Цитаты из книг автора «Шарон Моалем»

Морган решила взяться за дело серьезно. Вот в чем заключается суть акватической гипотезы, как ее теперь стали называть. На протяжении длительного периода времени наши предки проводили время в воде и рядом с ней. Они ловили рыбу и научились подолгу задерживать дыхание, чтобы нырять в поисках пищи. Способность выживать и на земле дала им в два раза больше возможностей избегать хищников, чем их сухопутным двоюродным братьям, – убегая от леопарда, полуводная обезьяна могла нырнуть в воду, а удирая от крокодила – скрыться в лесу. Обезьяны, проводившие много времени в воде, в ходе эволюции неизбежно встали на две ноги – это позволяло им дальше заходить в водоемы, продолжая при этом дышать, а вода обеспечивала дополнительную поддержку для тела, благодаря чему стоять прямо было проще. Акватическая теория объясняет, почему мы, подобно другим морским млекопитающим, потеряли волосяной покров – чтобы наше тело было более обтекаемым, сопротивление воды стало меньше.

Я убежден, что запрограммированный процесс старения приносит эволюционное преимущество виду, а не отдельным его особям

Любопытно, что более короткая продолжительность жизни означает более быструю смену поколений, что ускоряет процесс эволюции – а это очень важно для видов, подверженных угрозам со стороны окружающей среды. Это одна из тех причин, по которой у грызунов относительно быстро развивается сопротивляемость ядам. Вместе с тем, эволюция не требует развития у этих видов механизмов исправления ошибок в ДНК, накапливаемых со временем, потому что большинство особей не доживают до возраста, когда эти ошибки начинают давать о себе знать. Вы бы не стали оплачивать расширенную гарантию на айпод, если бы собирались попользоваться им всего неделю. С другой стороны, виды, занимающие господствующее положение и способные продолжать размножаться большую часть своей жизни, получают преимущество от исправления накопленных в ДНК ошибок. Чем дольше живет особь, тем больше потомства она может оставить.

Несмотря на то, что полученные данные по-прежнему вызывают множество вопросов, исследователи были еще больше удивлены, когда двадцать лет спустя обнаружили, что внуки этих женщин также были рождены с низкой массой тела. Возможно ли, что метильные маркеры, ставшие следствием недоедания в период голода, были переданы через поколение? Окончательного ответа на этот вопрос пока нет, однако последствия метилирования, судя по всему, самые что ни на есть реальные.

Во всех этих примерах – с полевкой, водяной блохой, саранчой и ящерицей – характеристики потомства оказывались под контролем эпидемического механизма, протекающего в процессе формирования плода. Такое явление, когда ДНК остается неизменным, а меняется его экспрессия, то есть влияние пережитого матерью опыта на степень выраженности генов ее потомства, называется прогнозирующей реакцией адаптации, или материнским эффектом [136].

Оказалось, что необходимо учитывать совершенно новые для ученых реакции, происходящие на уровень выше генетического кода и меняющие конечный результат, оставляя сам код неизменным (так, собственно, и произошло название «эпигенетика» – от греческой приставки ἐπι, означающей нахождение над чем-то, добавление к чему-то). Данное открытие не должно было стать совсем уж абсолютным сюрпризом – вот уже пятьдесят лет некоторые ученые указывали на примеры того, как одни и те же гены не всегда приводят к одному и тому же результату: у однояйцевых близнецов (с полностью идентичной ДНК), к примеру, в течение жизни развиваются разные болезни, да и отпечатки пальцев у них не идентичные – похожие, но не более того. Во-вторых, проведенное в Университете Дьюка исследование заставило вспомнить о давно позабытом Ламарке. Было продемонстрировано, что факторы окружающей среды, воздействующие на мать, влияют на процесс наследования генетических признаков ее потомством. Эти факторы не приводили к изменению ДНК, наследуемой мышиным потом

Во-первых, эпигенетика заставила отказаться от убеждения в том, что генетический код написан несмываемыми чернилами. Ученым внезапно пришлось принять во внимание тот факт, что гены не являются носителями незыблемых инструкций.

Полученный результат взбудоражил научное сообщество. У толстых желтых мышей появилось потомство худых коричневых мышат. Казалось, это перечеркнуло все, что знали ученые о наследственности. Исследование генома коричневых мышек только еще больше запутало ученых. Оказалось, что их гены полностью идентичны генам родителей. Ген agouti находился ровно там, где ему положено было быть, готовый запустить процесс выполнения инструкций, в соответствии с которыми мыши должны были стать желтыми и толстыми. Так что же произошло? По сути, один или несколько компонентов тех пищевых добавок, которые давали беременным мышам, добирался до эмбрионов и выключал ген agouti. Когда рождались мышата, их геном по-прежнему содержал ген agouti, но его экспрессия была подавлена – молекулы присоединялись к гену и подавляли выполнение заложенных в нем инструкций.

в Мировом океане – а их там ни много ни мало 100000000000000000000000000000 (если вы пытаетесь сосчитать, то это сто нониллионов). Эти крошечные контейнеры с генетическим кодом имеют микроскопические размеры, но, если выложить их все в ряд, получится цепочка длиной в десять миллионов световых лет. Вильярреал называет вирусы величайшими генетическими творцами, изобретающими огромное количество новых генов, некоторые из которых просачиваются в геном их носителей. Происходит это следующим образом. Устойчивым вирусам в геноме человека наше выживание и размножение выгодно не меньше, чем нам самим – являясь частью нашей ДНК, они эволюционно заинтересованы в нашем успехе. Последние несколько миллионов лет вирусы, возможно, жили только за наш счет, в обмен на это позволив позаимствовать немного генетического кода из их внушительной генетической библиотеки. Благодаря своим возможностям для мутации вирусы неизбежно натыкаются на полезные гены намного быстрее, чем это бы происходило у нас без их помощи. В конечном счете такое взаимовыгодное сотрудничество с вирусами могло бы позволить нам эволюционировать и стать

На сегодняшний день нам достоверно известно, что геном человека по меньшей мере на восемь процентов состоит из ретровирусов [125] и родственных им элементов, навсегда обосновавшихся в нашей ДНК – их называют эндогенными ретровирусами человека, или HERV.