Глава 3

Массивное зеркало в тяжелой позолоченной раме беспристрастно отражало бледную печальную девушку. Это была я.

Свадебное платье, которое весило больше меня самой, неприятно тянуло вниз. От него при ходьбе подгибались колени, а через пару минут начинала ныть поясница. Дорогой плотный шелк был весь усеян сверкающими кристаллами и драгоценными камнями. Из них состояла и моя диадема, возвышающаяся над головой на добрых пятнадцать сантиметров. Уши оттягивали огромные серьги с бриллиантами, на двух пальцах крепко сидели массивные перстни с теми же камнями, а шею украшало тяжелое колье.

Просто мечта цыганского барона, а не невеста шестидесятипятилетнего старика. В таком возрасте скромнее надо быть, думать уже о вечном, а не о юном теле отбрыкивающейся девушки.

Глаза защипало, снова слезы. Мои постоянные спутники за прошедший месяц.

Генрих Эдельбертович оказался своеобразным человеком. Большую часть жизни крутился в криминальных кругах, зарабатывал вес и авторитет. Не раз сидел в тюрьме, что сыграло ему на руку в его «карьере». Последние лет пять тихо отходил на пенсию, гребя под себя деньги и чужие бизнесы. Чтобы хватило на безбедную старость ему и его внукам. Последних еще не было, но с моей помощью он планировал ими обзавестись. А мне следовало подарить ему сына или дочь в ближайшее время.

Этой свадьбой он ставил жирный крест на своей карьере в криминальных структурах. Из уважения к возрасту и за былые заслуги сход всей воровской братии дал ему спокойно уйти и «пожить для себя».

Когда он привез меня в свой загородный дворец, я все еще была без сознания, плавая в темноте и не ведая, что происходит. Его люди отнесли меня в комнаты, горничные раздели и умыли, приводя в порядок волосы и лицо.

Очнулась я, когда кто-то мерил мне давление. Предплечье сильно сдавило ремнем тонометра, и мое тело инстинктивно отшатнулось.

– Тише, тише, – заговорил кто-то, – Я всего лишь врач и осматриваю тебя.

Над кроватью склонился симпатичный мужчина в очках, а за его спиной маячил бледный Амиров.

– Ничего страшного, – успокоил нас врач, – У ребенка всего лишь сильный стресс и нервное истощение, которые вызвали такой длительный обморок.

– У ребенка? – удивленно переспросил Генрих.

– Ээм, а сколько девушке лет? – растерялся врач, – На вид не больше пятнадцати.

– Восемнадцать, – прохрипела я, чувствуя, как горло саднит. Наверное, сорвала голос, пока кричала и отбивалась.

– Прошу меня извинить, – мило улыбнулся мужчина, – Вы очень молодо выглядите, вот я и ошибся.

– Док, ты давай по делу, – рассердился Амиров, – Как ее лечить?

– Девушке сейчас нужен хороший сон, обильное питание, фрукты и отсутствие всяких стрессов. А дальше молодой организм сам справится.

– Может, какие-нибудь успокоительные выпишешь? – надавил на него женишок.

– Если вы настаиваете, Генрих Эдельбертович, то без проблем, – он легко пожал плечами, написал рецепт на бумажке и стал собирать свой кофр.

Врача вскоре выпроводили, а ко мне в комнату вернулся Амиров. Он помялся на пороге, но уверенно прошел до кровати и сел на кресло рядом.

Я из принципа отвернулась от него, уставившись на золотой орнамент стен.

– Как тебе твоя комната? – заговорил он.

– Безвкусица.

Ни капли не соврала. Каждая деталь интерьера либо кричала о баснословной стоимости, либо была золотого цвета.

– Не большая, чем твой бывший наряд, – улыбнулся он, – Жаль, я думал тебе понравится. Если захочешь чуть позже можешь пройтись и выбрать спальню себе по вкусу.

Мой взгляд метнулся на собственное тело и я запаниковала. На мне была милая пижамка из шортиков и короткой маечки. Руки потянулись к лицу и волосам. Кто-то потрудился все смыть и привести меня в божески вид.

– Не переживай, переодевала тебя твоя горничная. И ты уж извини, Катюша, но твой боевой раскрас индейцев она смыла, – усмехнулся он, – Без косметики гораздо лучше. Док прав, действительно не дашь больше пятнадцати лет.

– Не боитесь, что посадят за растление малолетних? – резко бросила я.

