Глава четвертая
Из машины

Они успели сделать три круга по окрестностям, расширяя радиус. Овчаренко молчал, глядя в окно, – как обычно, но Пыхову становилось все неуютнее. Не только от молчания, конечно. Больше от того, что по улицам бегает образец, выведенный в непонятный и небывалый режим. А Юсупов не может ни засечь его, ни хотя бы частично наладить телеметрию. За что ему деньги-то платят, подумал Пыхов раздраженно. И немаленькие, наверное, деньги.

Вопрос был не по делу и Пыхову не по чину, но сдержаться он уже не мог, поэтому развернулся, чтобы поинтересоваться в какой уж получится форме. И тут Юсупов сказал:

– Кажется, есть. У ментов вызов в «Перекресток» на Великанова, тетка напала на охранника.

– Поехали, – сказал Пыхов, хотя Василич без лишних команд уже, притопив, выходил на полицейский разворот поперек проспекта, бегло убедившись, что встречные машины не зацепит, а попутные успеют увильнуть, если захотят.

Захотели.

– Так, – сказал Овчаренко.

Не про поворот, конечно, а про «напала на охранника». Это очень плохой сигнал. Ладно, разберемся, подумал Пыхов неуверенно.

Как в этом разобраться, подумала Женя, оглядываясь. Вот тут, видимо, ключ должен торчать, но не торчит. Да если бы и торчал – толку-то. Я ж водить не умею.

В полицейской машине пахло елочкой-отдушкой, чипсами и долго сидевшими на одном месте мужиками. Спасибо не слишком толстыми.

Это я сейчас фэтшейминг включила, подумала Женя. И это я время трачу на ненужные мысли и рефлексии, вместо того чтобы выскочить отсюда и бежать со всех ног, пока к нападению охранника не добавили попытку угона полицейской машины. Никто же не будет разбираться в том, что машина была открытой. И в том, что я просто дернула за ручку и села в открытую машину отдохнуть.

И просто руками по приборной доске повела. Как будто пыль стирала.

У мужиков вечно пыль и мусор.

«Перекресток» на Великанова был в десяти кварталах. Василич пролетел их за минуту. Теперь надо было проехать метров сто до разворота и уйти на дублер, который отбивался от проспекта расширяющимся газоном с редкими деревьями.

Стоянка у «Перекрестка» оказалась почти пустой – время такое, обеденный наплыв давно иссяк, вечерний еще не начался. Почти впритык к раздвижным стеклянным дверям припарковалась полицейская «гранта» – Пыхов сперва решил было, что та самая, гаишника Рогова, но нет, экипаж ППС номер двенадцать ноль семь. Стекла машины бликовали, стекла дверей «Перекрестка» тоже, картинка выглядела статичной и мирной. Но Пыхов все равно заерзал и скомандовал:

– Давай через газон.

– Рыхло, встрянем, – буркнул Василич, газуя перед уходом на встречку. – Держитесь.

Женя закрыла глаза. Ей почему-то не надо было ни вертеть головой, ни вглядываться, ни даже просто держать веки поднятыми, чтобы видеть, как стеклянные двери супермаркета распахиваются, выпуская мешающих друг другу полицейских, как с полотна проспекта позади налетает с растущим ревом черный микроавтобус, слишком громко бьет о бордюрный камень левым и тут же правым колесом, подскочив, вколачивает себя почти до днища в землю, выбрасывает в разные стороны два густых черных фонтана, на неуловимый миг застывает и тут же выпрыгивает, будто с пинка, и мчится на «гранту», махом раздувшись из точки в полмира, и как оставшаяся половина мира, спрятанная под теплой пластмассой, собирается в механизмы, устройства, передачи и провода, которые только кажутся сложными и непонятными, но если вот этот цилиндр провернется, здесь вспыхнет искра, которая заставит все работать ровно так, как надо.

Женя вздохнула и напряглась. Искра вспыхнула.

– Убьемся, – успел сказать Пыхов, вцепляясь в ручку над дверью, будто она могла уберечь от падения в лицо лобового стекла и стального борта с номером двенадцать ноль семь.

Борт с номером перестал вырастать и исчез. На его месте чуть дальше возникла стена, обложенная блестящим сайдингом.

Василич снова тормознул с перегазовкой, выкручивая руль. Почти удалось – микроавтобус взвизгнул и резким отскоком сменил направление. Пассажиры обстучали стойки и стекла, не успевая выругаться либо даже охнуть. Микроавтобус все-таки слегка – но очень громко бомкнув – зацепил стену кормой и остановился, раскачиваясь.

Полицейская машина стояла в паре метров, колыхаясь в такт микроавтобусу, словно издевалась. Полицейские жались к блестящей стене, отмахиваясь от обезумевшей двойной двери магазина, которая не могла понять, открываться или закрываться. Их, слава богу, вроде не зацепило.

