3

В тот октябрьский понедельник Эффи утром не пришла в школу из-за того, что случилось в предыдущую среду. Отец Эффи, Оруэлл Форзац, как обычно, заехал за ней домой к деду, но не стал ждать в машине, а одолел два пролета и поднялся в квартиру Гриффина.

Эффи отослали в библиотеку «заниматься», но она болталась в коридоре, пытаясь подслушать разговор. Она чувствовала: что-то происходит. За неделю до этого Гриффин неожиданно пропал на три дня, так что ей после школы приходилось возвращаться прямо домой и, вместо того, чтобы заниматься с дедом, помогать мачехе Кайт нянчить маленькую сестричку Луну.

Оруэлл Форзац носил когда-то золотой шелковый галстук-бабочку и кружил мать Эффи в вальсе по тесной кухне под песни на забытых языках, которые он когда-то преподавал. Но не прошло и двух лет после исчезновения Аврелии, а он уже начал встречаться с Кайт. Потом в университете изменились порядки, его повысили в должности, а это означало темный костюм, часто с именной табличкой, и поездки на конференции по таким темам, как «Условия обучения в реале» и «Возвращаясь к перу и бумаге».

– Опять то же самое, – говорил отец в ту среду. – Мне написала твоя дурацкая группа Меча и Колдовства. Якобы ты обучаешь их «запретным вещам». Не знаю, что это должно означать, но в любом случае прошу прекратить.

Гриффин долго молчал.

Потом сказал:

– Они не правы.

– Мне все равно, – возразил Оруэлл. – Я просто прошу тебя прекратить.

– Ты никогда не верил в Иномирье, – сказал Гриффин. – И ты считаешь гильдейское управление просто сложной игрой. Хорошо. Предположим. Тогда что тебе за дело, чему я учу? Какая разница, что они скажут?

– Опасным может быть и то, чего не существует, – напомнил Оруэлл.

– Верно, – тихо согласился Гриффин. – Но я всего лишь прошу тебя мне поверить. Я не иду против Гильдии. Эффи ничего не грозит. По крайней мере не больше, чем каждому в нынешнем мире.

В комнате долго было тихо.

– Никогда не понимал, куда на самом деле пропадает Аврелия, когда уходит, по её словам, в «Иномирье», – заговорил Оруэлл. – Но уверен, что все было намного ближе к реальности, чем её выдумки. Собственно, я уверен, что она просто связалась с другим мужчиной, возможно, из этой нелепой «Гильдии». Да, знаю, ты веришь в магию. И, может быть, иногда она работает – эффект плацебо, или… Слушай, я не законченный циник. Конечно, Аврелия хотела, чтобы я во все это поверил, но я так и не смог. Не в той мере, о которой она говорила.

Эффи услышала шаги: наверно, её отец расхаживал по комнате. И продолжал говорить.

– И я не знаю, где теперь Аврелия. Я смирился с её уходом. Возможно, она умерла или живет с другим. Сказать по правде, не знаю, что лучше. Но дочери я не позволю связываться с людьми, которые испортили её мать. В этом мире полно чудаков, психов, отребья. Мне это не нравится. Ты меня понимаешь?

Гриффин вздохнул так громко, что Эффи услышала из коридора.

– Послушай, – начал он. – Дибери… они…

Оруэлл громко выругался. Судя по звуку, налетел на что-то, может быть, на стенку. Несколько тихих слов Эффи не расслышала. Потом он воскликнул:

– Не желаю слышать о ДИБЕРИ! Они НЕ существуют! Я уже говорил, что…

– Ну тогда тебе не понять, что происходит, – холодно ответил Гриффин.

В ту же ночь его нашли без сознания, окровавленного, едва живого, в переулке на западном краю Старого города, рядом с пассажем Забав. Никто не знал, что привело его в эту часть города, и не представлял, что с ним случилось. Кайт предположила, что старик заблудился и попал под машину.

– Со старыми маразматиками такое случается, – сказала она. Но Гриффин не страдал маразмом.

