Глава вторая

1

Глядя на величественные очертания Свято-Спиридоньевского монастыря близ затерявшегося в средней полосе поселка Курихино, сегодня трудно даже представить, что когда-то этой обители не существовало – так солидно смотрятся издалека уцелевшие зубцы монастырских стен, высится белая свеча изящной колокольни с пламенеющей над окрестными лесами золотой главкой, впечатляет благородством пропорций пятикупольный собор, сошедший, казалось, с проникнутых сказочным русским духом иллюстраций Билибина^[4].

Но, как это частенько бывает, древним кажется то, что возникло совсем недавно.

Согласно местному преданию, история монастыря насчитывала всего две сотни лет. Говорят, что прежде здесь, на одиноком холме среди лесов, близ речки Тязьмы, ютилась горстка монахов, молившихся в простом деревянном храме. Паломники в такую глушь заглядывали редко, поэтому братия жила бедно, но спокойно. Чтили святого Спиридона, ловили рыбу, собирали грибы и ягоды. Воду брали в источнике неподалеку, даже мельницу небольшую соорудили у реки, чтобы была своя мука для просфор и душистого заварного хлеба. Как-то Господь хранил: не роскошествовали, но и не голодали.

Спокойная жизнь кончилась в начале XX века, когда в Нижний Волочёк прибыл новый архиерей – преосвященный епископ Анемподйст, который первым делом решил объехать с проверкой все губернские монастыри и храмы. Посмотреть, так сказать, свои новые владения.

Но доехать до спрятавшегося в лесах Спиридоньевского скита оказалось делом непростым. Тем более что из архиерейской свиты в такой глуши ранее никто не бывал. После нескольких часов блуждания по бездорожью владыка уже отчаялся было кого-нибудь найти и собрался поворачивать обратно, как почти случайно келейник преосвященного, послушник Герасим, краем глаза заметил вдалеке на холме поднимающийся среди чащобы печной дымок.

Это и предопределило весь дальнейший ход истории и монастыря, и самого поселка Курихино.

С трудом пробравшись сквозь заросшую кустарниками дорогу, обдирая о колючки ежевики подолы шелковых ряс, визитеры обнаружили посреди леса на холме несколько деревянных домов и с десяток ошеломленных монахов, большинство из которых видело такое важное церковное начальство впервые.

Когда оторопь первой встречи прошла, благословились, прошли петь молебен в небольшой храм, приложились к иконам, и владыка осенил всех простым деревянным крестом. После чего настоятель, немного смущаясь драного своего подрясника, пригласил гостей в трапезную подзакусить с дорожки. К облегченному выдоху свиты, владыка Анемподист милостиво соблагоизволил.

В небольшой избе, торжественно именуемой трапезной, по такому случаю спешно накрыли праздничный обед: ушицу из речной рыбки, в грубоватых, но чистых мисках поставили разварных раков, пареную репу, пироги с картошкой да капустой, ароматный ржаной хлеб. На десерт и сладких пирогов подали, меда и варенья, моченой клюквы.

Настоятель смущался зря: после многочасовых блужданий по лесу и самые брезгливые из архиерейской свиты уминали нехитрую провизию за обе щеки. Глядя на такое воодушевление гостей, братия и канты духовные хором пропели, слаженно разложившись на три голоса. А после настойки на местных ягодах, прекрасно сочетавшейся с немудреными пирогами, и сам владыка начал подпевать монахам баском, вспоминая семинарскую свою молодость.

То ли умилительное пение, то ли настойка произвела столь сильное впечатление, но, встретив такой простой и радушный прием, владыка пришел в восторг и постановил, что место многообещающее, потенциал у обители есть, и пора расширяться.

– От нас, сами понимаете кто, – епископ значительно вознес величественный перст в потемневший деревянный потолок трапезной, – требуют умножения числа монастырей. По тому и судить будут о благоустроении епархиальной жизни. Так что затвор и ягоды – дело хорошее, но надо высокосоответствовать!

Как ни пытались его отговорить, преосвященный был непреклонен и поспешил подать рапорт в столицу, в Святейший Синод, после чего отступать было уже некуда.

2

Но решение решением, а где взять средства на строительство? Это же не сарай построить! Где берут такие большие деньги, владыка сообщить отказался, решительно отсекая робкие попытки настоятеля испросить у него что-то еще, кроме благословения. На монастырские доходы и надеяться было невозможно – деньги у монахов водились только в воображении окрестных пьяниц, а сами на такое масштабное дело еще не одну сотню лет бы копили! Так что после молитв и раздумий настоятель обратился за помощью к единственному местному помещику – Юлиану Львовичу Курихину, славившемуся достатком, ироничным складом ума и крутостью нрава.

Юлиан Львович, вольготно расположившийся в креслах и наслаждавшийся дорогой сигарой, снисходительно выслушал слегка дрожащего, одетого в заплатанную рясу монаха. Но, вопреки ожиданиям родственников и челяди, прочь настоятеля не прогнал и собак вслед не спустил, а помочь монастырю согласился. С условием, что контролировать ход строительства будет исключительно сам. «А то настроите, милейший, как всегда, клетушек и куполочков под Святую Русь, стыда потом не оберешься», – прибавил он с ехидцей, выпуская колечко сигарного дыма.

И хотя настоятель до того дня, кроме монастырских избенок, ничего не строил, разве что дрова рубить помогал, но спорить с помещиком он, понятное дело, не стал.

Сложно сказать, почему Курихин согласился. Человеком барин был не особо религиозным, если даже не сказать – наоборот. Злые языки судачили, что грехи свои замолить хотел или, может, через Синод карьеру сделать. Теперь уж не узнать. Однако слово свое Юлиан Львович сдержал. Из блистательной Северной столицы приглашен был модный архитектор Отто Яковлевич Штольц, и уже через несколько дней рабочие расчистили дорогу к монастырю, холм перерыли, деревянные постройки разобрали, монахов переселили под холм во временные кельи.

Под холмом поселились и строители с семьями, незатейливо назвавшие новую деревеньку в честь сиятельного попечителя. Потянулись повозки с кирпичом, и обитель приобрела небывалые прежде очертания: стремительно стал расти величественный каменный комплекс, рассчитанный