Глава 3

Зубов торговался с турком, пытаясь выкружить разноцветный фонарь на цепочках. Стольников сразу понял, что фонарь Зубову нужен как умирающему ипотека, хотя со стороны могло показаться, что русский седой мужик имеет в кармане двадцать баксов и готов приобрести на них только фонарь ценою в сорок. Заметив Стольникова, Зубов торговаться перестал, закурил и пошел прочь от прилавка. Обнаружив, что клиент утратил желание торговаться, турок согласился на двадцать, но Зубов махнул рукой и пошел дальше. Стольников, осторожно поглядывая по сторонам, направился за ним.

Зубов шел, не останавливаясь, вскоре Саша понял, куда он идет – в самую гущу туристов. В конце концов они вынуждены были встретиться.

– Что с рукой?

– Нож.

– Где?

– В номере.

– Кто это был?

– В карманах документы граждан Азербайджана. – Саша пропустил пересекавших ему дорогу двух женщин и догнал генерала. – Я перевел тему в другой номер, но к вечеру все откроется. Полиция уже там.

Зубов понизил голос:

– Сейчас выйдем из рынка, слева по улице увидишь аптеку.

Когда они расходились, Стольников увидел турка с фонарем в руке.

– Двадцать! – прокричал турок и добавил: – Э-э-э!.. – огорченно.

Зубов вынул из кармана двадцатку.

Аптека оказалась просто дверью в сплошной стеклянной стене дома, в которую были вмурованы не менее десяти магазинов.

Они встали у витрины, глядя друг на друга в стекло.

– Ты мне нужен, Саша.

– Что-то личное?

– Да или нет?

– Кто вы? – выдержав паузу, спросил капитан.

Вопрос не выглядел глупо. Последняя должность, которую занимал Зубов, не предполагала помощь Стольникова.

– Я работаю на правительство. Ты единственный, кому я могу доверить эту работу.

Стольников не выдержал, но рассмеялся все-таки беззвучно.

– Я бывший офицер, неудачник, который не смог стать даже майором. В последний раз оружие в руках я держал одиннадцать лет назад. Мне сорок четыре года, у меня ни семьи, ни дома! У меня даже настольной книги нет, потому что нет стола! Когда я сплю, то закрываю только один глаз, а вчера мне приснилось, что трахаю Ангелу Меркель! Вы не знаете, к чему этот сон?

– Ты слишком много прожил в Германии и Австрии.

– Нет, это к психиатрической больнице! – возразил Стольников. – Час назад я сворачивал шеи каким-то азербайджанцам и при этом думал, что неплохо бы выпить пепси. Я на грани полного разложения, а вы мне говорите, что я вам нужен… – Саша замолчал и уставился в окно сквозь стекло. На улице турецкий мальчонка пытался накормить кошку леденцом на палочке.

– Это не азербайджанцы.

– Неважно!

– Не веди себя как ребенок. Я не приглашаю тебя на службу. Я прошу тебя о личном, – проговорил Зубов.

– О личном? С каких пор правительственные дела стали вашими личными?

– Речь о моей дочери.

Стольников оторвал взгляд от стекла и уставился на генерала.

– У вас есть дочь?

– Ты хотел спросить, какие у меня в этой связи проблемы?

– В общем, да, – согласился Стольников.

Из-за прилавка вышел турок и рукой показал на столик, стоящий в углу аптеки. В помещении было прохладно, работал кондиционер, на улице была нестерпимая жара. Видимо, догадавшись, что русским есть о чем поговорить, хозяин предложил делать это с удобством. Нужно было отплатить за гостеприимство, и Саша вынул из кармана деньги.

– Обезболивающего, пару шприцев, борную кислоту и салфетки, – и протянул двадцать евро. – Сдачи не надо.

Турок переусердствовал в благодарности: через минуту к столику поднесли чай в тоненьких, тонкостенных стаканчиках.

– Чечня сильно изменилась за время твоего отсутствия.

– Да я знаю, – с досадой, что вынужден отказывать человеку, которому обязан, ответил капитан. – Грозный-сити, лимузины, бразильцы играют на стадионе, Ван Дамм на дне рождения у Кадырова. Трудно поверить, что одиннадцать лет назад вместо этого был только битый кирпич.

– Я о другой Чечне… – и Зубов посмотрел на Стольникова.

– Я пытаюсь о ней забыть.

– Нельзя забыть то, что стало частью тебя.

Саша не стал возражать.

– Тебе интересно, что сейчас там, что связывается лабиринтом с этим миром? – Зубов прищурился. – Больше нет ни завода по переработке керия, ни крепости со средневековыми жителями.

– Понятно, – усмехнулся Стольников. – Все необыкновенное, что оказывается в руках Российского правительства, сразу утрачивает свою необыкновенность. И что там теперь? Пустырь?