Его увезли в ближайшую больницу. На следующий день и через день Эффи вместо школы навещала деда. Тот каждый день просил её принести то одно, то другое из его комнаты. В первый раз – тонкую коричневую палочку, которую при ней прятал в потайной ящик (теперь он назвал её «жезлом» и произнес это слово так, что Эффи показалось: она слышит его впервые), в другой раз – прозрачный кристалл. Ещё она принесла ему бумагу и чернила, очки и нож для конвертов с костяной ручкой.

В субботу Эффи застала дедушку сидящим на кровати. Он что-то писал или пытался написать. Сестра Андервуд, мать Максимильяна, который учился с Эффи в одном классе, все время вмешивалась: проверяла Гриффину пульс и давление, записывала показания на табличке в ногах кровати. Гриффин так ослабел, что едва произносил по одному слову за несколько минут. Он кашлял, хрипел и морщился от боли при каждом движении.

– Это М-кодициль, – с трудом объяснял он Эффи. – Для тебя. Мне надо его закончить, а потом… Ты отдашь его Пеламу Лонгфелло – он мой душеприказчик. Ты его найдешь, найдешь его в… – бедный Гриффин задохнулся. – Это очень важно, – он сильно закашлялся. – Я потерял свою силу, Ефимия. Я всё потерял из-за… Постарайся спасти библиотеку. Все мои книги – твои. И вещи. Жезл. Кристалл. Все, что останется после… В завещании это указано. Не думал, что так скоро. И отыщи Дра…

Дверь открылась, вошел Оруэлл, спросил тестя, как он себя чувствует.

– Нам пора идти, – спустя несколько минут сказал он дочери. – Скоро потемнение.

Потемнения случались по несколько раз в неделю. В это время запрещалось пользоваться электричеством. Ещё бывало, что по неделе кряду совсем отключалась полуживая телефонная сеть – ей нужен был отдых. Вот почему почти все теперь носили с собой работающие на радиоволнах пейджеры.

– Хорошо, только… – начала Эффи. – Подожди немножко.

Оруэлл неловко потрепал Гриффина по плечу.

– Удачной операции завтра, – сказал он и обратился к дочери: – Я подожду снаружи. У тебя три минуты.

Эффи смотрела на дедушку – он ведь собирался сказать что-то важное. Пусть бы ещё раз попробовал!

– Ро… Ролло, – выговорил Гриффин, едва Оруэлл скрылся. Потом он долго молчал, собираясь с силами. И притянул Эффи к себе, чтобы только она слышала его слова.

– Ищи Драконий луг, – тихим шепотом выговорил он. И повторил на едва узнаваемом росианском: «Парфен друик» – Драконья зелень. Что бы это значило?

– Без кольца не ходи, – продолжал Гриффин и взглядом указал на свою дрожащую руку. На мизинце Эффи увидела серебряное колечко. – Раздобыл его для тебя, Ефимия, – сказал Гриффин, – когда понял, что ты настоящая… настоящая… – Кашель скомкал последнее слово. – Я бы отдал его сразу, но оно нужно мне, как и остальные мои подмоги, чтобы попытаться… попытаться… – опять кашель. – Ох… бесполезно. Кодициль. Пелам Лонгфелло объяснит. И раздобудь столько подмоги, сколько сумеешь.

– Я не понимаю, – расплакалась Эффи. – Не оставляй меня.

– Не дай дибери победить, Ефимия. Как бы трудно ни было. Ты можешь больше, чем даже я… Надо было раньше все объяснить, но я считал тебя маленькой, и дал слово, и дурацкая гильдия позаботилась… Присмотри за моими книгами. Я их все оставляю тебе. Остальное не так важно. Сохрани только то, что приносила мне сюда, и книги. Ищи Дра… ох, магия слишком сильна. Она все еще не дает мне…

– Какая магия? О чем ты?

Но дед закашлялся, и с минуту не мог успокоиться. Потом простонал:

– Я не вернусь, милая. На этот раз не вернусь. Но мы наверняка ещё встретимся. Запомни последнее… – Гриффин снова перешел на шепот. – Ответ, – он долго молчал, – тепло.

