Вернувшись в Лэнгли, А. Даллес, набивая трубку крепким табаком, спросил: «Ну так что там в России?» Затем он взял в рот трубку, в очередной раз затянулся и наконец выпустил дым. Его наслаждение от курения было непритворным. Сотрудник ЦРУ Джордж Кизевальтер радостно сообщил, что операция «Рапсодия», столь удачно начатая, близка к завершению – киллер вышел на жертву, которую сегодня же уберут или уже убрали.

– Прекграсно, прекграсно! – в его произношении проскакивали наметки немецкого «р». Он снова помолчал. Даллес вытянул правую руку с поднятым большим пальцем. – Отлично, ребята! Теперь дело за лекарями. – Он глубоко затянулся, втянув дым из своей трубки. – Сейчас важно не допустить возврата ситуации, – наставительно добавил Даллес. – Взялся за гуж – не говори, что не дюж. Главное – не перейти улицу на тот свет. Хорошо стреляет тот, кто стреляет последним, – Даллес любил козырять подобными словесными конструкциями. Некоторое время стояла радостная тишина, которую никто не решился нарушить. Даллес почесал затылок и продолжил: – Да, правильная организация оперативно-разведывательной работы – залог успеха.

Аллен Даллес любил разглагольствовать по делу и не очень. Поэтому он продолжил свои нравоучения:

– Об успешных операциях спецслужбы помалкивают, а их провалы говорят сами за себя. – Он немного помолчал, а затем продолжил: – Разведка не только опасная, но еще и неблагодарная работа. Знаменитыми на весь мир становятся только те агенты, деятельность которых была раскрыта. Разведчики-нелегалы, сумевшие безукоризненно выполнить свою работу, канули в Лету. Их имена мы, скорее всего, не узнаем никогда. Такие разведчики если и делятся воспоминаниями, то исключительно с разрешения начальства – все в рамках жесткой конспирации, – разглагольствовал А. Даллес, покуривая трубку. Это была его типичная манера говорить собеседникам общеизвестные вещи. – Легенда агента не должна быть похожей на китайскую корзинку: дернешь за один прут – развалится вся конструкция. Если, к примеру, в доме человека, за которого выдает себя нелегал, была кошка, то он не только должен знать ее кличку, масть, но и повадки.

Слушатели начали ворочаться в своих креслах, но Даллес невозмутимо продолжал:

– Агент постоянно должен помнить, что вся тяжесть провала всегда ложится на его плечи. В лучшем случае его ждало выдворение из страны, в худшем – смертная казнь. Избежать провала. Разоблачение – самый страшный итог работы любого разведчика. Чтобы его избежать, существовал целый ряд инструкций, правил, предосторожностей. Основное правило – избегать всего, что могло бы привлечь внимание контрразведки. Это могли быть слишком высокие доходы агента, особенно из непонятных источников, и большая расточительность. Жизнь на широкую ногу для разведчика – табу! Когда разведчика-предателя даже не арестовывают еще, но выявляют, все его связи немедленно обрубаются. Никакая новая информация к нему не поступает. Тех агентов, которых он предал, если это возможно, пытаются спасти, если нет, ну что, разводят руками: потери неизбежны в многосложном труде разведчиков.

Наконец он понял, что все сказанное им давно известно его слушателям и что им стало скучно. Тогда он поднял вверх указательный палец левой руки, призывая собравшихся к тишине, взял телефонную трубку правительственной связи и прижал трубку к своему правому уху. Через некоторое время директор ЦРУ доложил президенту Эйзенхауэру:

– Я приветствую вас, сэр! Шеф, только что пришло сообщение из Москвы. Наш агент информирует, что первая часть операции «Рапсодия» выполнена.

– Прекрасно! – прозвучало в ответ.

