Ибо, в конечном счете, только воля придает ценность обстоятельствам, зачастую неожиданную ценность; видимое положение вещей бывает и обманчивым. Если воля расы или цивилизации устремлена к смерти, если раса тяготеет к расслаблению, к упадку, к нездоровой вседозволенности или же слепо отстаивает гибельные для нее качества, если она чтит только силы отжившего Времени и отворачивается от сил будущего, предпочитая жизнь былую жизни грядущей, – ничто не спасет ее от неизбежного распада или гибели, даже щедрые силы, ресурсы и ум, даже многочисленные призывы жить и все к этому возможности. Однако если раса обретает сильную веру в себя и здоровую волю к жизни, если она открывается навстречу грядущему, готовая принять все, что оно несет, достаточно сильная, чтобы совладать с ним, когда оно обнаруживает неблагоприятные тенденции, то даже из неблагоприятных обстоятельств и поражения она способна черпать силы для необратимых побед, способна восстать из явного бессилия и упадка в могучем пламени обновления к свету блистательной жизни. Индийская цивилизация готовится снова восстать в извечной силе своего духа, как восставала она всегда.

Величие идеалов прошлого есть лишь предзнаменование еще более великих идеалов будущего. Постоянное развитие того, что стояло за ее прошлыми усилиями и возможностями, – вот единственное достойное оправдание жизнеспособной культуры. Однако из этого вытекает, что цивилизованность и варварство – суть понятия относительные. С точки зрения эволюционного будущего человечества высшие достижения цивилизаций Европы и Индии предстают весьма посредственными – подобными первым проблескам зари, возвещающим величие грядущего дня. Если смотреть под таким углом зрения, то ни Европа, ни Индия, ни какая-либо другая раса, страна или континент, ни какая-либо другая часть человечества никогда еще не достигали полной цивилизованности; ни одна из них не раскрыла полностью тайну истинного и совершенного человеческого бытия, и даже то немногое, чего удавалось достичь, никогда не воплощалось в жизнь с полным пониманием или с совершенной, всеобъемлющей искренностью. Если мы определяем цивилизацию как гармонию духа, ума и тела, то где эта гармония была вполне и по-настоящему реальна? Где не было вопиющих недостатков и болезненных отклонений? Где был окончательно и во всех своих частях раскрыт секрет полной гармонии или вся музыка жизни разрешилась триумфальной легкостью радостного, мощного, нарастающего аккорда? Повсюду бросаются в глаза уродливые, подчас «омерзительные» пятна на человеческой жизни, более того, многое из того, что мы воспринимаем совершенно спокойно и что составляет предмет нашей гордости, будущим человечеством вполне может быть оценено как проявление варварства или свидетельство нашей незрелости. Свершения, которые мы считаем идеальными, могут быть осуждены как самодовольное, слепое к собственным ошибкам несовершенство, идеи, кажущиеся нам просвещенными, будут оценены как выражение лишь отчасти просветленного видения, а то и вовсе неведения. Утратят смысл и исчезнут многие формы нашей жизни, которые представляются древними или даже извечными – как будто такое можно сказать о формах; субъективные формы, в которые мы облекаем свои наилучшие принципы, возможно, в будущем заслужат лишь снисходительного понимания. В процессе грядущего развития мало что избегнет радикального преобразования: практически все изменится почти до неузнаваемости или будет модифицировано в соответствии с условиями нового синтеза. В конечном счете, в глазах будущего человечества и Европа, и Азия могут выглядеть примерно так же, как выглядят сегодня в наших глазах дикие племена или первобытные народы. И этот взгляд из будущего, если мы способны на него, даст нам, без сомнения, самую просвещенную и самую динамичную точку зрения для оценки нашего настоящего, однако при этом сравнительная оценка прежних достижений нашей культуры с нынешними, а также сравнение их с достижениями культур других стран и народов не утратят своего значения.

