Глава 4

***

Москва. Торгово-промышленная палата.

– Кофе, чай? – привёл Андриянов Валерию Николаевну в буфет.

– Чай, пожалуйста, – благосклонно улыбнулась она.

У неё и в мыслях не было, что такой мужчина проявляет к ней какой-то иной интерес, нежели как к коллеге, иллюзий она не имела, но ей льстило его внимание.

– А что к чаю? – продолжил он за ней ухаживать. – Попробуйте наши трубочки с кремом, очень вкусные.

Андриянов сам расплатился за два стакана чая и несколько пирожных. Трубочки оказались, действительно, очень вкусными, с белковым воздушным кремом.

– Расскажите, что у вас за обстановка в отделе, – спросил Андриянов, дав ей спокойно прожевать первую трубочку. – Хотелось бы, знаете ли, заранее знать, с кем и чем придётся иметь дело.

– Это очень правильная позиция, – одобрительно ответила Валерия Николаевна. – Большинство наших сотрудников работают уже очень много лет, кто-то девять, кто-то семь, шесть… Есть одна сотрудница, она пять лет назад к нам пришла. А Галия Ивлева работает с января этого года, самая молодая, но самая деловая. Всё-то она знает, всё-то умеет. Двадцать лет, а уже замужем и детей двое, представляете?

– Шустрая девушка, – хмыкнул Андриянов.

– Ещё какая. Все на субботник собираются, а эта к начальству пошла, не приду и делайте, что хотите.

– Как это так? – удивился Андриянов. – А начальство что?

– Что, что?.. Разрешили ей в обед отработать. Окно у нас в кабинете вымыла…

– Ну, отработала же! Я уж подумал, просто отказалась выходить и всё… А что там за загранкомандировка без книгообмена?

– А! Это всё продолжение той же истории с конкурсом парикмахеров, – небрежно махнула рукой Валерия Николаевна с деланным равнодушием. – Её парикмахер же на всесоюзном конкурсе победил, едет теперь на международный и просит её опять в манекенщицы в Бухарест.

– Понятно… А кто у неё муж, что она так спокойно с начальством спорит? Шишка, что ли, какая-то?

– Да какая шишка? Я вас умоляю! – пренебрежительно поджала она губы. – Студентишка хитрый, в МГУ учится, от университета как-то пролез на радио, выступает теперь в передачах для школьников. Приходится сидеть и слушать всем отделом! Она же специально приёмник погромче делает, чтобы мы все слышали! И начальница моя ей подыгрывает, как будто что-то толковое сопливый студент серьезным состоявшимся людям сказать может.

– Передачи для школьников? – удивлённо поднял брови Андриянов.

– Да! Представляете? – возмущённо схватила последнюю трубочку Валерия Николаевна.

– И что, она из-за того, что муж-студент проник на радио такую свободу чувствует, что начальству перечит? – с сомнением спросил он. – А родители у неё кто?

– Отец у неё пожарный… Она приехала в Москву из какого-то городишки пару лет назад в институт поступать, вышла за такого же. Второй курс сейчас оба заканчивают.

– А мать у неё кто?

– Про мать она что-то и не рассказывает особо… Муж у неё с ней не ладит. Отец с матерью развелись, он уже с другой женщиной живёт…

– Понятно, – задумчиво произнёс Андриянов и начал прощаться. – Очень приятно было с вами побеседовать. Но надо бежать… До встречи в следующий раз.

– До встречи, – улыбнулась ему Виктория Николаевна.

Только когда он ушёл, она сообразила, что слопала все три пирожных, а он так и не попробовал ни одного.

***

Калининская область. Городня.

Мы обсудили все вместе ход строительства, есть ли какие трудности, проблемы?

– Тьфу-тьфу-тьфу, – постучал себя Жуков по голове, – Пока нас никто не подводил, но сейчас начнут материалы завозить, арматуру, вязанку, песок, щебень и прочее… Вот и посмотрим.

– Чуть что, сразу звоните, – попросил я.