– Нет, тюрьма.

Стольников расхохотался. Теперь в голос. На лице генерала не дрогнул ни один мускул.

– Господи, – заговорил Саша, – есть что-то, что Кремль не способен превратить в тюрьму?!

Зубов бросил на стол десять долларов и поднялся:

– Прости, что побеспокоил. Я ошибся.

Подумав, Стольников догнал его у входа.

– Я совсем одичал в этой жизни. Нервы ни к черту.

– Если ты хочешь помочь мне, то нервы тебе придется лечить.

Они вернулись за столик, турок принес рахат-лукум. Саша подумал, способны ли русские аптекари на это в качестве благодарности за покупку пары шприцев и решил, что нервы у него действительно ни к черту, если он об этом думает.

– В Чечне, в которой ты однажды побывал, в Другой Чечне, построена тюрьма. Она действует уже три года. Там отбывают наказание те, для которых смертная казнь – смягчение режима.

На лице капитана появилось выражение, которое заставило Зубова излагать более понятно.

– «Черный лебедь» и ей подобные тюрьмы для пожизненного лишения свободы для простых людей являются конечной точкой жесткости, которое способно проявить государство после моратория на смертную казнь, – сказал он, вынув сигареты и со вздохом снова убрав. – Если ты смотришь телевизор, то знаешь, что каждый день на Кавказе, то в Ингушетии, то в Дагестане, ликвидируют банды. Три, пять человек…

– Простите, я не понимаю, какое отношение к этому имеет ваша дочь.

– Ты совсем разучился слушать, – заметил Зубов.

– Слушать я еще не совсем разучился, товарищ генерал. Я совсем разучился разговаривать.

– Научишься.

– Если захочу помочь вам?

– Точно.

– И что с теми боевиками?

– На самом деле погибают при ликвидации не все. Из пяти – два, из трех – один. Остальные оказываются в этой самой тюрьме. «Черный лебедь» – официальное заведение, там по душам с бандитом не поговоришь… Правозащитные организации, адвокаты, родственники…

– Пока не догоняю.

– Тебе придется это сделать…

– …если я хочу вам помочь.

– Верно. Что может быть лучше, чем спрятать место заключения убийц, насильников и тому подобных зверей и работать с ними подальше от глаз людских? Как-то нужно получать информацию, верно? Пытались в колониях особого режима, но едва не получилось как на Гуантанамо. Просочилась информация о допросах с пристрастием, едва удалось замять скандал… И вдруг кто-то вспомнил о Другой Чечне.

Саше очень хотелось курить. Все, что говорил Зубов, он понимал, но относился к этому с осторожностью. С одной стороны, было непонятно, как боевой генерал стал тюремщиком, с другой стороны, Стольников многое упустил в этой жизни, скрываясь и избегая лишней информации. Быть может, спустя одиннадцать лет это и есть единственный способ борьбы с терроризмом?..

– С керием было покончено, – продолжал Зубов. – Образец, что ты мне передал, находится в надежном месте. Это так, гарантии моего будущего спокойствия. Не хочется на закате лет умирать от отравления или еще какой-нибудь нелепой шутки ФСБ. Керий есть теперь и у правительства, но его до поры никто и никогда не применит. Он способен изменить мир до неузнаваемости, а это не входит в интересы России. Однако такая территория пустовать не может. И тогда было принято решение обустроить там место содержания для особо опасных преступников, как место работы с ними. Строго говоря, это просто серпентарий. Гадов различных пород изолировали от окружающей среды, изучают, дезактивируют, изучают собранный у них яд… Я пока понятно объясняю?

– Пока – да.

– До некоторых пор информация о «Мираже», как называется ныне тюрьма в Другой Чечне, была абсолютно секретна. Больше нет пещерки, через которую проникают в тоннель. Теперь на ее месте стоит здание за высокими стенами, и попасть туда не в состоянии сам Кадыров. Ходят слухи, что это здание – атомная электростанция. Мы их не опровергаем. Фактически же на поверхности торчит дом, внутри которого химическая лаборатория. Эту информацию мы тоже не опровергаем, давая простор публике для фантазий.

– А персонал?

– Персонал думает, что это и есть химическая лаборатория федерального значения. Пришлось развернуть там НИИ химического анализа и пригласить на высокооплачиваемую работу специалистов. Они работают, живут в городке у НИИ, который охраняется не так усиленно, как сам НИИ, и туда доступ разрешен, хотя и режимный. На самом же деле все это прикрытие. В этот НИИ доставляются утратившие человеческий облик звери со всей страны, чтобы быть доставленными в «Мираж».

Стольников откинулся на спинку стула.

– Я не буду сильно нетерпелив, если еще раз спрошу, при чем тут ваша дочь?