– Формально ты совершеннолетняя, а тюрьмы я не боюсь. Жизнь есть везде. Другое дело, что мне уже здоровье не позволит наслаждаться блатной романтикой.

– Отлично, вы еще и бывший зэк, – не подумав, ляпнула.

– Катюша, следи за язычком своим. Чтобы больше я такого от тебя не слышал.

На этом наш разговор застопорился и Генрих Эдельбертович еще немного посидел рядом со мной, потом оставил одну. Я встала, легко пошатываясь, и добрела до балкона. Распахнула тяжелые створки и босиком вышла на непокрытую крышей лоджию. Ледяной холод от плитки, промозглый мартовский ветер пробуждали, приводили в себя, давая понять, что это не сон.

У Амирова был большой, просто огромный дом в три этажа. Территория вокруг тоже поражала масштабом, и лишь где-то вдалеке виднелся забор, за которым начинался густой темный лес.

– Екатерина Михайловна, – ахнул женский голос за моей спиной, – Ну что же вы творите? Раздетая вышли на улицу, хотя сами только встали из обморока!

Обернулась на звук. Передо мной стояла средних лет горничная, если судить по форме.

– Я теперь ваша горничная, – подтвердила она на мой немой вопрос, – Можете обращаться ко мне по имени. Светлана.

– Светлана, где я?

Такого женщина не ожидала услышать и заметно растерялась.

– Вы в доме Генриха Эдельбертовича.

– Это понятно, – отмахнулась, – Территориально где мы находимся?

– Шестьдесят километров от Москвы по западному направлению, – осторожно ответила она.

– А точнее?

– Боюсь, у меня нет полномочий говорить с вами об этом, – она опустила глаза вниз и приняла покаянный вид, – Хотите горячего чаю? Или какао?

– Просто воды, если можно.

С тех пор эта женщина стала и моей нянькой, и невольной охранницей, и собственно горничной.

Как-то раз зашел Амиров, оглядел мой нахохленный вид и спросил:

– Поговорим?

– Ну давайте. Я вас слушаю.

– Через три недели наша свадьба, – огорошил он меня, – И если ты хочешь принимать участие в ее организации, то пора вылазить из своей раковины и прекращать упиваться надуманным горем.

– Надуманным? – взвилась я, – Вы в своем уме? Поставьте себя на мое место!

– А чем тебе не нравится твое место, красавица? Молода, красива, скоро будешь богата и при влиятельном муже. Любые курорты к твоим ногам, шмотки, цацки, все, что хочешь. Чем плохо?

– Вы не понимаете, – заломила руки, – Я…

– Дело во мне, – понятливо кивнул Амиров, – В восемнадцать лет хочется искренней и чистой любви, такого же молодого партнера, чтобы кровь горячая и все дела.

– У меня есть парень и я его люблю. А вы…

– А я не вписываюсь в твою картину миру, – весело усмехнулся он.

– Да, – я просто признала это вслух.

– Юношеская влюбленность длится недолго, Катюша, а статус и деньги они с тобой навсегда. При грамотном использовании, – поспешно добавил он.

– Мне это не нужно. Сама заработаю себе на безбедную жизнь, – отрезала я, твердо уверенная в этом.

– Верю. В тебе есть нужный стержень. Я с первых минут понял, что ты необычная девушка. Это надо же – нарядиться таким пугалом, чтобы я передумал, – весело рассмеялся он, отчего его щеки заразительно затряслись.

– Можно подумать что у меня было много вариантов, что делать, – выдохнула я и уставилась в окно. Там на улице было мрачно и серо. Совсем так же, как у меня на душе.

– Не было, – согласился он, – Твой отчим с мамашей совсем отпетые суки, раз предложили своего ребенка в обмен на бизнес. Если бы моя дочь так плакала при виде будущего жениха, я бы поубивал всех, по чьей вине она пролила слезы.

– А чем вы отличаетесь от отчима с матерью? Такая же… кто согласился на этот обмен.

– Согласен, но ты и не моя дочь, а будущая жена, которая мне очень сильно понравилась.

– А вы мне нет, – не могла удержаться и не сказать гадость.

– Знаю, но надеюсь со временем ты узнаешь меня лучше и привыкнешь. А пока, прекращай наводить в комнате сырость и присоединяйся к организации свадьбы. Там праздничное агентство уже с ног сбилось, согласовывая со мной каждую мелочь.

