Глава 9

Уже вечерело, когда Шамиль увидел костры, расположенные в определенном порядке. Они горели неподалеку от моста через реку, за которой на нескольких уступах раскинулся аул Чирката, окруженный цветущими садами.

Вокруг костров отдыхало по нескольку десятков мюридов, а неподалеку паслись их кони. Шамиль был рад видеть столь организованные отряды, что для горцев было весьма необычно.

Приближаясь к лагерю, имам узнавал знамена своих наибов. Вот зеленое, с красной каймой, двухконечное знамя наиба Магомеда Ахбердилава из Хунзаха. Ученый и храбрый, добрый и сдержанный, он был правой рукой Шамиля. Ахбердилав был соратником первых имамов, и Шамиль мог положиться на него в самых трудных делах. Славу Ахбердилаву принесли не только его удачные походы, но и мудрое терпение, с которым он разрешал споры между селами, склоняя их к добрососедству и побуждая к борьбе с общими для всех притеснителями. Это он чуть не бросился на генерала Клюгенау, когда тот уговаривал Шамиля явиться в Тифлис просить императора о помиловании, а затем отвел руку Шамиля, когда тот хотел пожать руку протянутую генералом. Клюгенау вспылил, и Шамилю едва удалось разнять разгневанных противников.

А вон там, справа, красное с зелеными углами у древка, двухконечное знамя Ташава-хаджи Эндиреевского. Наиб своим знаменем очень гордился, потому что унаследовал его от первого имама Гази-Магомеда. Ташав тоже был весьма учен и титул хаджи носил по праву, совершив в молодости хадж в священную Мекку. Он дрался еще с Ермоловым, а затем и другими царскими генералами. Он был муллой древнего аула Эндирей, лежавшего на плоскости и подверженного опасностям куда больше, чем горные аулы. Тем не менее Ташав-хаджи вдохновенно утверждал шариат как лучший путь к спасению души каждого и всего народа. Действуя в Кумыкии и Чечне, он, когда возникала надобность, являлся к имаму со своим отрядом джигитов, собранных из разных народов. Неподалеку от Эндирея теперь стояла большая царская крепость Внезапная, Ташав был оттеснен в чеченские леса, но влияние его было по-прежнему велико.

Трепетало на ветру и двухконечное, украшенное цитатами из Корана, белое знамя наиба Сурхая из Коло. Он к тому же был кадием – шариатским судьей аула Ансалта. Сурхай умел воздвигать башни и строить крепости. Мюриды его явили чудеса храбрости, когда защищали Ашильту от Фезе. Так же, как и мюриды Али-бека Хунзахского, который был кадием в Ирганае.

Белое знамя Али-бека, тоже украшенное надписями, реяло неподалеку от знамени Сурхая. Они всегда старались держаться вместе. И вместе атаковали отряд отступавшего Фезе.

Наибы собрались вместе и двинулись навстречу имаму. Один поторопил коня, другой стегнул своего. Они ехали быстрей и быстрей, увлеченные горской страстью к состязаниям, и вот уже скакали во весь опор, соревнуясь в молодецкой удали и показывая силу своих коней.

Шамиль сделал знак остановиться, чтобы его мюриды могли насладиться скачкой.

– Ахбердилав придет первым, – предположил Султанбек.

– Сурхай! – говорил Юнус.

– Смотри, как коня гонит.

– И Ташав не отстанет, – сказал Шамиль.

– У него отличный конь из ханской конюшни.

Наибы уже мчались во весь опор, под гиканье и присвисты мюридов, но раньше других успел пожать руку Шамилю Али-бек.

Разгоряченные наибы кружили вокруг Шамиля, поздравляя с возвращением и сообщая ему о своих походах.

Ахбердилав со смехом рассказывал, как прогнал людей Хаджи-Мурада, своего земляка, из двух аулов, которые те пытались вернуть в покорность хунзахскому хану.

Али-бек считал, что нужно спешно укрепить Ирганай, на который, как он слышал, собирается напасть Хаджи-Мурад, который обид не прощает и непременно захочет отомстить.

Ташав сообщил, что в крепости у Эндирея было большое беспокойство. Верные люди дали ему знать, что в Черкесии умер какой-то важный генерал, и гарнизон привели в осадное положение. Но теперь все успокоилось, и даже снова открылись базары.

