Цитаты из книг автора «Сильвия Плат»

По моему лицу мягко, как прикосновение мотылька, скользила паутина. Покрепче завернувшись в дождевик, как в свою родную собственную тень, я открыла пузырек с таблетками и начала быстро глотать их – раз-два-три – торопливо запивая водой. Сначала ничего не происходило, но ближе ко дну пузырька у меня перед глазами замелькали красные и синие огоньки. Пузырек выпал у меня из руки, и я легла.

Я подумала, что продолжу плыть прочь от берега, пока у меня не останется сил, чтобы вернуться. Когда я гребла вперед, сердце бухало у меня в ушах, как глухое постукивание двигателя. Я есть, я есть, я есть.

Казалось, что промозглая сырость поднимается с самого дна, где слепые белые рыбы плыли сквозь полярный холод на тусклое свечение друг друга. Я увидела разбросанные, словно надгробья, акульи зубы и китовые слуховые кости.

Потом я подумала, что, может, надо пустить немного крови, чтобы отточить движения, села на край ванны и положила лодыжку правой ноги на левое колено. Затем я подняла правую руку с лезвием и отпустила ее, чтобы та упала под собственной тяжестью, как гильотина, на икру правой ноги. Я ничего не почувствовала. Затем ощутила где-то внутри легкую дрожь, и на месте разреза появилась ярко-красная ямка. Кровь быстро собиралась, темная, словно вишня, и стекала по лодыжке в мою черную кожаную лакированную туфлю.

Казалось, то, что я хотела убить, заключалось не в коже и не в тонкой синеватой ниточке, пульсирующей у основания большого пальца, но где-то еще, глубже, в потаенном месте, куда добраться гораздо труднее. Понадобится совершить два движения. Одно запястье, потом другое. Даже три движения, если считать перемещение лезвия из руки в руку. Потом я залезу в ванну и лягу.

В то утро я предприняла первую попытку. Я заперлась в ванной, напустила полную ванну теплой воды и достала жиллетовское лезвие. Когда одного древнеримского философа или кого-то еще спросили, как он хочет умереть, тот ответил, что вскроет себе вены в теплой ванне. Я подумала, что это окажется легко – лежать в ванне и видеть, как от запястий расплывается краснота, толчок за толчком заполняя чистую воду, пока я не погружусь в сон под водной гладью, яркой, как маки.

Затем я открыла письмо Бадди Уилларда. Он писал, что, похоже, влюбляется в медсестру, у которой тоже туберкулез, но его мама сняла на июль домик в Адирондаке, и если бы я приехала вместе с ней, то он, вероятно, понял бы, что его чувства к медсестре – не более чем увлечение. Я схватила карандаш и перечеркнула письмо Бадди. Перевернув его, я написала на обороте, что обручена с переводчиком-синхронистом и не желаю больше видеть Бадди, поскольку не хочу, чтобы у моих детей был папаша-лицемер.

Оно висело над застывшими волнами гор – безразличная ко всему точка опоры, без которой мир не смог бы существовать.

Я знала, что католики считают самоубийство смертным грехом. Но если так, то у них, возможно, найдутся хорошие способы отговорить меня от этого.

неуверенность человека, который нечасто получает то, что хочет