– Мне глубоко все равно на эту свадьбу. Делайте, что хотите, – равнодушно пожала плечами, даже не повернув головы.

– Жаль, второй свадьбы тебе не светит еще как минимум лет двадцать.

– Почему двадцать?

– А ты думаешь, я проживу меньше? – иронично улыбнулся Амиров, – Хотя твоими молитвами вполне возможно.

Мужчина грузно встал и медленно пошел на выход из комнаты.

– Зачем вам именно я? – бросила ему в спину, – В мире полно жаждущих такой жизни девушек. Почему я?

– Стечение многих обстоятельств? Твой отчим предложил, а я не смог отказаться. Возврат его бизнеса уже был запущен на момент, когда познакомился с тобой. Отменять что-либо было поздно. В моем мире так не принято. Да и честно, Катюш, понравилась ты мне. Есть в тебе что-то шальное, что напоминает мне об ушедшей молодости.

– Видимо в ваши годы я буду вспоминать о загубленной молодости, – горько проронила я, чувствуя, как слеза стекает по щеке.

– Жизнь длинная, Катя. Не зарекайся, – Амиров покачал головой и вышел.

Все следующие дни и недели я не выходила из своей комнаты. На любые предложения Генриха Эдельбертовича отвечала отказом. На вопросы о свадьбе равнодушно пожимала плечами и предлагала решать ему самому.

Будь я на его месте, уже давно разозлилась бы и пинками выгнала такую «невесту». Зачем мне рядом человек, которого воротит от одного лишь моего вида? Но Амиров вполне достойно терпел и проявлял чудеса доброты и понимания. Вот только надолго ли его хватит? Мне, как назло, хотелось его спровоцировать и вывести из себя. Но мужчина не поддавался на детские выходки и злые слова.

Лишь раз у нас состоялся нелицеприятный разговор, после которого мне снова вызывали врача, так как у меня подозрительно защемило сердце, и я начала задыхаться от подступающих слез.

– Катя, ты ведь понимаешь, что роль жены подразумевает делить одно ложе с мужем? – начал Амиров издалека.

– Я не буду с вами спать добровольно. Можете вон позвать своих псов Сергея с Дмитрием, и им придется меня держать, – зло усмехнулась прямо ему в глаза.

– Ты все еще обижена, что они насильно тебя унесли из дома, – покачал он головой.

– Нет, что вы. Я обо всем забыла, стоило увидеть ваш роскошный дом, – съязвила я.

– Катенька, мне нужны от тебя дети. Такие же языкастые и ершистые, как ты. При нужном воспитании вырастут более чем достойными людьми.

– Воспользуйтесь услугами суррогатной матери!

– Я женюсь не для того, чтобы мне рожала детей чужая баба, – мягко возразил он.

– Так и я вам чужая баба!

– За эти две недели, что ты у меня, уже не чужая.

– Пусть другая поживет у вас несколько месяцев и будете как родные с ней.

– Катя, – Амиров добавил стали в голос, – Не вижу смысла и дальше с тобой пререкаться, поэтому просто ставлю перед фактом. Будь готова принять меня в брачную ночь. Я и так щажу тебя, не трогаю сейчас и даю личное пространство со свободой. Другой вопрос, что ты этим не пользуешься и продолжаешь упиваться своим несчастьем.

От услышанного у меня чуть не подкосились ноги, благо я сидела. Но все тело тут же затряслось, как от лихорадки. Слезы невольно потекли, пока дрожащие руки их нервно утирали.

– Нет, – через сбившееся дыхание кое-как ответила.

– Катя! – Амиров непривычно повысил голос и стукнул кулаком по столику, – Прекрати реветь! От этого еще никто не умирал.

– Да лучше бы я умерла! – закричала и вскочила с кровати, чувствуя, как в груди что-то сильно печет.

– Не смей так говорить, глупая девчонка, – впервые закричал Генрих Эдельбертович, – Ты еще жизни не знаешь, а несешь такие глупости. Любая другая уже давно бы молча раздвинула ноги и опустошала мои карты в ЦУМе!

Мне было сложно дышать. Горло сдавил спазм, а с левой стороны груди кто-то невидимый играл с моим сердцем. Было ощущение, что чья-то рука беспощадно сжимает его и отпускает. Сильно сдавливает и снова дает передышку.

Я упала на колени, держась за грудь и горло.