Ибо именно прошлое и настоящее ложатся в основу величайших свершений будущего, и многое из того, что принадлежит прошлому и настоящему, займет достойное место в новом мироустроении. За несовершенством формаций культуры скрывается неизменность совершенного духа, на который нам следует опираться и который пребудет неизменным во веки веков; существуют фундаментальные мотивации или базовые идеи-силы, которые невозможно отбросить в сторону, так как они являются частью жизненного принципа нашего бытия и нашего природного предназначения, нашей свадхармы. Но эти мотивации, эти идеи-силы немногочисленны и просты по сути, они применимы в самых разных вариантах. Все же остальное относится к более поверхностным слоям нашего бытия и неизбежно должно испытывать на себе давление перемен и соответствовать поступательному движению Духа-Времени. Существует этот неизменный дух в природе вещей и эта устойчивая свадхарма, или закон нашей природы, но наряду с ними существует и менее обязывающая система законов вторичного порядка – ритмы духа, формы, витки, природные склонности, которые претерпевают изменения во времени, югадхарма. Раса должна следовать двойственному принципу устойчивости и изменчивости или расплачиваться упадком и застоем, способным поразить даже ее жизненный центр.

Мы, без сомнения, должны активно отражать любые нападки, ослабляющие нас или наносящие нам урон, однако гораздо важнее для нас выработать свою собственную, правильную и независимую оценку наших прошлых достижений, нашего нынешнего положения и наших будущих возможностей: чем мы были прежде, что являем собой теперь и чем можем стать. В прошлом мы должны выделить все великие, существенные, возвышающие, жизнеспособные, просвещающие, победоносные, эффективные элементы. Затем из них мы должны вычленить то, что близко неизменному, сущностному духу и устойчивому закону нашего культурного бытия, отделив все временное и преходящее. Ибо не все, что было великим в прошлом, может быть сохранено в том же виде или повторяться до бесконечности; у нас есть новые потребности, перед нами открываются новые горизонты. И мы также должны определить, что оказалось слабым, недостаточно развитым, несовершенно сформулированным или просто соответствовало ограниченным рамкам своего времени или было порождено неблагоприятными обстоятельствами. Бессмысленно настаивать, будто все в прошлом, все без исключения, даже в пору высочайших взлетов, было совершенно великолепным или являлось высшим достижением человеческого разума и духа. Затем нам следует сравнить наше прошлое с нашим настоящим, разобраться в причинах, приведших к упадку, и искать способ избавиться от наших недостатков и пороков. Ощущение величия нашего прошлого не должно фатально гипнотизировать нас, доводя до инертности; скорее оно должно вдохновлять нас на новые, еще более великие свершения. Но и критикуя настоящее, мы должны избегать односторонности, с недалеким бесстрастием осуждая все, что мы есть, или все, что мы сделали. Не льстить себе, не закрывать глаза на проявления упадка, не пачкать в собственном гнезде в погоне за одобрением чужестранца – мы должны отдать себе отчет в истинных масштабах своей слабости и ее причинах, но при этом еще тверже устремить взгляд на элементы силы, на постоянно существующие возможности, на динамичные импульсы самообновления.