Мещеряков пошёл проверять своих, а мы с прорабом пошли смотреть, как работают вьетнамцы.

– Издали и не поймёшь, кто это, – заметил я. – Как вы с ними общаетесь? Языковых сложностей не возникает?

– Ой, всяко бывает, – махнул рукой Жуков. – Думал, они все, хоть немного, русский знают, а оказалось, что не все! Я ему что-то объясняю, он улыбается, кивает, ну, думаю, всё понял…

– А он? – заранее начал смеяться я, догадавшись, в чем дело. Приходилось работать в Москве с выходцами из Юго-Восточной Азии. Не сразу я понял, как эффективно с ними взаимодействовать…

– Смотрю, в другую сторону пошёл. Я ему орать, мать-перемать, прибегает их старший. Оказалось, тот вообще не понял, что я ему говорил! А нафига тогда, спрашиваю, кивал?.. Говорит, особенности культуры у них такие. Нельзя начальнику «нет» говорить. Но сейчас они у меня уже все мат понимают.

– Не сомневаюсь, – постарался я сдержать смех, потому что к нам приблизился худой вьетнамец лет сорока. Сразу за ним, но с другой стороны, появился и Мещеряков.

– Здравствуйте, – вполне чётко произнёс вьетнамец, и представился. – Ли Ву.

– Очень приятно, – пожал я его руку. Он постоял с нами какое-то время, но видя, что у нас вопросов к нему нет, вернулся к работе.

– Ли Ву, это имя или фамилия? – спросил Мещеряков.

– Это и имя, и фамилия, – усмехнулся прораб и мы оба рассмеялись.

– Да, – оглядываясь вокруг произнёс я. – Вспоминаю все про клад, что тут археологи нашли. Случайно, причем, что самое смешное. Если тут кто-то что-то и откопает снова случайно, то фиг мы это заметим…

– Заметим, – уверенно ответил Жуков. – И мы тут бдим, и ваши люди…

– А много наших тут?

– Четверо постоянно дежурят.

– Серьёзно Юрич взялся, – заметил я.

Когда Мещеряков выполнил все свои задачи, Жуков пригласил нас на обед. Он снимал комнату в самой Городне и договорился с хозяйкой о полном пансионе, а та и рада…

На обратном пути в Москву поговорили с Мещеряковым, как он видит в будущем охрану музея и всего комплекса в целом? Меня интересовал этот вопрос в свете перевода Ивана Николаева.

– Слушай, у меня каждый человек на счету! Так что я с удовольствием возьму, тем более он с опытом! – заверил меня Юрич.

– А сможет он тут службу продолжить? – спросил я.

– Когда музей заработает, там можно будет милицейский пост организовать, – задумчиво произнёс он. – Но, только, что это за карьера?

– И то верно, – вынужден был согласиться я. – Зато зарплата будет совсем другая по размеру. Такая, что и полковник позавидует.

– Ну это да, поскольку будет посвящен в наши тайны, то меньше платить нельзя, – согласился Мешеряков.

Вернулись в Москву в восьмом часу вечера и поехали сразу на часовой завод. Приехали, а там все весёлые и пьяные… Мы с Мещеряковым потрясённо переглянулись, стоя в дверях.

– Вас на полдня оставить нельзя, – проговорил он, со смешинкой в глазах глядя на товарищей.

– Родила? – догадался я, глядя на пьяненького Сатчана.

– Да-аа! – вылез он из-за стола и направился к нам. – Девка!

– О, ну всё! Одна невеста у нас есть! – обнял я его. – Поздравляю, папаша!

– Эх, всё пропустили! – с деланным сожалением проговорил Юрич и тоже принялся поздравлять счастливого родителя.

Не думал, что кто-то будет обсуждать в такой момент производственные дела, но Захаров позвал нас с Мещеряковым на противоположный конец стола, где с ним рядом сидели Бортко и Ригалёв.

