Цитаты из книг автора «Шэрон Бегли»

Психиатры долгое время были убеждены, что компульсивная составляющая ОКР является следствием обсессивной — вы моете руки, потому что считаете, что они кишат микробами, — но недавние исследования свидетельствуют, что возможно иное. Во всяком случае, у некоторых больных навязчивая потребность, к примеру, мыть руки предшествует обсессивным мыслям о загрязнении, а не является их следствием. Первопричина этой навязчивой потребности не ясна — возможно, это гипертрофированная привычка. Далее мозг пытается обосновать постоянное мытье и находит самое логичное объяснение — грязь и зараза: «Я мою руки каждые пять минут, должно быть, потому что они покрыты микробами». В подобных случаях не обсессия, а компульсия является главным проявлением и источником ОКР.

В соответствии с одним из диагностических критериев компульсивное поведение должно «приводить к клинически значимому стрессу или нарушению функционирования» в общении или на работе и «отнимать время». Таким образом, «чуточку компульсивен» — терминологический нонсенс сродни «немного беременна», оскорбляющий настоящих пациентов с ОКР. Это, однако, не отменяет того факта, что обсессивно-компульсивное расстройство, как и любое другое психическое нарушение, имеет спектр проявлений от слабо выраженных до тяжелых.

ОКР является самой известной формой компульсивного поведения, но известный — не значит понятный. В массовой культуре это расстройство нередко изображается милой странностью, очаровательной эксцентричностью — как, например, в образе детектива Эдриена Монка из сериала «Монк», неизменно выравнивающего криво висящие картины, выстраивающего в линеечку письменные принадлежности и складывающего журналы симметричными стопками, чтобы все было «как надо». Однако все опрошенные мною больные c ОКР фактически повторяли слова Шэлы Найсли: «Со стороны не видно, что творится в душе у другого человека, поэтому вам не понять всей меры этого страха, этой тревоги, выпивающей все соки и скручивающей в узел внутренности. Большинство людей судят об ОКР лишь по внешним проявлениям. Тот, кто заявляет, что чуточку компульсивен, не имеет ни малейшего представления, о чем он говорит».

«Представьте, что вы ночной сторож на складе, — пояснил он. — Вдруг звучит сигнал тревоги. Вы идете посмотреть, что случилось. То же самое с теми, кто страдает ОКР. Чувствуешь, как тебя переполняет тревога, и ищешь причину».

Люди компульсивно подчиняются приказам обсессии, потому что, если и пока этого не сделать, тревога не даст им дышать, а гормон стресса кортизол будет отравлять мозг, словно разлив токсичных отходов. Спектр компульсивных действий, вынужденно совершаемых больными ОКР, превосходит самые дикие выдумки больной фантазии.

Это второй элемент ОКР — компульсии, повторяющиеся и зачастую ритуализованные действия, которые больной чувствует себя вынужденным выполнять, поскольку подозревает, считает или боится, что в противном случае его навязчивый страх воплотится в жизнь.

Ощущение, что навязчивые мысли рождаются вне той части разума, которая делает вас вами, не лишает их могущества и не ослабляет тиски болезни. Можно ли вообразить худшее состояние, чем, например, на начальной стадии болезни Альц­геймера, когда человек понимает, что теряет память и рассудок, но ничего не может сделать? Обсессивно-компульсивное расстройство в этом отношении аналогично: пациенты знают, что их мысли — сущее безумие, но это осознание не позволяет справиться с ними. Большинство людей с ОКР отдают себе отчет в том, что кот, только что скрывшийся из виду, не может оказаться в холодильнике, что духовка — выключенная, в чем они убедились пять минут назад, — не может быть включенной и что они не заболеют СПИДом, перестав скрести руки до крови. Вероятность, что их опасения справедливы, бесконечно мала, однако они чувствуют: бесконечно малый не значит невероятный. В результате возникает давящий страх, облегчить который можно лишь повторением действия, и больные сдаются этой потребности — сдаются снова и снова, причем здравая часть их рассудка наблюдает за этим безумием с беспомощным ужасом водителя, утратившего контроль над сорвавшейся в пропасть машиной.

Примерно 2–4% людей с обсессивно-компульсивным расстройством не осознают нелогичности или иррациональности своих мыслей. Вследствие этого они терпят компульсию из убеждения, что провоцирующая ее мысль истинна. В таких случаях эгодистонность отсутствует.

Как бы то ни было, по оценкам Национального института психического здоровья, ныне у 1,6% американцев в течение жизни разовьется это психоневрологическое расстройство, а 1% взрослого населения, то есть от двух до трех миллионов человек, страдают им в каждый отдельно взятый год. Мужчинам и женщинам оно угрожает в равной степени. Дети болеют в два раза реже: среди лиц моложе 18 лет ОКР поражен один из двухсот. Наибольший риск развития обсессивно-компульсивного расстройства наблюдается в возрасте 10–12 лет, а также в старшем подростковом и раннем юношеском возрасте. В эти периоды мозг переживает бурный рост количества нейронов и связей между ними, а затем удаляет лишние связи, освобождая кору от не­обязательных синапсов. Это сложный процесс, в котором возможны сбои.

Главное, что поняла я: компульсивное поведение необязательно свидетельствует о психическом расстройстве. Когда это происходит, несчастные больные нуждаются в диагностике и профессиональной помощи. Но очень многие компульсии являются проявлением совершенно нормальных психологических потребностей — в душевном покое и контроле над собственной жизнью, в социальных связях и личной значимости. Если это психическое отклонение… Что ж, тогда все мы безумны!