Сурхай рассказывал о своем походе в дальние аулы, где ему пришлось заниматься тем же, чем занимался и Шамиль, утверждая шариат и наказывая нечестивцев. И о том, что отправил несколько человек учиться пушкарному делу, как имам и велел. Эти люди направились в Мекку, чтобы совершить хадж. Но затем должны были разойтись по разным тамошним странам, ища знаний и учась тому, чего горцы еще не умели. Артиллерия была главным врагом горцев, и им нечего было ей противопоставить. Безнаказанные обстрелы аулов наносили большой урон и выводили горцев из себя. Порой им удавалось отбить пушку, но для того, чтобы правильно пользоваться орудием, нужны были и особые снаряды, и знания. Горские умельцы пробовали изготавливать пушки сами. Но дальше опытов дело не шло: самодельные пушки разрушались от первого же выстрела.

Подъезжая к лагерю мюридов, Шамиль спросил:

– Почему ваши люди здесь, а не в Чиркате?

Наибы переглянулись.

– Не хотели стеснять людей, – ответил Ахбердилав.

– Ты говоришь не все, – сказал Шамиль, почувствовал в его ответе некоторую неуверенность.

Проезжая мимо костров, Шамиль заметил, что пустые котлы лежат рядом с кострами, а едой даже не пахнет.

– Кое-кто считает, что в Чиркате и так много гостей, – сказал Сурхай.

– Они отказали вам в крове?! – не поверил Шамиль.

– В каждом стаде находится паршивая овца, – сказал Али-бек.

– Не думаю, что это чиркатинцы, но какие-то люди кричали, что разрушат мост, если мы решим войти в аул.

– Знаю я этих мунапиков-отступников, – сказал Юнус.

– Они давно нам вредят.

– Может, боятся, что их мост обрушится под копытами наших коней? – предположил Ташав.

– Тут что-то не так, – сказал Шамиль.

– Чиркатинцы – люди верные и надежные. Они приютили много людей и чтут законы гостеприимства.

Он гневно сжал губы и направился к мосту, велев наибам не отставать. Султанбек и Юнус тоже последовали за имамом.

Чиркатинский мост был построен из бревен, так же, как и другие мосты через горные реки. Мосты эти строились просто. Сначала в берега наклонно вбивалось по нескольку бревен, сверху вбивался другой ряд, который выступал уже дальше первого, а на основание наваливались тяжелые камни. Затем на выступавшие части бревен накладывали в ряд другие, привязывая их к первым виноградными лозами или веревками. Потом клали следующие ряды, пока концы бревен не сходились над рекой в виде арки. Концы связывались тем же способом и покрывались настилом, а вдоль моста приделывались перила. Мосты получались достаточно прочными. А при необходимости их можно было быстро разрушить или сжечь.

За Чиркатинским мостом стояло несколько человек, наблюдая за тем, что происходит в лагере мюридов. Завидев приближающегося Шамиля, они помчались в аул и укрылись в мечети.

Шамиль и его спутники миновали мост и начали подниматься к аулу, когда по нему уже разнеслась весть о прибытии имама.

– Шамиль вернулся! – летело от дома к дому.

Люди выходили навстречу имаму, поздравляя с благополучным прибытием. Но Шамиль был мрачен и холодно отвечал на приветствия.

Среди встречавших Шамиля были и его дети – семилетний Джамалуддин и трехлетний Гази-Магомед.

– Это наш отец! – гордо объяснял товарищам Гази-Магомед.

– Я тоже буду, как Шамиль, – обещали мальчишки.

– Это я буду Шамилем, – спорили другие.

– Я сильнее тебя!

– Куда тебе, – смеялись третьи.

– Ты еще Коран читать не умеешь!

– Умею!

– А зачем же учитель бил тебя палкой?

– Я в одном только месте ошибся, – спорил мальчишка.

– А у вас зато кинжала нет!

– Есть! – сердились его друзья.

– Просто мы еще не наточили как следует. А твоим тупым только собак пугать!

Шамиль слегка улыбнулся своим сыновьям, но продолжал двигаться вперед. Затем к нему подбежали его жены – Патимат и Джавгарат. Горянки взяли под уздцы коня своего мужа и повели его домой, как это было принято в горах. Но Шамиль одернул уздечку и сказал женам.

