– Ничего страшного! – махнула зелёно-фиолетововласая худой ладонью. – Выучусь ради галочки и продолжу жить мимолётными увлечениями, отучусь, как мои ро… родители, – она почесала лоб со шрамиком на нём, – я их зову родителями, биологических-то, хотя их самая большая заслуга в моей жизни, что отдали меня бабушке и при рождении не сунули в мясорубку.

– Алисия!

– Что?! Даже это имя мне дала бабушка, господин Жестов! За что мне их любить, кроме как за то, что не убили меня? Пойду же я, к вопросу об образовании, на исторический факультет, к слову, мне нравится прерогатива быть нордистом! Или как это зовётся у них в Швейцарии…? В общем: изучать нордистику или же историю, культуру с литературой и языки скандинавских стран! Вот! У меня уже есть пару идеек и мыслишек для диссертации.

– Научно-исследовательская работа для галочки?

– Да! Это занимательно, я имею в виду сидеть по часов восемь в библиотеке по шесть дней в неделю и так три недели подряд, чтобы только изучить весь материал и провести исследование, – девушка расстроенно сжалась. – Моё истинное желание всё равно не сбудется, и надеяться смысла нет, хотя… – она, закрыв глаза, скрылась в чаще своих мыслей и мечтаний, где существуют и духи, и гномы, и феи, она улыбнулась и расслабилась.

– Каково твоё истинное желание, Алис?

Таллейн со всей серьёзностью на устах и со звёздочками-покровителями мечтателей в глазах ответила.

– Найти волшебный мир из бабушкиных рассказов! Он есть, я его найду! Ради хотя бы гномов и фей…

***

– Что ж, Арти, ты последний! – с радостью тыкнул ручкой в блокнот мужчина.

– Ха-ха! – парень облокотился на подлокотники стула и опёр тяжёлую голову на костяшки пальцев. – Если бы! По списку я первый, да ещё и староста.

Студиец выпрямил спину.

– Но хоть где-то я последний, – обратил парень внимание на потолочную лампу в виде пятиконечной звезды. – Разнообразие, ха-ха! – выжидающе прикусил он губу и поставил подборок на большой палец. – Мда… Извиняюсь, не прилично же.

Обладатель чёрных волос до плеч и ясно-голубых, широко раскрытых к миру глаз, выпрямил спину снова и посмотрел учителю прямо в глаза. Темноватый цвет кожи под Латинскую Америку, одежда без рисунков и узоров. Эмоциональность, энергичность и загадочность Артура Брауна отразились на его красивом голосе без остатка! Ему семнадцать лет, на нём красная футболка, чёрные джинсы, чёрная наплечная сумка, кроссовки и простецкие часы…

– Можем начать? Как мои прошли тест?

– Не много ли спешки, мистер Браун?

– Актуален был бы иной вопрос, господин Жестов: не много ли любопытства, Арти? – говорил он, не отрываясь от циферблата часов. – Хах, нет, не много. Я же о своих людях, как-никак, беспокоюсь.

– Я задам тебе три вопроса. Первый: какую музыку ты хотел бы включить на весь кабинет, не стесняясь? Второй: каковы твои ощущения, когда думаешь о выпускном из школы? Третий: кем думаешь стать и где жить?

Артур подумал секунд тридцать и загнул указательный да безымянный палец левой ладони, никак не украшенной какими-либо украшениями.

– Чувствую себя вдохновлённым! – лучезарно ухмыльнулся студиец. – На мультипликатора документы планирую подавать, господин Жестов.

– Ни черта себе! – прикрыл мужчина рот. – Точнее…

– Ха-ха-ха! Мне льстит!

– Кхм, извини меня, я немного не так хотел выразиться.