«Гранта» взревела и поехала – рывком, другим, точно неопытный водитель не мог разобраться со сцеплением, но быстро разобрался. Седан по дуге выскочил на дублер и унесся не то что к проспекту, а сразу в горизонт.

– Так, – сказал Овчаренко, но Василич и без того уже гнал следом.

Пыхов бегло потрогал голову и плечо, убеждаясь, что они на месте и не кровоточат, и почти тем же движением сунулся за телефоном.

Быстрее, подумала Женя, вцепившись в руль, которым чуть поводила, обходя попутные машины. Правой ногой она вдавила какую-то педаль в пол, а левую убрала под сиденье, чтобы нечаянно не зацепить неподходящую деталь, разбираться в которых не было ни времени, ни охоты. Рычагом Женя пощелкала в самом начале, выставив трансмиссию так, чтоб не мешать двигателю работать на максимуме возможностей, и парой мысленных толчков наладила подачу топливной смеси в необходимом этому максимуму объеме. Теперь оставалось мчаться, вписываясь в повороты и не сталкиваясь ни с попутными машинами, ни с теми, что нарочно пытались помешать.

Их Женя заметила издали – вернее, не заметила, а внесла в карту дорог и событий, мгновенно соткавшуюся то ли перед, то ли сразу за глазами, едва машина набрала скорость. Черный микроавтобус ревел в трехстах метрах позади и пока не мог, несмотря на все усилия и форсированный мотор, сократить расстояние. Такой же, как у Жени, полицейский автомобиль мчался, вопя сиреной, по очередному дублеру к выезду на основное шоссе. Он явно собирался подрезать Женю, но пока столь же явно не успевал, пусть и не понимал этого. Серьезнее была опасность, исходившая от серого полицейского автобуса. Женя заметила его на съезде с соседней эстакады, на всякий случай пометила на мысленной карте – и теперь отслеживала его не то краткими взглядами, не то просто по звуку. Автобус с ревом уходил по утратившему параллельность Черкасскому проспекту, чтобы поскорее свернуть на перпендикулярную улицу Шевченко и выскочить перед носом Жени. Он мог успеть и преуспеть: масса и резвость автобуса не позволяли «гранте» ни опрокинуть его, ни объехать, ни тем более игнорировать.

Поворотов и перекрестков до Шевченко не было, не уйти. А после Шевченко три километра до моста, меньше пары минут.

Женя напряглась, мотор взвыл, «гранта» затряслась, обойденный впритирку Geländewagen возмущенно рявкнул, но успокоился и отстал – явно рассмотрел полицейскую раскраску. Сирену, может, включить, подумала Женя, но решила не отвлекаться. Скорости сигнал не прибавит, а помехи пока удается обходить и без лишнего шума.

Сирена на дублере отстала, меняя тональность: уперлась в затор, образованный неспешно паркующимся джипом. «Гранта» Жени, будто компенсируя потерю высоких частот в правой колонке, нарастила обороты и еще чуть-чуть прибавила скорость.

– Куда он летит? – пробормотал Пыхов, уперевшись на всякий случай в нагретую панель перед собой. – Там мост дальше, знает же, что перекроем.

– Красиво идет, – сказал Василич, не отрывая глаз от далекой полицейской задницы. – Кто учил-то?

Ты и учил, чуть не брякнул Пыхов, но сдержался, уловив краем глаза предостерегающее движение Овчаренко. Тот нависал в щели между сиденьями, натянув ремень до упора.

– Сейчас шарахнет, – бесцветно сказал Василич, уходя в правый ряд.

Рехнулся, всполошенно подумал Пыхов. На этот ряд ведь ментовской автобус перехвата с Шевченко сейчас и выскочит – и мы прямо в него, а «гранта» проскочит. Но тут же Пыхов сообразил, что Василич рассчитал правильно. Неизвестно, на какой полосе врежутся ментовские машины, но явно не на правой, которой «гранта» пока усердно избегает, и в любом случае сумма векторов после удара если и потащит их в сторону, то в левую, а не в правую, так что шансов уцелеть больше как раз в медленном ряду.

У нас. А у остальных, беззаботно летящих рядом?

Пыхов, заметно, кажется, оскалившись, отбросил эту мысль. Она касалась второстепенных проблем. А пока надо было решать основную. Главную.

– Так, – сказал Овчаренко.

Пыхов, отвлекшийся на фантастический маневр «гранты», которая в две секунды змейкой обошла троицу машин, включая безумную «газель», не желавшую уступать никому и никогда, всмотрелся и замер. Впереди справа с устрашающей и совершенно не подходящей ему скоростью налетал серый автобус с глухо зашторенными окнами. «Гранта» могла сбавить скорость и выждать, пока автобус выскочит перед ней, чтобы обойти в спокойном режиме, но либо сочла это более рискованным, либо не забыла о втором преследователе, расстояние до которого хоть и не сократилось, но выросло не особо. И о третьем, кстати, – «гранта» на дублере наконец продралась сквозь затор и теперь заполошно выла, вроде чуть ближе каждую секунду.