В этот раз наше совещание в ограниченном составе проходило в необычной обстановке, ну так уж получилось. Сатчан разливал коньяк собравшимся вокруг него товарищам на другом конце стола, а мы решали, кого назначить кураторами наших новых предприятий. К нам пришло три новых объекта. Захаров предложил, раз мы пообещали Гончаруку взять его в команду, то пусть он свои объекты и продолжает курировать.

– Павел, а тебе предлагаю вплотную заняться трикотажной фабрикой, – проговорил Захаров. – Ну, не может такое производство быть настолько малоприбыльным. Не тянули они, похоже, совсем лямку…

– Виктор Павлович, я бы с удовольствием, но это на этой же фабрике работает любовник Быстровой, если я верно помню… Правильно, Александр Юрьевич?

– Трикотажная фабрика «Луч», – ответил Мещеряков. – Вы про неё говорите? Тогда да.

– Про неё, – подтвердил Захаров.

– Я с удовольствием ею займусь, – сказал я, – если вы там руководство поменяете. А так… Мне только не хватало, чтоб Быстрова про меня что-то такое узнала, она же совершенно без тормозов!

– Согласен, – кивнул Бортко. – Но проанализировать работу фабрики и заочно можно. Как с меховой когда-то ты работал на дому…

– Это пожалуйста. Это сколько угодно, – тут же согласился я.

– Тогда так и сделаем, но сразу увольнять человека не с руки, надо просто поставить условие, чтобы он от Регины отказался. А то пойдет он куда-то обиженный на нас, а знает много чего лишнего. – махнул рукой Захаров. – Ну что, товарищи? У нас сегодня дочь полка родилась? – решил он отложить остальные дела. – Как назовём?

– Прасковья! – выдал хорошо уже выпивший Нечаев.

– Чего? – удивился Сатчан.

– У меня мать так звали, – пояснил тот.

– Да вы что!? – решил я выручить друга. – Жена на него обидится, если он ещё и имя ребёнку сам будет давать. У девочки и так будет его фамилия и отчество.

Мужики заржали, а я подошёл к Сатчану.

– Ты на машине? – спросил я.

– Угу, – слишком резко кивнул он.

– Я тебя отвезу домой. А то мне перед Риммой будет неудобно, если ты машину поцарапаешь.

Под этим предлогом не пил совсем, зато покушал и попарился. Баня, в этот раз, у мужиков не пользовалась спросом, и мы с Мещеряковым оторвались на славу, не пропадать же пару. Он тоже не стал пить, если не считать граммов пятьдесят коньяка.

Уводя хорошо поддатого и счастливого Сатчана домой, попрощался со всеми и напомнил Мещерякову позвонить завтра адвокату насчёт моей просьбы. Мужики ещё остались гулять. Выпивки и закуски было ещё полно. Но Сатчан волновался, что дома тесть с тёщей ждут…

***

Москва.

Регина ждала Юру, но настроения совсем не было. Уходить из МГУ не хотелось. Тем более не хотелось уезжать в другой город и выходить там замуж непонятно за кого. Хуже всего то, что совсем не с кем было поделиться и посоветоваться. Она так накрутила себя за те сутки, что прошли с момента визита Володина, что руки начали трястись.

Когда Юрий пришёл, он сразу заметил и тревогу в глазах любимой женщины, и дрожащие руки.

– Та-аак… Что случилось? – сразу потребовал он ответа и Регина сама не поняла, как рассказала ему всё.

Ничего себе! – слушая любовницу, думал Головин. – Так она, получается, тоже член нашей команды?! А Некрасов-то почему ничего не сказал? Наоборот, просил за ней приглядывать… А ей, небось, сказал за мной присматривать! Вот же урод!

