую художественную силу куцьего скипидарного масла, и продолжал издеваться над вверенными ему студентами, требуя разбавлять краски только им. Потыкавшись в потемках и, кажется, пару раз задев непросохшие работы, мы нашли дверь в коридор и выбрались прочь из наскипидаренного царства.
Где искать Вилька, я представляла смутно. Если его вызвал Ремиц, то есть вероятность застать обоих в Кривой башне. А это на другом конце Школы, через алхимическое крыло. К тому же, помня рассказ Румпеля, передвигаться по темным коридорам надо с оглядкой, а ну как и на наши с Делькой тылы какое-то ведро покусится. Тревога пошла на убыль, и в голове все больше зудела мысль, что я сделала феерическую глупость, приехав сюда. Ну чем мне помочь опытному боевому магу? Спасти его от грозных Школьных мышей? От хищных поломойных тряпок?
Ладно, когда найдем его, близко подходить не будем. Просто издали посмотрю, все ли с ним в порядке, и тихонько ретируюсь домой, ждать заслуженной головомойки и…
А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!
Я так и не поняла, кто из нас заорал первой: ваша покорная слуга или её храбрая подруга. Потому что налетели мы на ЭТО одновременно. Несуразный сгорбленный ворох тряпья полз по коридору, то и дело стуча по стене рукоятью швабры, оставляя за собой влажный улиточный след. Где-то в глубине этого мерзкого ужаса побрякивало ведро и доносился невнятный сердитый бубнёж. Казалось, эта штука вбирает в себя всю окрестную темноту, становясь всё кострубатей6 и больше. Столкнувшись с нами, она и вовсе встала на дыбы, распахнув обтрепанные полы и басовито заорав в ответ. Отшвырнула меня на пол, вывернув на голову ведро грязной воды, и, подвывая, неуклюжими скачками унеслась вглубь крыла алхимиков, через которое мы как раз шли. С того же конца коридора, куда ускакало чудовище, раздались спешные неровные шаги, едва не переходящие в бег.
– Эй! Мракобесы? Брысь в бездну, именем Ночной стражи, – донёсся из темноты знакомый хрипловатый баритон, и коридор озарился тусклым светом лилового светляка. – Что тут происходит?
– Вообще, мы тебя спасать шли, – буркнул тролль, поддерживая под локоть испуганную до полуобморока Дельку. – Вон, она шла, – Румпель выразительно кивнул на меня, по-прежнему сидящую на полу.
Вильк оценил картину, как-то странно всхлипнул и заржал в полный голос.
– О-о…О-от кого? – сквозь смех выдавил он, ставя меня на ноги. Щелкнул пальцами, и меня окатило потоком горячего воздуха – от одежды и волос повалил пар.
Что? Я тут вся испереживалась за него, а он ржёт?! Ну, сейчас устрою ему тёмную! Гневная попытка вырваться успеха не принесла, пан капитан держал крепко.
– От злобного ведра и плотоядной швабры?
На этот раз толкнула посильнее, и Балт с размаху сел на подоконник.
– А-алана… извини, я не над тобой… – выдавил он.
Не надо мной? Хм…
– Был в Синем зале, услышал крики, – всё ещё подхихикивая, соизволил объясниться этот несносный чародей, – вы… выскочил в коридор, а на меня у… уборщица несётся. Глаза выпучила, орёт, что мракобесы из Полуночной бездны чуть её не сожрали… И откуда у старой карги столько прыти?.. Чуть с ног не сбила!
Уборщица? Так мы налетели на старуху-поломойку? Проникновенно всхлипнув, я уткнулась Балту в плечо, судорожно трясясь под его рукой.
– Алана? – И голос-то какой сразу встревоженный стал! – Ты чего, не со зла же…
– Ржу-у… – решив, что не стоит издеваться над капитаном, выдавила ваша покорная слуга, тщетно пытаясь загнать рвущийся наружу смех.
О проекте
О подписке