Только секунд почти не оставалось.

Слева с грохотом проревело и ушло вперед что-то сине-черное, но Пыхов не отвлекался. Он смотрел вперед и вправо.

Серый автобус, не тормозя и даже не сбрасывая скорость, приблизился к пересечению с проспектом, скак-нул и рухнул, явно на «лежачем полицейском», – зубы Пыхова аж лязгнули от невольного сочувствия – и выскочил на проспект наперерез «гранте». Она, как ни старалась, не сумела проскочить перекресток раньше, а теперь не успевала сбросить скорость так, чтобы обойти препятствие по комфортной дуге, поэтому с визгом пыталась воткнуться в левый ряд между внедорожником и малобюджетным китайцем.

Серый автобус мотнулся, выровнялся и покатил влево, чтобы зайти «гранте» в нос и затормозить, превращая две тонны металла в чугунную стену, смертельную для отечественного седана и его водителя.

Не было им спасения.

Пыхов вцепился в панель так, что пальцы, кажется, погрузились в твердый пластик.

В раму лобового стекла влез седельный тягач без прицепа. Он с неуместной прытью перестроился через две полосы и окончательно лишил «гранту» маневра: справа от нее был тягач, слева – внедорожник, а серый автобус, почти невидимый за синей кабиной тягача, кажется, рванул влево, чтобы накрыть эту коробочку наглухо.

Пыхов раздраженно повел головой, высматривая за помехой существенные части картины, – и тут существенное сшиблось и перемешалось с несущественным.

Тягач выстрелил густой черной струей и рванул вперед, на серый автобус, стремившийся к полосе, с которой не могла уйти обреченная «гранта».

Грохот, скрежет, рык, снова грохот, нескончаемый.

Тягач ударил в корму автобуса, автобус подпрыгнул, чуть развернулся, сумел выправить курс – и тягач, мгновенно разогнавшись, ударил его снова. Разница скоростей усилила воздействие, автобус косо поволокло вправо. Тягач, кажется, чуть подпрыгнув, подмял его, автобус встал на дыбы, медленно закрутился вдоль вертикальной и тут же, быстро – горизонтальной оси и вылетел в кювет. Тягач успел боднуть его напоследок и рванул вперед.

Пыхов видел это краем глаза, хотя пытался следить изо всех сил: голова отворачивалась от вздымающихся тонн металла вместе с микроавтобусом, Василич мучительно медленно маневрировал, уходя от аварии, серый автобус, очень быстро и очень неправильно вращая вывернутым колесом, показал днище и рухнул в проплешину пустыря, вздымая фонтаны земли куда богаче тех, что вырывались из-под колес микроавтобуса пять минут назад.

Объехали, мчимся дальше.

Пыхов онемевшей рукой вытер лицо, невнимательно посмотрел на кровь и растер ее о другую ладонь, ловя взглядом «гранту». Видимо, ударился все-таки о панель либо даже о лобовое стекло, вот смазанное пятно, ни ремень не помог, ни упертые в панель ладони – не помогли, но спасли, иначе череп бы размазал, а не нос помял. Поэтому и руки онемели, отметил Пыхов и забыл об этом, озираясь.

В салоне воняло сцеплением, резиной и выхлопом тягача, но в остальном было нормально: Василич вел, нахмурившись чуть сильнее обычного, Овчаренко был цел, Юсупов бормотал сзади – точно, вызывал помощь для водителя полицейского автобуса. Перевернутый автобус остался позади, позади же надвигалась, воя сиреной, «гранта» преследования. «Гранта» с образцом уходила вперед, к мосту, который, Пыхов видел уже отсюда, был наглухо перекрыт: хвост широкой очереди остановленных на въезде машин сиял толстенным гранатовым браслетом. К браслету дурным сапфиром, или что там за камень блистает сине-черными гранями, несся тягач.

Капец, подумал Пыхов сквозь онемение, перетекшее из рук в голову, он же сейчас всех перемолотит и в жмых собьет. Убирайте перекрытие на хрен, попытался рявкнуть Пыхов, но голоса не было.

Тягач, с издевательской – особенно после того, что сейчас натворил, – пунктуальностью включив поворотник, ушел вправо, на набережную.

«Гранта», не включая поворотник, – за ним.

– Ильдар! – окликнул Пыхов, но Юсупов уже увидел сам и забормотал про необходимость перекрыть набережную у второй дамбы.

– Теперь не уйдет, – сказал Василич с некоторым удивлением.

– Если догоним, – ответил Пыхов.

Василич цыкнул зубом и наддал.

Они почти догнали «гранту», но не тягач, который умудрился то ли проскочить сужение у дамбы до того, как его блокировала пара оранжевых самосвалов, то ли просто испариться в прохладном ветерке с реки.