– Идите домой. У нас будут гости.

Жены забрали детей и поспешили домой.

У мечети Шамиль сошел с коня, отдал повод Юнусу и позвал:

– Эй, кади!

Дверь со скрипом отворилась, и на пороге появился красный от волнения кади.

– Салам алейкум, имам Шамиль, – произнес он, опуская глаза.

– Ва алейкум салам, – ответил Шамиль.

– Я слышал, здесь перестали уважать гостей?

– Кто тебе такое сказал? – развел руками кади.

– Те, кто находится за мостом, те, кто поклялся положить свои головы, чтобы горцы жили как братья и никто не смел посягать на нашу свободу. Так велит нам Аллах. И разве гость не посланник его?

– С этим никто не спорит, – говорил кади.

– Просто некоторым тут кажется, что когда гостей слишком много…

– Ответь мне, кади, бывает ли слишком много братьев?

– Люди, на которых ты гневаешься, ни сделали ничего дурного, Шамиль, – принялся оправдываться кади.

– Они всегда делали и теперь готовы делать все, в чем ты нуждаешься.

– Я нуждаюсь только в том, для чего меня избрал народ, – ответил Шамиль.

– И если человек не может прийти к своему имаму, значит, у него нет имама.

– Может, эти люди и не правы, но и мне кажется, что для Имамата нужна своя столица, – продолжал оправдываться кади.

– Аул переполнен. В мечети не хватает места. Сады – и те полны приезжих.

– Если кто-то из мюридов травил ваши посевы, ломал деревья или обидел хотя бы ребенка, я накажу его так, как велит шариат, – пообещал Шамиль.

– А те, кто на них клевещет, пусть выйдут сюда. Я хочу полюбоваться на их храбрость.

– Лучше пойдем в мечеть и обсудим это дело сами, – предложил кади.

– Ты – судья, – ответил Шамиль.

– И ты знаешь, что полагается за нарушение святых законов. А я не сойду с этого места, пока ты не осудишь преступников. И так будет с каждым, кто коснется моста чем либо, кроме ноги или копыта своего коня!

Кади покорно кивнул. Он собрался было вернуться в мечеть, но затем обернулся и показал глазами на окружение имама.

– Решить дело по шариату нетрудно. Но чтобы привести приговор в исполнение, мне понадобится помощь.

Все тут же сошли с коней, но Шамиль остановил наибов и кивнул на своих помощников.

– Они сами справятся.

Юнус и Султанбек привязали коней к столбу у мечети и вошли в нее вслед за кади.

Глава 10

Курбан, переполненный радостью от предстоящей женитьбы сына, старался гнать отару как можно быстрей. Но когда увидел расположившиеся у дороги мюридов, повернул отару в их сторону.

Мюриды времени не теряли. Кто чистил коней, кто смазывал ружья или точил сабли, кто читал Коран. Курбан поприветствовал воинов, и те отвечали ему с почтением к его сединам, а баранов его будто вовсе не замечали. Курбан знал, что на содержание мюридов выделялись деньги из имамской казны, но и сам решил пожертвовать несколько баранов. Накормить путников – дело богоугодное. Ведь и его сын скоро может оказаться среди них, и его кто-нибудь накормит в походе.

Он смотрел на этих парней и видел, что они из разных мест. Он различал особые черты салатавцев, андийцев, койсубулинцев, гумбетовцев, мехтулинцев, ауховцев, ичкерийцев, кумыков, людей из других обществ и народов. Но было у них всех и нечто общее, что отличает праведников от остальных людей. Шамилю было на кого положиться.

Курбан прикидывал, как бы выглядел его сын среди этих удальцов, а еще ему хотелось показать, что он и сам кое на что годится.

– Джигиты! – крикнул Курбан.

– Дарю барана тому, кто меня одолеет!

– А если одолеешь ты? – оглянулся на него стройный красавец, проверявший патроны в своих газырях.

– Тогда… – Курбан на мгновенье задумался.

– Тогда вспомните меня в своих молитвах.

– Хочешь бороться, отец? – спросил широкоплечий парень, откладывая отточенный кинжал.