– Да-да, конечно, сэр, но не переживайте: злопамятность – не моя черта, и я не договорил про жизнь и профессию… Обучаться профессии и жить, скорее всего, буду я в Аргентине, на родине приёмных родителей. Пускай они и переехали в Вертфлест, дядя и тётя мои-то по маминой линии – они живут в Аргентине! Буду жить у них, как и делали в своё время мои кузены, Карлос и Саймон, живя у нас, если Вы таковых помните, конечно.

– Ещё как помню, ха-ха! Постой. Так, значит, ты бросаешь музыку?

– Мисс Джесс поймёт, надеюсь. Я не музыкант.

– Да ладно с этой мисс Джессикой, Артур.

– Арти! Не зовите меня «Артуром».

– Хорошо. Тебе не хочется вернуться к той праздн… – господин Жестов пронаблюдал за отрицательно качающейся головой Брауна. – Нет, так нет, но жаль.

– Та жизнь, господин Жестов, чуть не довела мою дурную голову до гробовой доски, так что нет, пожалуй.

– Мультипликация? – кивнул мужчина на кивок юноши. – Не актёрское?

– Знание основ актёрского мастерства и природная харизма без желания развиваться, как актёр, и работать – это пустозвонная монета. Бросать мечту о создании мультфильмов из-за зова какой-то музыки тоже не вариант.

– Какую музыку хотел бы включить?

Парень загнул большой палец.

– Никакую, особенно на весь кабинет, – потёр он виски. – У меня с самого утра голова болит, господин Жестов, извините за то, что перемешал все ваши кости.

– Ничего страшного, – повесил нос психолог и отпрыгнул от дна морского, от дна моря Печаль, он понимающим цветком расцвёл, как одно из комнатных растений в углу кабинета, – всякое на свете белом бывает! Мне любопытно: каково же было мнение окружающих насчёт твоего окончательного выбора не связывать жизнь с музыкой?

– Да чёрт с ними, с окружающими! – нахмурил парень брови. – Это моя жизнь и мне её жить! Да, я способный мальчик, не спорю, но ради этого бросать то, к чему рвётся сердце? Увольте.

– Ох, ты весьма скромно описал все свои достижения в языках, искусстве, науке и спорте, Арти. Простой «способностью»?! Уму непостижимо!

Голубоглазый парень широко улыбнулся, убрав чёрные волосы за уши.

– Да! – довольно ухмыльнулся Браун.

– Ха-ха-ха! Ужас! Аж с ума сойти…

– Умный – не умный, да кому какое должно быть дело? Я ведь простой человек!

– Я бы сказал «вундеркинд», но не суть. Хотя… Ежели рассуждать, то я бы так обозначил всякого из вас, студийцев, но ты – мечтатель! Ещё тот мечтатель, нежели просто вундеркинд! Такие живут долго и счастливо, мой мальчик, посему я за тебя рад, хотя живут они счастливо, лишь исполняя желаемое.

– Каждый из нас мечтатель.

– Прошу тебя: не давай кому-либо управлять твоею жизнью.

– Я никому не позволю вертеть собою, господин Жестов.

– Прекрасно! Можешь идти, – убрал мужчина в портфель свой блокнот, – я-то знаю, сколь много у вас, пчёлы вы мои, дел, хе-хе!

– Улетаю! До свидания! – вскочил со стула староста 12-го «Бэ» и обернулся у выхода к учителю. – К слову, волшебный стиль кабинета. Барокко?

Господин Жестов с подозрением оторвался от поиска тех или иных вещей в своём портфеле.

– Возможно, Арти.

– Так царственно! – не уходил ученик.

– Присядь-ка снова предо мной, – обернулся к парню, стоявшему на выходе, психолог.

Юноша смутился, но послушно присел, сцепив ладони в замок и расправив благородно плечи, поставив локти на подлокотники.

– Сидишь, будто б принц, – с хитрой улыбкой продолжил мужчина, – как я этого не замечал? А вдруг…? – приподнял одну бровь господин Жестов.

– Хе-хе! – отмахнулся юноша. – Да прекратите Вы.