После этого Даллес продолжил свою речь:

– В будущем после Сталина мы должны будем разложить СССР изнутри. Из советской литературы и искусства мы должны вытравить их социальную сущность, чтобы они прославляли самые низменные человеческие чувства. Необходимо всячески поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать, вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства. В управлении государством следует создать хаос и неразбериху, активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Честность и порядочность должны осмеиваться; нужно сделать так, чтобы они превратились в пережиток прошлого. Необходимо культивировать хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм, вражду народов и прежде всего – ненависть к русскому народу. Нужно опошлять и уничтожать основы народной нравственности, расшатывать поколение за поколением, главную ставку делать на молодежь, разлагая, развращая, растлевая ее. Нам необходимо сделать из советских людей циников, пошляков, космополитов.

Выговорившись и заметив, что присутствующие уже кивают головами и почти заснули, Даллес наконец закончил совещание и увидел, что ему сделает знаки один из офицеров, показывая на бумагу, которую этот офицер держал в своей руке: “Ну, что там?”

– Сэр, нужно ускорить операцию. Вот депеша Казановы. Устуш – Центру: «Сегодня Джо вызвал Бе, Бу и Ма и решил объединить МГБ и МВД в одно министерство с Берией во главе. Жду указаний».

Даллес помнил, что за любовь к женщинам агента назвали Казановой, но для официальных посланий использовали более короткий позывной «Устуш». Что значило это слово, никто не догадывался.

2 марта, 5 часов 49 минут. Ближняя дача Сталина

Утром 2 марта, в 5 часов 49 минут, майор Сухарев, один из охранников, дежуривших в эту ночь на Ближней даче, обнаружил, что сам он крепко спит, а не бодрствует, как полагалось по уставу. Майор с трудом оторвал голову от руки и почувствовал резкое онемение пальцев этой руки, она болела и чувствовала покалывание. Видимо, в таком положении он проспал всю ночь. Рядом храпел, подвывая, другой дежурный, подполковник Лозгачев. В доме не было слышно ни одного другого звука. Сухарев с трудом поднялся из-за стола. Его качало. На руке виднелся свежий кровоподтек. Лозгачев и другой майор охраны по фамилии Синицын продолжали сопеть, один – уронив голову на пальцы своей правой руки, а другой – уткнувшись лбом в столешницу. В центре стола стояли два недопитых стакана газированной воды.

Сухарев попытался растолкать коллег, но те спали как убитые. Тогда он сам стал обследовать дачу. Он зашел на кухню. Там в таких же неудобных позах спали подавальщица и повар. Тогда он вернулся в дежурку и стал еще упорнее трясти Синицына, и тот наконец проснулся. Вместе они поняли, что на даче что-то стряслось. Первым делом их ошарашила мысль: а что с вождем? Они рванули к комнате, где обычно спал товарищ Сталин, и нашли ее запертой, но там горел свет. Они притащили стул, залезли, посмотрели в верхние окна над дверью и увидели, что Сталин лежит на полу. Разбежавшись, они ударили одновременно в дверь кабинета Сталина, и она с громким хлопком открылась. Они знали, что за такое самоуправство могут не погладить по головке, но на кону стояла жизнь великого человека.

Сталин лежал на спине, и под ним была видна лужа мочи. Голова была запрокинута. Сталин хрипло дышал. Он был в домашнем кителе и брюках. Скорее всего, он не ложился спать, а упал из-за стола или с высоты своего роста. Они быстро прощупали пульс и поняли, что сердце вождя работает нормально. Охранники попытались его растолкать, но безуспешно, видимо, что-то стряслось с головой вождя. Но судя по пульсу с хорошим наполнением и дыханию, жизни товарища Сталина пока угрозы не было, хотя он не двигался. Они повернули голову вождя набок и приоткрыли ему рот, чтобы облегчить прохождение воздуха. Так им вдалбливали в училище.

Как и полагалось по инструкции, они немедленно сообщили о происшествии своему начальству – министру госбезопасности Игнатьеву, который по совместительству выполнял обязанности также и начальника охраны лидеров страны. Сообщили, что Сталин находится без сознания. Пока Игнатьев ехал, они попытались найти врача, который в последнее время лечил Сталина, а потом вспомнили, что доктор Кулинич, кандидат медицинских наук, заболел и почему-то оказался в больнице. Игнатьев немедленно дал знать Булганину. Через 20 минут во двор Ближней дачи въехал лимузин и из него вышли министр Игнатьев и член Бюро Президиума ЦК КПСС и первый заместитель председателя Совета Министров Булганин.