Второй момент – сопоставление Запада с Индией. Непредубежденная оценка прошлого Запада и прошлого Индии откроет нам западные успехи, дары, принесенные Западом человечеству, но одновременно и зияющие провалы, бросающиеся в глаза недостатки и даже «отталкивающие» пороки и неудачи. На другую чашу весов мы поместим успехи и неуспехи древней и средневековой Индии. И обнаружим, что не столь уж многое заставляет нас склонить головы перед Западом, и что в целом мы поднялись на вполне достойный уровень, а в ряде вопросов – неизмеримо превзошли западную цивилизацию. Однако после этого необходимо внимательно рассмотреть настоящее Запада с его мощными успехами, жизненностью и победоносностью. Принимая все, что было великого на Западе, мы внимательно отметим все присущие ему недостатки, ошибки, опасные тенденции. И с этим опасным величием нам предстоит сравнить настоящее Индии, оценив ее упадок и причины, к нему приведшие, возможности ее возрождения, элементы ее превосходства над Западом в настоящем и грядущем. Давайте рассмотрим и оценим то, что нам неизбежно предстоит позаимствовать у Запада, и подумаем, как соединить это с нашим духом и идеями. Но заодно рассмотрим и существующие в нас неисчерпаемые источники национальной силы, из которых мы можем черпать более живительные и освежающие соки, нежели те, что может предложить нам Запад. Это гораздо полезнее, чем бездумное принятие западных форм и мотиваций, поскольку такой путь естественнее для нас, он будет активнее стимулировать наши природные особенности, придаст нам более энергичный творческий импульс, будет легче восприниматься нами и действеннее воплощаться в жизнь.

И все же куда полезнее этих необходимых сопоставлений был бы прямой взгляд из нашего прошлого и настоящего в наше собственное, не связанное ни с какими чужеземными идеалами, будущее. Именно наше эволюционное движение к будущему раскроет подлинное значение и ценность и прошлого, и настоящего Индии. Характер Индии, ее миссия, ее предназначение, ее роль в судьбе планеты, особые силы, воплощенные в ней, – все это отражено в ее прошлой истории и позволяет понять скрытый смысл ее нынешних мук и страданий. Формы духа должны будут претерпеть изменения, но нам предстоит освободить и сберечь сам дух, дать ему новое, могучее воплощение – в мысли, в культурных ценностях, – наделить его новым инструментарием, укрепить более масштабными фигурами. До тех пор, пока мы помним главное и остаемся верны его духу, нам не причинят вреда ни самая резкая психологическая и физическая адаптация, ни даже самые экстремальные культурные и социальные перемены. Правда, перемены эти должны отвечать духу и укладу Индии, а не духу Америки или Европы, и не укладу Японии или России. Мы должны осознать, сколь глубокая пропасть лежит между тем, что мы есть, и тем, чем могли бы стать и к чему должны стремиться. Нам не нужно при этом отказываться от того, что мы есть, от верности нашему духу – нам следует продумать свое продвижение вперед, найти верное направление этого продвижения, открыть в себе необходимые устремленность и вдохновение, силу и энергию, чтобы осмыслить и осуществить его.

Если мы намерены занять подобную позицию и двигаться вперед, нам потребуется самобытное мышление, направленное на поиск истины, сильная и смелая интуиция, непреклонная духовная и интеллектуальная честность. Решимость защищать нашу культуру от невежественных западных критиков и отстаивать ее в обстановке гигантского давления современности – это главное, но необходима также и смелость, которая позволит нам признать (не с европейской точки зрения, а с нашей собственной) недочеты нашей культуры. Помимо явлений упадка и разложения, мы должны без всяких хитроумных уловок признать также, что некоторые аспекты наших концепций жизни и социальных институтов сами по себе ошибочны, иные из них просто не имеют оправдания, они ослабляют национальную жизнь, унижают индийскую цивилизацию, позорят культуру Индии. Ярким примером этого может служить наше отношение к неприкасаемым. Находятся люди, готовые объяснить это явление, как ошибку, неизбежную в сложившихся в прошлом обстоятельствах; есть и другие, те, кто утверждает, что в свое время подобное отношение было наилучшим из возможных выходов. Третьи же и вовсе оправдывают отношение к неприкасаемым и готовы, пусть с некоторыми оговорками, считать его и впредь необходимым для нашего социального синтеза. Но если и можно принять рассуждения о неизбежности подобного отношения в прошлом, то согласиться с оправданием его сегодня невозможно. Сама постановка вопроса вызывает большие сомнения. Национальная идея, согласно которой шестая часть нации обрекается на вечные унижения, на прозябание в грязи – как внутренней, так и внешней, – на страшное, полуживотное существование, демонстрирующая нежелание общества помочь своим гражданам подняться с колен, есть лишь примирение со слабостью, с незаживающей раной на теле общества, его коллективного духовного, интеллектуального, морального и материального благополучия. Социальный синтез, способный существовать лишь при условии постоянной социально приемлемой деградации людей, наших сограждан, заслуживает решительного осуждения и ведет к упадку. Его дурные последствия могут не проявляться в течение длительного времени и существовать в виде неприметных воздействий закона Кармы, но стоит свету Истины пролиться на эти мрачные вещи, как становится очевидным, что сохранять их невозможно, ибо само их сохранение несет в себе семена раздора и губит наши шансы на выживание.