– Я говорю правду. Жизнь поразительна и ужасна, как говорят!

– Это Вам Алис сказала или Киара…?

– Ха-ха, никто из них.

– Господин Жестов, с чего бы вдруг у бывшего сироты голубая кровь? Да ниоткуда, если поразмышлять.

– Поверю, но… – учитель раскинул широко руки, словно крылья. – Это Царственный кабинет, Арти! Так его назвали ещё при строительстве!

– В 1967-ом году при самой Сене Паон, величавой модели и просто несчастной молодой женщины. С ума сойти!

– И этому месту не делали косметический ремонт ни-ког-да! Об этом я, к слову, уже говорил твоему лучшему другу Лео.

– Никогда-никогда…? Вы шутите?

– Никак нет!

– Даже потолочная краска не треснула за пятьдесят два года?

– Не треснула.

– Мистика… – восторженно пробубнил под нос Браун.

В дверь постучали.

– Войдите! – скомандовал Жестов.

– Здравствуйте, господин Жестов, Вы закончили?

Арти резво встал со стула.

– Здравствуйте, мистер Кьюпид! Господин Жестов, я пойду, у меня много дел.

– Иди давай, бестолочь! – бесцеремонно рявкнул на парня строгий вошедший в двери мужчина.

Мистер Кьюпид – математик, химик, преподаватель танцев в Талантливом Доме. Мрачный, подозрительный молодой мужчина в строгом костюме с консервативными и радикальными взглядами на мир. Он – классный руководитель 12-го «Бэ» класса. Его фамилия (Cupid) с английского переводится как «Купидон» или «Амур» – и своей романтичной фамилии мужчина не соответствует.

После закрытия двери и ухода Артура Брауна мистер Кьюпид нервно обратился к преисполненному спокойствием господину Жестову.

– Ну? Как мои бестолочи? Столь ничтожны, какими и были эдак пару лет назад? Ха! Не удивлюсь!

Господин Жестов устало снял очки и начал их протирать от пыли.

– Ох… – надел пожилой мужчина очки снова. – И вовсе они у тебя не бестолочи! Большинство из них знает, куда и на кого идти.

– А компашка Брауна?

– Как раз-таки они и знают, куда и на кого идти, Ларцио! – прикрикнул мужчина.

– Господин Жестов – для Вас я просто Кьюпид, даже не мистер Кьюпид! Кью-пид. Никак не Ларцио, Жестов, ясно?! – опёрся на околодверную стенку тридцатишестилетний мужчина.

– Прошу простить меня, Кьюпид.

Главный учитель химии и танцев в Талантливом Доме продолжил с извечно кисло-сердитой миной разговор.

– Благодарю за понимание. Хорошо хоть в одном они не оплошали – в выборе! Меньше мороки мне будет. До скорого.

– До скорого, Кьюпид! – с наскоро натянутой улыбкой произнёс господин Жестов и встал со стула своего после ухода внезапного гостя. – Можно и пообедать! Ох как же хорошо, когда все всё знают! Ах, а когда все элементарно уверены в будущем, мм… – сделал глубокий вдох семидесятилетний мужчина. – Кра-со-та!

Господин Жестов выходит из своего любимого кабинета, таящего историю, и, бредя по коридору минус первого этажа, заходит за двойные двери в музей имени Сены Паон – основательницы Талантливого Дома.

Больше полувека прошло с того часа, как непонятно зачем отстроилась эта школа. История умалчивает истинные мотивы противоречивой модели родом из Франции.

В музее стоит её восковая статуя – статуя светловолосой и кареглазой прекрасной девушки, стоящей на каменном толстом постаменте. На каждой из четырёх сторон выгрирована фраза, считавшаяся афоризмом Сены Паон, но насчёт этого было немало споров. Правда ли, что легкомысленная и меркантильная модель, как Сена, излагала столь мудрые мысли? И именно её ли идеей являлось открытие Талантливого Дома, не на спор ли она сделала это?