– Катя? – Амиров бухнулся рядом и заглянул в мое посиневшее лицо, – Твою мать..!!!

Врач прибыл через двадцать минут. Только увидев меня, он тут же стер благодушную улыбку с лица и бросился к своему чемоданчику.

– Шоковая асфиксия, – сказал он, когда приступ меня отпустил.

– Что это? – на Генриха Эдельбертовича было страшно смотреть. Он сам побелел, как мел, а круглая физиономия слегка вытянулась.

– Если говорить проще, то гипервентиляционный синдром.

– Ты издеваешься?

– Психоневрологическая патология. От стресса нарушается работа дыхательной и сердечно-сосудистой системы. Бывают судороги, расстройства сознания и панические атаки, – объяснил док.

– Ты этим болеешь? – озадаченно спросил у меня Амиров.

– Впервые подобное слышу. До нашего знакомства у меня не было таких симптомов, – ответила ему.

– Раньше могло и не проявляться, – успокоил врач, – Просто сейчас что-то произошло, с чем организм и психика не смогли справиться. Вот и все. Этот синдром обычно не беспокоит, если не провоцировать. Покой, умиротворение и витаминки, – мужчина так нежно мне улыбнулся, что я ответила ему тем же.

– На выход, док, – рявкнул Амиров.

Вот так и прошел наш разговор об интиме. Плодотворненько и информативненько.

Зато сейчас я стою перед зеркалом в гримерке ресторана и чувствую, как приближается этот гипервентиляционный синдром.

Сегодня день нашей свадьбы.

На мероприятие приглашены более тысячи человек. И лишь три знакомых мне лица. Мать, отчим и сам Амиров. Все остальные – деловые партнеры мужа.

Да, мужа. Готовые документы и без посещения ЗАГСа нас уже дожидались в комнате Генриха. А та вакханалия, что будет твориться сегодня, это для всех остальных.

Мое платье и сам праздник по стоимости тянули более чем на тридцать миллионов рублей. Я ни разу не приложила руку к организации свадьбы, выбору декора и собственного платья. Поэтому сейчас расплачиваюсь за неподъемный вес наряда.

– Деточка моя, – мать прорвалась в гримерку и попыталась облобызать мою лицо, – Как давно я тебя не видела. Похорошела-то как, Катюша!

– Ты меня не видела ровно с тех пор, как дала увезти из дома, – холодно уточнила я, – Месяц назад. На счет похорошела – это вряд ли. Ты знала, что у меня гипервентиляционный синдром?

– А что это?

– Да так, ерунда. Забудь.

– Детка моя, Катенька, – мать с завистливым вздохом просканировала бриллианты в ушах и на пальцах, – Как я за тебя рада. Такие шикарные украшения. А ты видела как оформлен зал? Это просто нечто!

– Екатерина Михайловна, – дверь приоткрылась, и внутрь заглянул представитель организатора, – У нас все готово. Можем начинать. Генрих Эдельбертович просил передать вам, чтобы вы ничего не боялись и не переживали.

– Ах, какой мужчина, – экзальтированно воскликнула мать, – Щедрый, заботливый! Хватит нос воротить, Катька. Вот надоест ему твоя вечно недовольная мина и уйдет к другой!

– Скатертью дорожка, – равнодушно ответила.

– Ой, дура, – махнула она рукой, – Ладно, я пошла на наши с Витюшей места. Надо будет позже лично поблагодарить твоего мужа за возврат Витиного бизнеса. Ах, как он нам помог! Золотой человек!

Я с плохо скрытой ненавистью посмотрела след этой женщине. Чтобы успокоиться начала разглаживать несуществующие складки на платье.

Пальцы касались прохладных кристаллов, мягко перебирали их сверкающие грани, и на душе становилось спокойнее.

В конце концов, я уже ничего не могу изменить в своей жизни. Сегодня ночью произойдет то, чего я так страшусь и жажду оттянуть. А потом… может, потом жизнь наладится? Ведь по-своему Амиров неплохой человек. С какой-то стороны мягкий и понимающий, неплохой собеседник, не жаден и не глуп.

Может, пора сделать хоть маленький шажок навстречу? Просто, чтобы самой начать легче воспринимать ситуацию, в которую я попала.

Да поможет мне чудо пережить все, что выпало на мою долю. С этими мыслями я вышла из гримерки в коридор, где меня ждал помощник организатора, и мы вместе направились к сцене ресторана. Шоу начинается.