* * *

Проснувшись в понедельник, Эффи сразу почувствовала, что случилось страшное. Отец поздно ночью связался с больницей, потом уехал на своей машине. Эффи упрашивала взять её с собой, но он велел оставаться дома и ждать известий. Известий не было. В довершение всего, мачеха Кайт поднялась в пять утра и ещё до зарядки под видео повыбрасывала в мусорный бачок все, что в доме было съедобного. Даже не в кухонное ведро, а… – «Подальше от соблазна», как мрачно пояснила Кайт, обращаясь к маленькой Луне, которая ещё не умела говорить, – в уличный бачок.

Все повыбрасывала. Хлеб, крупы, хлопья. Весь джем. Все сосиски. И яйца. И сыр. И остатки мармелада, который им сварила на Рождество мисс Дора Райт (прежняя учительница Эффи, которая разрешала вне школы называть ее просто Дорой, до своего исчезновения жила в старом Пасторском доме этажом ниже Гриффина). Не осталось ни крошки шоколада – хотя и так шоколад и чипсы на завтрак едят только в крайнем случае. Ничего не осталось.

Кайт Куш-Форзац (она, выйдя замуж за отца Эффи, сохранила часть прежней фамилии) читала много книг по диете. Читала потому, что мечтала стать стройной и красивой, как телеведущая, хотя у неё была другая работа: розыск средневековых рукописей, о которых никто никогда не слышал. Последняя книга по диете называлась «Прямо сейчас!» и рассказывала, как жить на молочных коктейлях, не содержащих молока. Коктейли с этикеткой «Сбрось вес» рассылались по почте в больших ярких тубусах. К каждой упаковке прилагалась бесплатная книжка: обычно любовные романы, на обложках которых изображалась привязанная к дереву, креслу или железнодорожным рельсам женщина. Эти романы Кайт теперь тоже читала в больших количествах.

По-видимому, руководство по диете (там имелась глава «Не дай детям-обжорам испортить твою талию!») подсказало Кайт именно сегодня повыбрасывать отличную еду – еду, которая хоть немножко утешает, когда тебе грустно и тревожно, – и угостить Эффи, которая обычно сама себе готовила завтрак, стаканом зеленовато-бурой жижи, на вид как грязь с травяной крошкой. Или даже хуже – как то, что льется из тебя, когда болеешь желудочным гриппом. Это, как видно, и был «утренний коктейль». Мерзость! Впрочем, Эффи и не хотелось есть – слишком ей было тревожно.

Маленькая Луна тоже получила коктейль – ярко-розовый. И тоже не пришла от него в восторг. Розовые потеки на стене напротив её детского стульчика намекали, что стакан как минимум один раз уже летал через всю кухню.

– Потрясающе выглядит, верно? – заметила Кайт.

– Гм… – запнулась Эффи. – Спасибо. Папа не звонил?

Кайт состроила скорбную гримасу – не слишком правдоподобную.

– Он ещё в больнице.

– А мне можно туда?

Кайт покачала головой.

– Из школы звонили. Ты пропустила уже два дня на прошлой неделе. Мы с отцом это вчера обсуждали. Деду ты не поможешь…

– Что-то случилось?

Кайт так долго молчала, что Эффи поняла: да, случилось.

– Отец… – начала мачеха, – поговорит с тобой после школы.

– Кайт, пожалуйста, ты не отвезешь меня в больницу?

– Прости, Эффи, не могу. Твой отец… Эффи! Ты куда?

Но Эффи уже не было в кухне. Она прошла по узкому пыльному коридору в спальню, где жила вместе с Луной.

– Эффи? – крикнула вслед Кайт, но девочка не отозвалась. – Эффи! Вернись и допей свой коктейль!

Эффи не вернулась и не допила. Она торопливо натянула серо-зеленую школьную форму, застегнула бутылочно-зеленую фетровую накидку и ушла из дома, не попрощавшись. В школу можно потом, когда повидает деда.

