Милой Дженни, которая все время стояла за моим плечом, благословляя рождение этого маленького мира, с вечной любовью посвящается

Scott Lynch

THE LIES OF LOCKE LAMORA

Copyright © 2006 by Scott Lynch

© М. Куренная, перевод, 2016

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016

Издательство АЗБУКА®

* * *

Лучшая зарубежная книга года в жанре фэнтези по версии журнала «Мир фантастики». Нашумевший образец авантюрно-плутовской фэнтези, первый роман цикла «Благородные Канальи», погружающий читателя в мир ренессансного Каморра, где живут и «работают» блистательные аферисты и воры, проворачивающие свои операции по извлечению денег из богатых кошельков. Но когда в городе появляется Серый король, начинают исчезать подданные владыки воровского мира – мира, к которому относится и сам Локк…

Labirint.ru

Перечитываю дебютный роман Линча уже второй раз, и со всей ответственностью готов заявить: эта книга – в моей личной верхней десятке, а то и пятерке. Если вы еще не читали про Локка Ламору – немедленно читайте. Если читали – перечитывайте.

Патрик Ротфусс

Это та самая книга, в которой плохие парни имеют свои моральные ценности и свято их блюдут. Та книга, читая которую девочки-подростки влюбляются в мальчиков-хулиганов, наделяя их чертами пиратов, разбойников, подонков, но ироничных, умных и благородных. А уж если у героя разбито сердце, его любовь находится за тридевять земель и он не смотрит ни на одну красивую женщину, которых, как правило, в изобилии водится вокруг, – все, пиши пропало: главный герой тут же заносится в разряд наилюбимейших! И как хорошо, что автор уже написал продолжение. В трудные минуты жизни можно будет снова с головой нырнуть в мир Скотта Линча, полный жестокости, но такой романтичный…

Livelib.ru

Высокооктановая и совершенно органичная смесь плутовского романа и фэнтези.

Ричард Морган

Пролог. Мальчик, который слишком много крал

1

В середине долгого сырого лета семьдесят седьмого года Сендовани к Безглазому священнику храма Переландро нежданно-негаданно явился каморрский Воровской наставник в отчаянной надежде сбагрить с рук несносного мальчишку Ламору.

– Ох и выгодную же сделку я тебе предложу! – с порога начал гость, взяв не самый верный тон.

– Поди, такую же выгодную, как с Кало и Галдо? – проворчал Безглазый священник. – Я по сей день бьюсь, чтобы отучить этих вечно хихикающих болванов от дурных привычек, перенятых у тебя, а взамен привить дурные привычки, угодные мне.

– Ну знаешь, Цеппи, – пожал плечами Воровской наставник, – я ведь сразу предупредил, что они ни дать ни взять мартышки пакостливые, но тогда тебя это нимало не смутило…

– Или, может, такую же выгодную, как с Сабетой? – Священник возвысил голос, густой и звучный, и слова замерли на языке у Воровского наставника. – Сам прекрасно помнишь, какую цену за нее заломил. Ободрал меня как липку, забрал все подчистую, кроме разве костей моей покойной матушки. Надо было заплатить тебе одними медяками и посмотреть, как ты надрываешь пуп.

– Но Сабета, согласись, не рядовой товар. И мальчишка этот, он тоже особенный. Ровно такой, какого ты просил подыскать после того, как купил Кало с Галдо. В нем есть решительно все, что тебе любо-дорого в Сабете. Каморрец, но не чистых кровей, а еще теринских и вадранских в равных долях. И он просто прирожденный вор – это так же верно, как то, что в море полно рыбьей мочи. Вдобавок я согласен уступить малого… ну… со скидкой.

Безглазый священник с минуту поразмыслил, а затем сказал:

– Ты уж прости, но когда иссохшая сморщенная репка, которую ты называешь сердцем, вдруг ни с того ни с сего возгорается желанием меня облагодетельствовать, мне хочется взять в руки оружие и встать спиной к стене.

Воровской наставник постарался придать своему лицу искреннее выражение (без особого, впрочем, успеха) и чересчур небрежно пожал плечами:

– Ну да, положим, с мальчишкой сложности. Но это только пока он находится под моей опекой. Уверен, если ты возьмешь его на свое попечение, все сложности исчезнут сами собой.

– О, так твой малец обладает волшебным даром. Что ж ты сразу не сказал! – Священник поскреб лоб под белой шелковой повязкой, закрывавшей глаза. – Превосходно. Я посажу его в чертову землю и выращу лозу до заоблачной зачарованной страны.

– Ага! Вот и знакомые стрелы сарказма полетели! – Воровской наставник отвесил шутливый поклон, несколько скованный по причине старческой подагры. – Обычно они свидетельствуют о твоей готовности поторговаться. Почему бы просто не признать, что предложение тебя заинтересовало?

Теперь пожал плечами Безглазый священник.

– Ладно, допустим, Кало, Галдо и Сабете не помешает обзавестись новым товарищем по играм или хотя бы новой грушей для битья. Допустим, я согласен отдать за твоего кота в мешке три медяка да горшок мочи. Но ты должен убедить меня, что я не прогадаю, отдав в придачу к указанной сумме еще и целый горшок мочи. Так в чем беда с твоим мальчишкой, а?

– Беда с ним в том, – медленно проговорил Воровской наставник, – что, если ты его не купишь, мне придется перерезать паршивцу глотку, а тело бросить в залив. Причем нынче же ночью.

2

Той памятной ночью, когда Воровской наставник взял под свое крыло маленького Ламору, на старом кладбище на Сумеречном холме выстроилось вереницей множество детей. Тихо и смирно стояли они в ожидании, когда новые братья и сестры проследуют в усыпальницы.