Было решено сообщить всем членам Бюро Президиума, а также Молотову и Микояну. Вызвали врачей, но в основном из числа академиков и директоров. В суматохе охранник Сидоров покинул дачу, Для того чтобы скрыть следы, журнал посещений Ближней дачи был им уничтожен.

2 марта, 6 часов 26 минут. Подмосковье, Смоленское шоссе

Перед рассветом по Смоленскому шоссе шел человек в гимнастерке, но без знаков различия. На гимнастерку была наброшена шинель. Его шикарные сапоги были запачканы грязью. Редко проходящим машинам, большей частью эмкам или грузовикам, он махал рукой, призывая их остановиться. Однако водители быстро проезжали, помня запрет госбезопасности – не возить незнакомых людей, да еще недалеко от Москвы. В конце концов человек устал и присел на корточки. В это время по направлению от Москвы показался шикарный «Опель». Когда «Опель» подъехал, человек встал, думая, что его подбросят, но из машины раздались выстрелы. Затем двое молодцов вышли из машины, аккуратно, чтобы не испачкаться, подняли труп и отнесли в ближайший лесочек, кое-как запорошив его слежавшимся снегом. Деньги и документы они вытащили из бумажника и обезобразили лицо ударами молотка. Они были в перчатках и имели знаки различия офицеров госбезопасности. Было раннее утро, но молодцы знали свою безнаказанность и не особенно беспокоились. Потом они набросали слежавшийся снег на место падения странника, чтобы не была видна пролившаяся там кровь. Труп обнаружили через четыре часа. Погода на момент обнаружения трупа была самая что ни на есть мерзопакостная.

2 марта, 8 часов 15 минут. Внуково

Пока самолет летел из Казани в Москву, пришла радиограмма, где сообщалось, что маршалу Берии необходимо срочно прибыть на Ближнюю дачу. Пилотам по секрету сообщили, что что-то случилось со Сталиным. В 9 часов 1 минуту утра в аэропорту Внуково, который в 1945 году стал главным аэропортом столицы, приземлился самолет из Челябинска с летевшим на нем Берией. После того как самолет вырулил со взлетно-посадочной полосы и подкатывал к зданию аэровокзала, от последнего к подкатывающемуся самолету отъехал черный ЗИМ. Лаврентий Павлович быстро спустился с трапа и направился к машине ЗИМ. Двери легковой машины открылись, и оттуда стремительно выскочил полковник госбезопасности. Оказывается, в аэропорт пришла телеграмма, в которой содержалось сообщение о болезни Сталина и просьба срочно приехать на Ближнюю дачу.

Подбежал старший офицер из МГБ. Берия помнил его еще по своей работе в госбезопасности до войны.

– Товарищ маршал, беда! Товарищ Сталин заболел.

– Что случилось?

– Похоже на инсульт.

– Где лежит?

– На Ближней.

– Поехали.

Берия сел в машину и устроился на заднем сиденье. «На Ближнюю!» – скомандовал Лаврентий Павлович шоферу. ЗИМ стремительно рванул с места, быстро набрал скорость и покатил в сторону Москвы. От аэропорта Внуково к Москве вело Калужское шоссе. Машина Берии катила быстро. Дорога тянулась меж полей, вдалеке блестела загадочная гладь снега. Строящееся здание МГУ создавало иллюзию вплывающей в пролом яхты. Машина проехала мимо достраивающегося высотного здания МГУ. Главный корпус Московского университета был почти достроен, леса оставались только вокруг шпиля. Берия курировал строительство МГУ, и ему было приятно видеть, что работа движется. Чтобы собраться с мыслями, Берия решил прогуляться. Он попросил шофера остановиться на высоком берегу Москвы-реки. Берия подошел к Троицкой церкви и посмотрел на левый берег Москвы-реки. На другом берегу были видны двухэтажные деревянные бараки, деревянные частные домишки и пустыри. Асфальтового покрытия на дорогах между домами не было. «Тут хорошо бы построить стадион», – подумал Берия. Затем он вернулся в машину, и они снова поехали. Наконец машина доехала до площади, с которой начинался строящийся Университетский проспект. Часть проспекта была перекопана.