– Давай!

Курбан слез с коня, скинул чуху, снял кинжал с пояса и закатал рукава рубахи.

– Валла-билла, – приговаривал крепыш, поплевывал на руки.

– Только потом не обижайся.

– Давай, Сулейман! – поддерживали его друзья, мгновенно собравшиеся в круг.

– Давно не ели жирных баранов!

Сулейман не нападал, выжидая, пока борьбу начнет старший. Курбан сделал отвлекающий выпад, парень невольно отшатнулся, и Курбану хватило этого мгновения, чтобы обхватить Сулеймана за пояс. Удивленный такой ловкостью, Сулейман решил бороться всерьез, резко вывернулся, приподнял Курбана и хотел уже бросить его на землю. Но тот успел зацепить своей ногой ногу соперника, и они упали вместе.

– Все, все! – закричали зрители, беспокоившиеся за Курбана.

– Хватит!

– Ничья!

Соперники поднялись, но Курбан все еще порывался снова вступить в схватку.

– Ладно, отец, ты победил, – улыбался Сулейман, отирая со лба пот.

– Давай еще! – требовал Курбан.

– Я тебе покажу, как надо бороться!

– Видел бы меня отец – уши бы мне оборвал, – сказал Сулейман.

– А как тебя зовут?

– Курбан я, – сказал чабан, миролюбиво пожимая сопернику руку.

– Ты силач, Курбан! – говорили мюриды, тоже пожимая ему руку.

– А шрам такой у тебя откуда?

– Было дело! – кивнул Курбан, одеваясь и возвращая кинжал на место. Затем показал ярлыгой вдаль: – Вон, видите, верхушки торчат? Ахульго! Мы там неделю против пушек стояли, а потом на штыки бросились.

– У меня там брат погиб, – сказал Сулейман.

– Брат? – насторожился Курбан.

– Как его звали?

– Малик из Согратля.

– Не помню, – признался Курбан.

– Из Согратля много людей было.

– Они на подмогу пошли.

– Да будет им доволен всевышний, – сказал Курбан, а затем показал на отару.

– Пять баранов! Они ваши.

Мюриды бросились ловить баранов. Увидев среди пойманных белого барана с лихо закрученными рогами, Курбан сказал:

– Этого оставьте, – чабан подцепил ярлыгой за ногу большого черного барана и передал его мюридам вместо белого.

– Этот мой, а белый – соседа, без разрешения не могу. Да мой, сами видите, пожирнее будет.

На площади у мечети собирался народ. Плоские кровли домов были полны женщин и детей. Посмотреть на то, что станет с отступниками, выбрались даже сгорбленные, будто окаменевшие старухи с орлиными носами. Они так много повидали на своем веку, что их уже трудно было чем-то удивить. Они давно перестали ждать добрых новостей, привыкнув к вестям печальным и горестным, но Шамиль был необычным человеком, которому удавалось то, что было невозможно для других. Из каждой беды он выходил еще более сильным. Посмотреть на такого имама было интересно даже старухам.

– Машаалла! – восторгались одни.

– Астауфирулла! – немели от страха другие.

– Иншаалла! – желали побед Шамилю третьи.

Девушек, успевших принарядиться, больше занимали молодые мюриды Шамиля. Девушки рассказывали про них удивительные истории и старались выяснить, все ли из них женаты. А если и женаты, то сколько у них жен? Две, как у Шамиля, или все четыре, как это разрешено по шариату?

– А какое богатое оружие!

– А какими орлами смотрят!

– Львы, а не люди!

Сам Шамиль давно уже стал для горцев живой легендой. Чудесным было само рождение Шамиля. Вернее, его перерождение. Имя его сначала было Али. Но когда младенец вдруг сильно заболел и оказался на грани смерти, родители прибегли к крайнему средству. В надежде сбить с пути ангелов смерти, когда те явятся за душой Али, ребенку дали другое имя – Шамиль. Мало кто верил, что это поможет, но мальчик стал быстро поправляться и с годами преобразился в юношу, с которым никто и ни в чем не мог соперничать. В руках его всегда были кинжал или Коран, а чаще – и то, и другое. Драться с ним на кинжалах, даже в шутку, мало кто решался, потому что Шамиль так упорно упражнялся, что владел левой рукой не хуже, чем правой, и мог драться обеими сразу. Он будто знал, что ему предстоят испытания, каких еще никто не переносил, и упрямо твердил своей матери, опасавшейся за его здоровье:

– Аллах дал мне это тело не для того, чтобы я жалел его сегодня, а за тем, чтобы оно спасло меня завтра.