Но на самом деле, Головин испытал глубочайшее облегчение, потому что его тревожил очень щекотливый момент… Ему очень нравилось, что рядом с ним молодая и красивая девушка, и он боялся ее потерять. Так что он, стараясь произвести на Регину впечатление, позволил себе наговорить лишнего об их делах. Его это сильно беспокоило, но сейчас, когда Регина ему во всём призналась, он несказанно обрадовался. Оказывается, он никого не подставил и сам не подставился, как он долгое время думал. Между своими-то можно поделиться секретами. Верно? И вообще, сейчас многое начало вставать на свои места. Например, почему Регина ничего не расспрашивала и не уточняла про его дела на фабрике, о которых он ей растрепал? Она, просто, и так всё знала…

Когда же он с немого ликования переключился, наконец, на происходящее и включил критическое мышление, вся история, рассказанная Региной, показалась ему абсолютным бредом. Особенно его возмутило требование к ней бросить МГУ, уехать из Москвы и выйти замуж…

– А больше Володину ничего не надо?! – с вызовом спросил он. – Детка, он тебя просто запугать хотел! Кто его посадит? У него такие связи! Это даже не обсуждается! А тебя кто посадит? За что? За письмо? И как тебя посадить, не посадив его? Ты только с ним и общалась… Успокойся, моя дорогая! Никто никуда не сядет. Сама подумай, ну нашла ты письмо о нарушениях, сразу в райком отнесла, чтобы меры приняли… Что в этом такого? Это поступок законопослушной комсомолки! Володин же не будет никому рассказывать, что он тебе процент от незаконной деятельности предприятия за это обещал. Он жути тут перед тобой нагнал, а ты и поверила.

– Но зачем он так? – начала рыдать Регина. – Я целые сутки ждала, что ко мне вот-вот придут из милиции!

– Бедная моя девочка! Не бойся ничего. Живи, учись, радуйся жизни… Всё будет хорошо. Я тоже кое-что могу, между прочим.

– А может, он, просто, платить мне больше не хочет? – осенило Регину.

– А сколько он тебе платил?

– Сто пятьдесят рублей в месяц, – решила Регина слегка преувеличить сумму содержания, на всякий случай.

– И из-за ста пятидесяти рублей он тебе такой концерт устроил? – потрясённо смотрел на любовницу Головин. – Крохобор! Да пусть он ими подавится! Да я сам дам тебе эти деньги, ты, главное, не переживай!

– Правда? – сразу успокоилась Регина. – Ну и пусть тогда, в самом деле, подавится…

***

Москва. У дома Ивлевых.

Раков Алексей Дмитриевич прохаживался по двору и высматривал, с кем бы побеседовать. Когда сегодня ему позвонил бывший сослуживец Денис Ливанов и предложил халтуру по профилю, бывший майор милиции с радостью согласился. Он уже не раз пожалел, что не стал в своё время делать карьеру и вышел в прошлом году в отставку. Уже через полгода дома стало скучно. А жена, которая все эти годы пилила его, что его дома не бывает, начала, ведьма такая, наоборот, ворчать, что он все время дома торчит. Мол, уже все глаза намозолил. И он сегодня с радостью, прикинувшись журналистом, вышел на дело.

Ливанов сам выяснил для него все вводные, Ракову предстояло собрать дополнительную информацию.

– Добрый вечер, я журналист газеты «Вечерняя Москва», – обратился он к вышедшему из третьего подъезда невысокому плотному мужчине с залысиной. – Буквально пару вопросов, товарищ!

– Да-да, конечно, – охотно согласился тот.

– Планируется к выходу статья о необычных жителях нашего города. Нужны необычные судьбы, необычные способности, необычные профессии, коллекции, увлечения… Одним словом, нужны уникумы.

– Я понял, – задумался житель. – Необычные домашние животные? – вопросительно посмотрел он на Ракова.

– Очень хорошо! – подбодрил он собеседника. Надо же с чего-то начать…

– У нас на третьем этаже у Ивлевых живёт панда.

– Как интересно! – услышав фамилию объекта разработки, воскликнул Раков.

– Да. Их семье ее вьетнамский генерал подарил. Сама панда ещё маленькая, её нельзя никому показывать, а то сдохнет… Вместе с ней привезли целый контейнер ростков бамбука.

Раков старательно записывал все полученные сведения, но его не покидало чувство, что над ним просто смеются. Однако, мужчина был крайне серьёзен и Раков продолжал задавать уточняющие вопросы про панду Ивлевых. И про самих Ивлевых, раз уж так удачно вышло, что мужчина сам разговор о них завел.