От площади повернули на начинающийся Университетский проспект. По прямому Университетскому проспекту проехали до Рублевского шоссе и выехали на него. Справа показались два заснеженных холма, а впереди – лесок. Буквально через несколько минут машина достигла небольшого леса. Здесь свернули направо. С Можайского шоссе недалеко от Поклонной горы был поворот к даче Сталина. Наконец машина уперлась в блокпост. Он перекрывал въезд в лесок, где находилась Ближняя дача Сталина. Дорога здесь была перекрыта шлагбаумом, который дежурные офицеры охраны открывали только для правительственных машин. Еще раз проверив номера машины Берии, офицеры немедленно подняли шлагбаум. Увидев машину Берии, который часто приезжал на Ближнюю, они отдали честь и жестом показали: «Проезжай!»

Далее машина Берии поехала по дороге, окруженной посадками, которые стали настоящим лесом. Асфальтовая дорога к даче шла через густой массив деревьев, Воздух был студеным, голубоватым. Сопутствующего весне сильного запаха прошлогодней прели еще не ощущалось. Снег лежал плотный и без той внутренней, робкой синевы, которая всегда предшествует обильному таянию. Из снега вверх тянулись могучие черные стволы старых деревьев. Каждое дерево испускало восхитительный прозрачный свет. Вокруг были глубокие сугробы, огромные белые шапки на пнях, запушенные хлопьями снега темно-зеленые ели. Зимняя тишина нарушалась лишь писком корольков и синиц да редким криком дятла. От ярких солнечных лучей светлее стало в лесу. Темнее и сочнее выглядит кора деревьев. Вокруг стволов в снегу появились воронки – след отражающихся от коры теплых солнечных лучей. Под соснами и елями много шишек и чешуек – свидетельство зимней деятельности белок, клестов и дятлов.

Для подъезда к даче нужно было сделать еще один резкий поворот. Наконец машина уткнулась в ворота высокого забора, где стоял блокпост. В отличие от обычных дней на блокпосту было большее, чем обычно, число военнослужащих. Все держали автоматы наизготове.

Вторая проверка у ворот была более строгой. Машину остановили и тщательно осмотрели и пропустили – видимо, здесь знали, что это правительственная машина Берии. Но за воротами чувствовалось нервическое оживление. Здесь офицер охраны, как обычно, тщательно проверил документы и особо внимательно обследовал багажник. Берия обратил внимание на то, что число охранников было увеличено. Третья проверка была за воротами при въезде на дачу. Здесь дежурил работник охраны в военной форме полковника государственной безопасности. Обычно если прибывала машина не из правительственного гаража, проверка приезжавших была очень тщательной, однако сейчас все обошлось проверкой документов и занесением прибывшего в журнал посетителей дачи. Возле ворот для въезда на территорию дачи была видна «дежурная» – помещение для старших офицеров охраны.

После досмотра шлагбаум поднялся, и машина въехала в огороженное пространство. Попав на территорию дачи, автомашина совершила крутую петлю вокруг деревьев, скрывавших фасад здания. Показался двухэтажный зеленый дом Все нижние ветви деревьев вокруг него были тщательно обрезаны. Если смотреть на центральный вход, то справа был виден засыпанный снегом фонтан, вокруг которого виднелись остовы засохших на зиму цветов. Зимой, конечно, он не функционировал. Дом был почти симметричен. Слева крыло заканчивалось полукруглым выступом первого этажа, над которым не было окон второго этажа. Приделок слева имел огромные высокие окна. Это, скорее всего, был какой-то зал заседаний.

