Цитаты из книг автора «Шенг Схейен»

он предстал публике в Париже в те майские дни? На современный взгляд, масштаб события снижают такие его неприглядные стороны, как создание культа и раздувание шумихи, эксплуатация имиджа (Нижинский как новый Вестрис). Вещи неизбежные, но на сегодняшний день они прочно ассоциируются с менеджментом поп-культуры и умаляют художественные достижения, которые опять-таки трудно оценить с позиции наших дней. Хотя «Шопениана» и «Половецкие пляски» из «Князя Игоря» не выходят из репертуара и сегодня, мало кто сможет усмотреть в этих балетах «рождение нового искусства». Однако если мы хотим понять, как все это произошло, то должны поверить экзальтированным похвалам Кесслера и других зрителей. Удивление и восторг вызывали комбинации различных качеств «Русских балетов». Декорации не представляли собой чего-то принципиально нового. Богатые и броские, сделанные настоящими художниками,

деле порхает как бабочка, но всегда полный величавой мужественности и юной красоты. Балерины, не менее прекрасные, чем он, рядом с ним бледнеют. Публика неистовствует. Если ты когда-нибудь будешь писать балет (со Штраусом), нужно обязательно привлечь молодого Нижинского» «Они оба, и Нижинский и Павлова в “Сильфидах”, – воплощенные Амур и Психея, два еще совсем юных существа, удивительно прекрасные, легкие, грациозные, чуждые любой слащавости. Вместе с тем – чарующая прелесть. Нижинский мужественный и прекрасный, как греческий бог. Клеопатра – еврейка, Ида Рубинштейн, в голубом египетском парике, очень худая, с угловатой фигурой, но при этом – грация движений, которую увидишь разве что на древнеегипетских и древнекитайских

. «При этом я внимательно следил за тем, чтобы в ряду блондинки чередовались с брюнетками», – писал Астрюк. Он считал это единственным способом привлечь артистический бомонд, или, как он выражался, «моих дорогих снобов» Теперь это считается легендарной датой в истории театра XX века. Журналисты тех лет описали шок, который они пережили от столкновения с чем-то настолько новым и необычным, что это изменило всю их дальнейшую жизнь. «Нашествие», «взрыв», «извержение» – на метафоры не скупился никто. «Казалось, будто сотворение мира не окончилось седьмым днем и получило продолжение […] Это нечто абсолютно новое в области искусства. Этот феноменальный «Русский

Дягилева ждал новый удар. Выяснилось, что Анна Павлова, которой готовили роль звезды сезона, договорилась о личном турне по ряду европейских городов (например, она должна была выступать в Берлине, Вене и Праге). Она сделала это из опасений, что программа Дягилева не состоится. Несомненно, второй важной причиной ее поступка был отказ Дягилева от «Жизели». Павлова была единственной русской балериной с европейским именем; ее считали самой выдающейся танцовщицей в России, а значит, и во всем мире. Незадолго до ее приезда в Париж Дягилев заказал афиши с ее портретом работы Серова – броские плакаты должны были расклеить по всей столице. Но сколько ни умолял Павлову Дягилев об отмене ее гастролей, та не согласилась. В результате решили, что по окончании ее выступлений Павлова все-таки приедет в Париж –

балетных ролей оказалось щекотливым делом. На петербургской балетной сцене были две звездные балерины – это Анна Павлова и прима-балерина Матильда Кшесинская. Кшесинской исполнилось тридцать шесть лет (она была почти ровесницей Дягилева), и пик ее формы в общем-то миновал. В прошлом она была любовницей Никола я II и продолжала пользоваться покровительством двора. Кшесинскую надо было привлечь хотя бы ради ее тесных связей с Романовыми. У нее сложились непростые отношения с Фокиным: он считал ее совершенно неподходящей кандидатурой для главных партий, как в «Жизели», так и в «Сильфидах». Под нажимом Дягилева Фокин отдал ей главную партию в «Павильоне Армиды», ту самую, от которой она отказалась в 1907 году. Кшесинская чувствовала себя обиженной, понимая, что роль звезды парижской программы прочат для Павловой. Она кипела жаждой мести

прекрасно, прикусывая язык, особенно когда доходил до трудного места» В отношении музыки Нувель был прав, но историческое значение «Клеопатры» заключено не в музыкальной концепции и не в хореографии, а в том, что она создала трамплин для двух будущих

1908 году подтвердила его славу, была «Шопениана». Этот спектакль, но под названием «Сильфиды», Дягилев тоже хотел показать в Париже. В балете сильно проявилось влияние Дункан: в нем нет сюжета, и поставлен он на музыку Шопена в переложении для оркестра. Балет «Сильфиды» вошел в историю как первая «абстрактная композиция» и в этом смысле ярче дает проекцию дальнейшего развития искусства танца по сравнению с любой другой из начальных постановок «Русских балетов». В том же сезоне собирались показать еще два балета – «Клеопатру» и «Пир». Первый из них был переработкой фокинских «Египетских ночей» (1908) на музыку Аренского.

предстоящей работы. Предлагается сюжет, тут же детально разрабатывается. Один предлагает ту или иную подробность, пришедшую ему в голову, другие или принимают или отвергают ее, так что трудно установить, кто является настоящим автором либретто в этом коллективном творчестве. Конечно, тот, кто предложил идею

финансированием Дягилев обратился к богатым меценатам и к царю. Серьезную поддержку снова оказали владельцы резиновой мануфактуры, главным среди которых был Хендрик ван Хилсе Ван дер Палс. В дягилевском кругу их называли «галошистые». Чтобы снизить расходы, Дягилев решил не заказывать на этот раз абсолютно все, как для сезона 1908 года, а попросить на время в

эволюции петербургской балетной культуры стал дебют в Петербурге американской танцовщицы Айседоры Дункан, состоявшийся 13 декабря 1904 года. Дункан решительно отвернулась от классического балета в том виде, в каком он с небольшими национальными вариациями сложился по всей Европе. Балетной технике она противопоставляла экспрессию, детально проработанной хореографии – импровизацию. Танцуя босиком в свободных греческих туниках, она использовала самостоятельные музыкальные произведения (например, Вагнера, Бетховена и Шопена), а не музыку, специально написанную для постановки. На ее выступления в 1904 году ходили Фокин, Дягилев, Бакст и Бенуа и остались под большим впечатлением. После спектакля Анна Павлова пригласила Дункан к себе домой на торжественный