Он провёл во дворе минут сорок. Выяснил, что Ивлевы дружат с цыганами и в прошедшую субботу на свадьбе тестя Ивлева был живой медведь. Ещё он выяснил, что тёща Ивлева считает его проклятием своей семьи, что он околдовал всех её детей и мужа.

Не менее разговорчивой оказалась ещё одна соседка Ивлевых, что живёт под ними. Она, среди прочих своих историй о соседях, рассказала, что Ивлевы вежливые и тихие, но к ним иногда приходит негр в форме милиционера. Она предположила, что Ивлевы участвуют в каких-то антрепризах.

Уходил он немало озадаченный. Панда, медведь, цыгане, ряженный в милиционера негр… Про кого он сейчас информацию собирал, про собрата Никулина, что ли?

***

Часам к девяти вечера я уже поднял молодого папашу в его квартиру.

– Паша! Поздравляю, – бросилась к нам тёща Сатчана.

– Здравствуйте, Екатерина Владиславовна, – еле выговорил он и я не рискнул его выпустить из рук, даже когда она принялась его обнимать. – Видели уже кроватку? Это Пашка подарил…

Тёща всплакнула на радостях, и меня заодно обняла. А потом на кухне скрылась. Сатчан не с первого раза снял туфли и пошёл босиком к тестю, с интересом наблюдавшим за нами, стоя в дверях большой комнаты.

Быстро скинул туфли и пошёл за другом следом, не дай бог ещё споткнётся…

– Поздравляю, – улыбаясь, сказал я, глядя на Николая Алексеевича. – Внучка – это здорово!

Они молча обнялись с Сатчаном и мы вдвоём с министром повели его к дивану.

– У жены уже давно всё готово, сейчас разогреет и пойдём за стол, – проговорил он.

– Да мы только из-за стола, – улыбнулся я.

– Нет, я настаиваю, – сказал он.

Усадив Сатчана на диван, я облегченно выдохнул, и не стал отказывать целому министру в его просьбе. Тем более времени свободного полно сегодня. Мы с ним уселись за большим полированным столом.

– Читал твой фельетон про бег с препятствиями, – начал Николай Алексеевич, – и сразу вспомнил, как кое-кто меня допрашивал по этому поводу, – при этом он многозначительно посмотрел на зятя. А тот пьяный-то пьяный, а соображает. Сказать не смог, но отрицательно замотал головой и ткнул в меня пальцем. – Да я так и понял сразу! – рассмеялся министр. – А сейчас такая волна поднялась! Моссовет нам с МПС очную ставку устроил!..

– Что вы говорите? – искренне удивился я. – И есть надежда?

– Надежда умирает последней, – усмехнулся Николай Алексеевич. – Правда, каждый на своё надеется, – хитро посмотрел он на меня.

Как же им всем не хочется этим вопросом заниматься. Надеюсь, Захаров им не спустит и заставит договориться. Приятно, что не забыл о нашем разговоре, действует!

Екатерина Владиславовна позвала нас за стол. Пока министр автомобильных дорог поднимал с дивана второго секретаря райкома комсомола, пошёл на кухню.

– Я немного припозднился к застолью на работе, – начал я объяснять новоявленной бабушке, – Павел уже не в состоянии был что-то чётко сформулировать. Как Римма?

– Всё хорошо, – улыбнулась она. – Девчонка длинноногая, три сто, пятьдесят два сантиметра.

– Ну и хорошо, – улыбнулся я.

Долго сидеть у них не стал, чисто символически пригубил с Екатериной Владиславовной шампанского. Министр себе коньяку налил. А Сатчан пить отказался.

– Он больше не может, – поспешил объяснить я, а то ещё обидятся тесть или тёща…

Вернулся домой в десятом часу, дети уже спали. Сообщил Галие, что Римма родила нам невестку. Жена аж прослезилась, начала вопросы задавать, хорошо, что я всё выяснил и мог рассказать.