Фраза, написанная спереди статуи, звучит так: «В истинном обители знаний всегда будет ответ на ваш вопрос, а Талантливый Дом – это и есть та истинная обитель».

Господин Жестов перекусывает рисом с курицей в холле первого этажа, среди длинных деревянных столов и тучи стульев, под звуки телевизора с одного угла и звуки радио с другого, под разговоры шестилетних первоклассников и четырнадцатилетних девятиклассников он без спешки возвращается на свой любимый и тихий этаж с Царственным кабинетом и засматривается на скульптуру Сены Паон.

Артур Браун в холле первого этажа Талантливого Дома, потирая виски, добредает до большого стола с Леонардо Дейром, сидящим за ним. Чёрновласый парень ставит поднос с едой на столешницу и присаживается напротив друга.

– Остальные наши что, всё доели?

– Да, и я тоже! – скрестил Лео руки на груди. – Однако я решил дождаться твоего прихода, а прочие разлетелись по подразделениям, кто куда… Как птицы, ха-ха!

– Спасибо, Дейр, – улыбнулся староста 12-го «Бэ».

– Не за что, Браун, – взглянул рыжевласый на поднос друга с улыбкой. – Макароны с жаренным луком и сосисками? Я вот выбрал рис с курицей, знаешь, и там соус карри, а не просто кетчуп, – осматривался по сторонам со скуки сытый студиец.

– Я люблю классику, ха-ха! Не то, что Вы, сударь.

– Ха-ха-ха, дурень! Жри давай, а то следующим у нас хи-и-и-и-мия у Кьюпида! Опаздывать нельзя, а то этого чокнутого профессора-танцора переклинит, и я сейчас не про Майкло даже, сам понимаешь.

– Ха и ха. Лео, расслабься, у нас часовой обед, и не торопи меня! – голубоглазый тяжеловато вздохнул и постарался улыбнуться. – Всё успеется. Лучше ответь: ты веришь в то, что в Царственном кабинете никогда-никогда не делали косметический ремонт?

– Жестов и тебе рассказал про него? Хм.

– Да, с чего-то да, – нахмурился голодный студиец, сделав пару глотков морса. – Ты веришь?

– Не очень. Жестов – тот ещё сказочник, ты же знаешь, Арти.

– Ещё как! Порою мне кажется, что он спятил, – достал Арти из наплечной сумки, повешенной на стул, жвачку и положил её рядом с тарелкой.

– Не больше, чем все здесь, – шёпотом произнёс Лео, усмехнувшись, и тихо продолжил, – процентов семьдесят пять от всех преподавателей точно ку-ку, иначе бы их сюда не взяли.

– Справедливо. И мы, получается, тоже ку-ку? – растёр Арти ладони, согреваясь.

– Иначе бы нас сюда не взяли, хах! Нормальная жизнь скучновата, согласись?

– Ага… – поморщился Браун и осторожно коснулся лба.

– Знобит?

Арти кивнул, пока дул горячий воздух на ладони с побледневшими ногтями.

– Голова так и не прошла…?

– Нет, к сожалению, – взял парень вилку в руки. – Чёрт! – выронил он столовый прибор.

– Арти?

– Голова… – прижимал со всей силы он виски к голове, стараясь подавить ноющую боль. – Кхм, сс, грр, а… Мадре миа…

Зелёноглазый подорвался с места и, сказав: «Я сейчас! За сильным обезболом и к тебе!», направился к тускло светящейся табличке «Медпункт» с красным крестом, к медсестре.

Арти, щурясь и корчась от пульсирующей и давящей боли, засмотрелся на, казалось бы, мерцающие каждый своим оттенком красные огоньки – карминовый, малиновый, коралловый, алый, клюквенный, вишнёвый и просто красный. Ягодный вкус затанцевал во рту засыпающего юноши – голова его брякнулась на стол. Бах!