Приделок справа имел два этажа, второй этаж над соответствующим выступом первого был, но какого-то несерьезного вида. Крыша его располагалась чуть ниже основной крыши здания. Входная дверь располагалась в глубине ниши, убранной вглубь дома. Дверь обрамлял портик с парой простецких колонн с каждой стороны. Над портиком и по бокам от двери имелись узкие окна. Приступка перед входом не было. Крышу обрамлял ряд кубических столбиков, между которыми натянута решетка. В центре ряд столбиков прерывало возвышение, под которым на стене лепниной была изображена выпуклая кверху дуга. Все окна дома светились. Чувствовалось какое-то странное возбуждение.

Берия хорошо помнил Ближнюю дачу, где в последнее время жил Сталин. Она была расположена близ деревни Давыдково. Опасаясь злоумышленников, вождь решил приписать ее к другой деревне, Кунцево. Эту дачу называли еще Ближней, в отличие от Зубалова. До мая 1952 года комендантом Ближней был Николай Власик. Фактически же он возглавлял личную охрану вождя. В настоящее время цербер Сталина находился под следствием. «Странно, – подумал Берия, – в самый ответственный момент рядом с Хозяином вдруг не оказалось преданного ему человека». Вторым этажом, куда был проведен лифт, пользовались редко. Там останавливался приезжавший в Москву председатель китайской компартии Мао Цзэдун.

2 марта, 9 часов 31 минута. Ближняя дача

Но вернемся к герою нашего рассказа. Когда машина Берии приехала, Лаврентий Павлович, как всегда, быстро окинул двор взглядом и проанализировал детали. Около зеленого цвета двухэтажного дома стояло несколько правительственных ЗИМов и «Чаек». Недалеко была видна группа офицеров, которые курили и о чем-то переговаривались между собой. Видимо, это были водители правительственных лимузинов. Когда, подъехав к парадному входу дачи, машина остановилась, Берия стремительно вышел из машины, не дожидаясь, когда водитель осмотрится и откроет ему дверь. Машина же направилась к асфальтированной площадке в тупике. Быстрыми, насколько это позволяло погрузневшее за последнее время (после облучения) тело, шагами Берия двинулся к входу дачи, вошел в дом через главный вход, который был обрамлен навесом, и оказался в прихожей. Справа и слева от входа в просторной 50-метровой прихожей установлены деревянные вешалки. Справа вешалка, на которую всегда вешал свою одежду Сталин, – там висела зимняя шинель Сталина с воротником из барашка, внизу стояли валенки, тогда как расположенная слева вешалка была до отказа забита шинелями, различными пальто и другими видами одежды. Он прошел дальше, повернул направо и вошел в большую комнату, столовую.

В прихожей находились два подполковника МГБ. Один из них, комендант дачи «Кунцево» полковник Иван Михайлович Орлов, стоял чуть поодаль. Другой подполковник указал рукой, чтобы Лаврентий Павлович проходил в кабинет. Войдя в кабинет, Берия обнаружил группу стоящих членов Президиума ЦК КПСС. Там были Молотов, Маленков, Ворошилов. Среди собравшихся очень странно вел себя Булганин, который отдавал команды всем и вся. Позже Берия узнал, что Сабуров и Первухин были в командировке в Сибири.

Оказалось, что охранники первым делом сообщили о происшествии Игнатьеву, который совмещал должности министра госбезопасности и начальника охраны Сталина. Игнатьев немедленно дал знать об этом первому заместителю председателя Совета Министров и совминовскому куратору силовых структур Булганину. Булганин привез с собой Хрущева. Маленков приехал потом. Берии доложили, что охранник Старостин, звонивший Берии после телефонного звонка Игнатьеву, не нашел его по тем номерам правительственной связи, которые были записаны на даче. Не нашел Берию и Маленков. Через 30 минут (!) он позвонил Старостину и сказал: «Ищите Берию сами, я его не нашел». Маленкову потребовалось полчаса, чтобы приехать на дачу. Но «вскоре» Берия все же нашелся и вышел на связь.

2 марта, 9 часов 46 минут. Ближняя дача