Все до единого подопечные Воровского наставника держали свечи, холодный голубой свет которых пробивался сквозь серебристую пелену речного тумана подобно тому, как пробивается сквозь закопченное окно тусклый свет уличных фонарей. Цепочка призрачных огоньков, повторяя извивы кладбищенских дорожек, спускалась с вершины холма к широкому стеклянному мосту через Дымный канал, едва видный под покровом душного теплого тумана, что летними ночами сочится из отсырелых костей Каморра.

– Шагайте живее, милые мои, золотые мои, новообретенные мои чада! – шептал Наставник, подталкивая в спину последнего из тридцати детей-сирот, взошедших на Дымный мост. – Пусть огни впереди не пугают вас: там ждут ваши новые друзья, чтобы показать вам путь на вершину моего холма. Прибавьте шагу, мои сокровища. Ночь убывает, а разговор нам предстоит долгий.

В редкие минуты досужего раздумья Воровской наставник воображал себя художником. Если точнее – скульптором, для которого малолетние сироты служат глиной, а старое кладбище на Сумеречном холме – мастерской.

Огромный девяностотысячный город непрерывно и равномерно производил человеческие отбросы, количество которых денно и нощно пополнялось, кроме прочего, за счет постоянного притока осиротелых, потерянных и брошенных детей. Многих из них отлавливали работорговцы, чтобы переправить в Тал-Веррар или на Джеремские острова. По закону рабство в Каморре было запрещено, разумеется, но на сами акты порабощения и горожане, и власти смотрели сквозь пальцы, если за жертву было некому заступиться.

В общем, одни беспризорники попадали в рабство, другие погибали по собственной глупости. Смерть от голода и сопутствующих болезней тоже была обычным делом среди тех, у кого не хватало смелости или сноровки, чтобы прокормиться на городских улицах воровством или иным незаконным способом. Смелые же, но недостаточно сноровистые часто заканчивали жизнь в петле на Черном мосту, напротив Дворца Терпения. Магистраты герцога вешали юных воришек на той же веревке, что и преступников постарше, только детям еще привязывали к ногам груз, чтобы уж наверняка и быстро.

А сирот, чудом избежавших перечисленных злосчастных жребиев, собирали по всему городу подопечные Воровского наставника и приводили в свое братство, по одному, по двое или испуганными стайками. Там новички очень скоро узнавали, какая жизнь ожидает их под старым кладбищем, в самом сердце владений Воровского наставника, где без малого полторы сотни сирых детей преклоняли колена перед одиноким согбенным стариком.

– Давайте, шевелите ножками, мои родненькие, мои новые сыночки и доченьки! Следуйте по цепочке огней, поднимайтесь на вершину холма. Мы уже почти дома, где вас накормят, намоют и спать уложат. Где вы найдете спасение от дождя, тумана и душной жары.

Лучшее время для пополнения рядов братства наступало сразу после моровых поветрий. Эти тридцать сирот из Горелища ускользнули из губительных объятий так называемого черного шепота – повальной хвори, которую Воровской наставник ценил выше всех прочих. Болезнь пришла в квартал невесть откуда, и только своевременно принятые карантинные меры (любого, кто пытался переправиться через канал или уплыть на лодке, настигала смерть от ярдовой стрелы) спасли остальной город от всех сопряженных с эпидемией неприятностей, кроме разве что тревоги и параноидального страха. Черный шепот означал мучительную смерть для всякого старше одиннадцати-двенадцати лет (насколько могли судить лекари, хотя болезнь собирала жатву без особой оглядки на правила). Дети же младше одиннадцати обычно отделывались всего лишь отеком глаз и лихорадочным румянцем, которые проходили через пару-другую дней.

На пятый день карантина пронзительные крики стихли и попытки переправиться через канал прекратились. Поэтому квартал избежал прискорбной участи, не раз постигавшей его в прошлом, в чумные годы, и послужившей причиной для нынешнего его названия. На одиннадцатый день, когда карантин сняли и герцогские Упыри вошли в Горелище, чтобы оценить последствия эпидемии, из четырех сотен детей, насчитывавшихся там ранее, в живых остался лишь каждый восьмой. В борьбе за выживание они уже сбились в шайки и освоили азы жестокости, необходимые в жизни без взрослых.

Воровской наставник дождался, когда всех детей соберут и выведут из квартала, объятого зловещей тишиной.

Он щедро заплатил серебром за тридцать лучших из них и еще больше заплатил за молчание Упырям и стражникам, сопровождавшим детей. А потом повел своих новых подопечных – отощалых, вонючих, растерянных – в темный парной туман каморрской ночи, к старому кладбищу на Сумеречном холме.

Ламора был самым младшим и самым мелким из всех: мальчонка лет пяти-шести, живой скелетик, обтянутый грязной кожей. Наставник и брать-то его не собирался – малыш просто увязался за ними, словно так и надо. Старик, конечно, сразу заметил приблудыша, но в своей жизни он неоднократно убеждался, что любой незачумленный сиротка, даже самый мозглявый, – это подарок судьбы, от которого грех отказываться.

Дело было летом семьдесят седьмого года Гандоло – Отца удачи, бога торговли и звонкой монеты. Воровской наставник шел сквозь туманную ночь, ласково подгоняя детей, бредущих неровной вереницей.

Через каких-нибудь два года он будет чуть ли не на коленях умолять отца Цеппи, Безглазого священника, забрать у него маленького Ламору. И точить нож на случай, если священник откажется.