И вновь обратим взор на культурные концепции Индии, на наши социальные установления, чтобы понять, в чем они утратили свой прежний дух и подлинную значимость. Многое превратилось просто в фикцию и перестало соответствовать декларируемым идеям или реалиям жизни. Что-то, возможно, и хорошо само по себе или было благотворным когда-то, но сегодня перестало отвечать потребностям нашего развития. И те, и другие элементы должны быть либо трансформированы, либо отвергнуты, и им на смену должны прийти идеи, более полно выражающие истину, более зрелые. Новая жизнь, которую мы должны в них вдохнуть, не обязательно будет означать возрождение их прежнего значения. Новые динамичные истины, которые нам предстоит открыть, не должны быть стеснены ограниченной правдой былого идеала. Мы должны осветить лучом духа наши прежние и нынешние идеалы и посмотреть, не следует ли превзойти их пределы, расширить или иным способом привести их в соответствие с новыми, более масштабными представлениями. Все, что мы делаем, все, что мы созидаем, должно отвечать подлинному, непреходящему духу Индии, но в то же время быть частью более великого гармонического ритма, обладать пластичностью, соответствующей яркому будущему. Если вера в себя и верность духу нашей культуры есть первейшая предпосылка нашего самосохранения и жизнеспособности, то не менее существенным является и осознание великих возможностей. Полнокровное, победоносное будущее невозможно, если мы превратим прошлое в фетиш, вместо того чтобы черпать в нем вдохновляющую силу.

Дух и идеалы нашей цивилизации по большей части не нуждаются ни в какой защите, суть же их имеет непреходящую ценность. Индия целеустремленно, напряженно и результативно искала их в себе, как искали их в себе отдельные индивиды. Однако их приложение к коллективной жизни общества вызывает серьезные сомнения. Оно никогда не было достаточно смелым и последовательным, с течением же времени, по мере того как в народе слабела жизненная сила, становилось все более ограниченным и малоэффективным. Этот дефект, разрыв между идеалом и коллективной практикой, – явление всеобщее и присущее не одной только Индии, но у нас это расхождение в конечном счете наложило печать слабости и упадка на все общество. Вначале прилагались большие усилия для достижения некоего синтеза между внутренним идеалом и житейской практикой, но все окончилось статичной регламентацией общественной жизни. У нас всегда сохранялся общий принцип духовного идеализма, трудно определимого единства и утвердившихся форм взаимоподдержки, но параллельно усиливалась строгая иерархичность, многосторонняя раздробленность и усложненность структуры общества, приводящая к социальной разобщенности. Великие ведические идеалы свободы, единения и присутствия божественного начала в человеке оказались достоянием отдельных, продвинувшихся благодаря собственным духовным усилиям личностей. Пошла на спад сила распространения и ассимиляции этих идеалов, а когда в страну вторглись мощные и агрессивные силы извне – исламские и европейские завоеватели – индусское общество смирилось с оккупацией, довольствуясь статичным самосохранением и тем, что ему позволили существовать. Формы жизни становились все более узкими, проявления древнего духа – все более ограниченными. Мы выжили, мы спасли себе жизнь, но эта жизнь не имеет подлинной устойчивости и силы, это, скорее, жалкое прозябание, лишенное величия, унылое и бесславное.