Знакомым автобусным маршрутом она доехала до памятника Писателям и прошла по крутой улочке к Старому городу. Той же дорогой она ходила в школу: по булыжным мостовым, мимо пассажа Забав, музея Писателей, букинистического магазина Леонарда Левара и «Империи экзотических животных» мадам Валентин, но дальше, срезав дорогу через университетский парк, свернула не налево, а направо и направилась длинной дорогой к больнице, надеясь, что никто не обратит внимания на её форму и не спросит, куда она собралась.

Слово «кодициль» Эффи нашла в словаре: оно означало дополнение к завещанию. Пришлось ещё покопаться в словаре, чтобы разобраться, что это значит – о помощи Интернета теперь, конечно, мечтать не приходилось. Многие сохранили устаревшие словари на старых телефонах, но у Эффи был новый, подаренный на ее последний день рождения Гриффином. Во всех словарях – кроме самых новых – было много устаревших слов, вроде «блога» и «вай-фая». Все это существовало до миротрясения.

В конце концов, Эффи разобралась, что кодициль позволяет изменить завещание, а завещание – это юридический документ, в котором говорится, кому что достанется после чьей-то смерти. Тут Эффи вспомнила пьесу, которую они месяц назад читали с миссис Бойкаргой – про старого короля, который все время менял завещание, смотря по тому, кто, по его мнению, его больше любит.

Но зачем бы Гриффину сейчас менять завещание? Разве он умирает? Эффи все представляла, как дедушка лежит на больничной кровати, слабый и одинокий, и длинная борода выглядит такой жалкой и неуместной на хрустящих белых простынях. Эффи вспоминала, как он из последних сил писал свой кодициль, макая свое перо в бутылочку синих чернил, при виде которой сестра Андервуд каждый раз прицокивала языком. На больничном столике лежала кипа документов, которые Эффи забрала у него с письменного стола: желтоватая бумага и конверты, с виду дорогие, но ничего особенного, пока не посмотришь на просвет. А вот тогда увидишь тонкие водяные знаки в виде большого дома за запертыми воротами. У Гриффина Трулава вся бумага была с такими водяными знаками.

На прошлой неделе Эффи впервые одна вошла в дедушкину комнату. Она ей совсем не понравилась. Не те звуки, не те запахи – она подскакивала при каждом шорохе. Отопление отключили, так что в доме стоял смертельный холод. Эффи все представляла дедушку в том переулке и гадала, что его туда привело среди ночи. В больнице сказали, что его, должно быть, избили бандиты или случайная шайка подростков. Но Эффи сама была подростком, и не знала никого, кто мог бы напасть на ее дедушку.

А как же магия?

Ведь это как раз тот случай, когда надо прибегнуть к магии? Сколько ни говори себе, что магия скучна и сложна, сколько ни толкуй об ответственности за её использование и ни внушай, что сначала надо испытать все другие способы, но уж если на тебя напали, чуть не убили, ты наверняка, наверняка…

Что? Превратишь их в лягушек? В мальчиков-с-пальчик? Станешь невидимкой?

Эффи с горечью поняла, что так и не узнала от дедушки, на что способна магия. Зато узнала о многом, на что она не способна. Например: «Не жди, что с помощью волшебства сумеешь разбогатеть или прославиться». И ещё: «Магия не поможет тебе отыскать в себе настоящую силу. Тебе – особенно». Как бы то ни было, дедушка не использовал магию для защиты от нападавших. Этого Эффи понять не могла.

Конечно, напрашивалось объяснение, что магии все-таки не существует. Так, видимо, считали почти все, даже те, кто читал книги Лорель Уайльд. Оруэлл Форзац всегда говорил, что чудес не бывает. Но в ту среду он сказал, что магия опасна, а значит, почти верил в неё. Как это понимать? Эффи в который раз задумалась, как нечто несуществующее могло отобрать у неё маму. Как выдумка может быть опасной? Более того, если магия реально опасна, почему Гриффин не защитился ею от нападения?