Мальчишки рассказывали друг другу про то, как юный Шамиль усмирял самых строптивых коней, про огромную змею, которую он убил, и про многие другие его подвиги, пленявшие воображение. Старики многое подтверждали, особенно то, как Шамиль отучил отца пить вино, поклявшись, что убьет себя на его глазах, но во многое и сами не могли поверить. Но и того, что было несомненной правдой, хватило бы на десяток великих героев. Чего стоила одна Гимринская башня, из которой Шамиль спасся, перепрыгнув через лес штыков, со сквозной раной в груди, которая другим принесла бы верную смерть. Люди верили, что Бог возродил его из мертвых, чтобы он спас живых.

Наконец, открылась дверь мечети, и из нее показались Юнус и Султанбек.

– Что вы там делали так долго? – спросил Шамиль.

– Молились, – сказал Юнус, хитро улыбаясь Султанбеку.

– Возмещали пропущенные в пути молитвы, – кивнул тот.

Вслед за ними, понурив головы, стали выходить те, кто угрожал разрушить мост, чтобы не пускать в аул новые сотни прибывших. Затем вышел и кади, читая на ходу судебную книгу.

– Какое решение ты принял? – спросил Шамиль.

– Они во всем раскаялись, – сообщил кади.

– И, если имам позволит, наказание может быть заменено штрафом.

Шамиль сурово взглянул на преступников и вскочил на коня.

– О люди! Почтенный джамаат! – воскликнул Шамиль, обращаясь ко всему народу.

– Вы дали мне кров, согрели мою семью и не раз явили свою отвагу! Но эти люди хотели бросить тень на славное имя вашего аула. Им не нравится, что мюридов становится все больше. Но разве не для вашей защиты люди становятся мюридами? Не для того ли, чтобы сохранить нашу свободу, они предают себя в руки всевышнего?

– Да, верно! – кричали люди.

– Накажи этих негодяев!

– Они заслуживают наказания, – соглашался Шамиль.

– Но это ваша земля и ваши люди. И на этот раз я решу так, как вы скажете.

– Будь к ним милостив, – попросил Курбан.

– Ради свадьбы моего сына.

– Так и быть, не буду омрачать праздник старому другу, – сказал имам, а затем указал на преступников.

– Я выберу им наказание помягче, чтобы они вспомнили, где живут и что происходит на нашей земле. Пусть каждый из них примет по десять мюридов и угощает как лучших друзей!

Народ одобрительно зашумел. Шамиль уже хотел взобраться на коня, когда Курбан подтолкнул к нему своего сына.

– Так это он? – улыбнулся Шамиль, пожимая парню руку.

– Как тебя зовут?

– Хабиб, – ответил парень.

– Он исполнит твою волю, – торопливо говорил Курбан, опасаясь, что Шамиля что-нибудь снова отвлечет.

– Но вот невеста…

– Кто может отказаться от такого жениха? – удивился Шамиль.

– И от такого мюрида?

– Невеста тоже согласна.

– Так в чем же дело? – не понимал Шамиль.

– Неудобно говорить… Этот кади… Он обещал заключить брак, но теперь мне и самому не хочется с ним связываться. У меня один сын, а кади… Кто теперь будет его уважать?

– Найди другого, – посоветовал Шамиль.

– Или попроси муллу.

– С ним у меня тоже нелады, – опустил голову Курбан.

– Волки его овцу загрызли, а я виноват…

– Выходит, препятствий много, – усмехнулся Шамиль.

– Только лучше жени сына, пока не поздно.

– А не мог бы ты?..

– несмело сказал Курбан.

– Тем более, что у невесты нет отца… А заодно будешь ее представителем, вакилем.

– У нее совсем никого нет, что ты меня об этом просишь? – спросил Шамиль.

– Мать только, – развел руками Курбан.

– Остальные на Ахульго погибли. Она сама меня попросила найти вакиля.