Цитаты из книги «Абсолютно правдивый дневник индейца на полдня»

Что ж, жизнь — вечная борьба между желанием быть индивидуальностью и при этом остаться членом сообщества.

Хорошо, — говорю, — то есть каждая из этих книг — загадка. Вообще каждая книга. И прочитать все написанные когда-либо книги — это как разгадать одну большую загадку. И сколько бы ты ни учился, всё равно остается очень много непознанного, так что учись и учись себе дальше.

Мы становимся писателями из-за того, что прочитали в двенадцать лет. В моем случае точно так и есть. И это прекрасно.

Если хотите, чтобы ваши книги продавались, пишите для молодежи.

Шерман Алекси: О да, это чудесно, и так мило, и так странно. Еще и за это я так люблю книги. За то, что люди до сих пор настолько их боятся, что готовы запретить. Их отпрыски не выпускают из рук айфоны, получая доступ к любому порносайту в мире, к любой порнографии, которая была создана, — и при этом родители готовы запретить книгу за то, что подросток в ней дважды упомянул слово «мастурбация». Думаю, это говорит о том, что книги до сих пор имеют огромную силу. Что печатное слово действует сильнее, чем люди думают.

Шерман Алекси: Книги меня спасли, поэтому, думаю, «Абсолютно правдивый дневник» может входить в набор для экстренной помощи. Вот что еще я частенько слышу: «Благодаря этой книге я решил стать писателем», «Из-за вашей книги я записался в баскетбол».

Джесс Уолтер: Но, мне кажется, у книг, написанных для подростков и молодежи, есть одно универсальное качество… с ними отождествляешься. Помню, я читал «Трещину во времени», и, знаешь, мой отец не профессор, но я идентифицировал себя с этими ребятами. И с Чарли, который отправился на шоколадную фабрику. Ты становишься героем, и, на мой взгляд, именно это делает твою книгу такой удивительной.

Шерман Алекси: Один из самых замечательных моментов был лет шесть-семь назад. Я проводил чтения в Нью-Йорке, и вдруг заявляется целый класс ребят из Бронкса. Это была государственная школы в Бронксе, поэтому все ребята были из разных этнических групп, разных рас, из разных стран, знаешь, многие — эмигранты первого поколения. Потрясло меня, что такая разношерстная компания подростков идентифицируют себя с индейским пацаном из резервации.

Я плодил списки вещей, которые меня радуют. И продолжал рисовать вещи, которые меня злят. Я писал и переписывал, рисовал и перерисовывал, передумывал, перенаходил, переправлял. Это стало ритуалом моей печали.

И я начал отмечать маленькие радости в жизни. Только благодаря им мне удалось выдержать все эти смерти.