– Теперь нет, – и Зубов тоже отвалился, напрягшись. – Ирина – сотрудница общественной организации по защите прав человека в России.

Стольников хищно улыбнулся.

– Мы не всегда находили с ней общий язык, – покосившись на Стольникова, объяснил генерал. – Чего ты оскалился? Дети военных нередко своенравны. Это объясняется долгим отсутствием пап.

– Значит, информация все-таки просочилась? – не переставая улыбаться, уточнил Саша.

– Да, капитан. Она просочилась и стала навязчивой идеей некоторых неугомонных активистов движения за права человека. И вот четверо молодых людей с активной жизненной позицией, среди которых была и Ирина, проникли сначала на территорию жилого комплекса НИИ, а потом и в тоннель…

Стольников поднял брови.

– Где же они взяли навигатор?!

– Навигаторы есть, дешево, хорошие, нормал цена, я могу показать, – приблизился турок.

– Потом, – согласился Стольников и наклонился к Зубову. – Где-они-взяли-навигатор?

Зубов покрутил мощной шеей и наконец поднял глаза.

– Сейчас не нужен навигатор для появления в Той Чечне. Но всю информацию дочь отыскала в моем сейфе.

Стольников покачал головой и закрыл лицо руками. Потом раздвинул пальцы и посмотрел на генерала одним глазом.

– И это мне говорят, что это я утратил бдительность! А откуда ваша дочь знает, что в сейфе есть информация, которая может привести в Другую Чечню, и откуда она вообще о тюрьме знает?

– Они взломали мой почтовый ящик с правительственной перепиской. Тем же путем добыли пароли, схемы и маршруты…

– Подождите! – перебил Стольников. – Вы?..

– Я начальник тюрьмы «Мираж», Саша.

– Твою мать… – капитан окаменел и уставился в одну точку.

– В тот момент, когда группа с Ириной прибыла в «Мираж», в тюрьме произошел бунт. Сейчас «Мираж» находится под полным контролем тех, кого мы туда водворили за три года…

– Значит, ваша дочь…

– Она в руках бандитов.

Растерев лицо руками, Стольников выдохнул и залпом выпил чай.

– И что бандиты теперь хотят? Освобождения, самолет, тонну героина и пятьдесят миллионов долларов на брата?

– Почти угадал. Правда, они не понимают при этом, где находятся. Они думают, что в Грузии. Поэтому желают колонну грузовиков к воротам тюрьмы для беспрепятственного следования в аэропорт. В аэропорту должны стоять три «Ила». Ну и, конечно, пилоты, деньги… Тебе это важно? Все равно никто ничего не даст.

– Не важно.

– Мне дали трое суток для освобождения Ирины, – Зубов стал крутить пальцами зажигалку. Из Чечни – Стольников помнил ее – «Зиппо» с профилем Че Гевары.

– А потом?

– Потом начнется штурм. Это означает полное рассекречивание «Миража». Иначе говоря, около ста миллиардов рублей из государственной казны вылетит в трубу. Плюс к этому тайна о существовании Другой Чечни станет мировым достоянием. И тогда использовать ее можно будет только открыто, что, конечно, противоречит государственным интересам России.

– Да уж конечно! – не выдержал Стольников. – Что и кто только не противоречили государственным интересам России! Сначала Чингисхан, потом Наполеон, потом капитан Стольников, а теперь вот еще и крытка подпольная!..

– Я не уверен, что можно спасти тайну Другой Чечни, но я хочу спасти дочь, – не замечая сарказма капитана, сказал Зубов. – Но для этого я должен быть уверен в человеке, который возьмется за это дело, как в себе. Я бы пошел сам, но годы, Саша, годы… Я все испорчу, вот в чем дело… Ты меня понимаешь?

Вместо ответа Стольников уставился в окно.

– Саша?

Капитан не отвечал. Кошка за окном была все та же, но турчонка уже не было. Кошка развалилась в тени и пьяными глазами наблюдала за прыжками воробья по бордюрному камню.

– Я живу здесь, – Зубов вынул из сумки и положил на стол рекламный проспект отеля. Это был не «Астерия элит». – В семнадцать часов мой трансфер в аэропорт. Тебе тоже нужно срочно покидать Турцию. Желательно прямо сейчас.

Поднявшись, Зубов тяжело двинулся к выходу. Стольников даже не повернулся. Генерал вышел из аптеки и вскоре исчез из поля зрения. Найдя в принесенных аптекарем лекарствах пузырек с аспирином, Стольников вытряхнул из него одну таблетку в рот и запил остатками чая из генеральского стаканчика.

Зубов стоял у входа в отель и задумчиво тянул сигарету. Багажа у него с собой было – та сумка, с которой его видел Стольников. Трансферный гид переминалась с ноги на ногу у двери автобуса, ожидая, пока водитель затолкнет чемоданы туристов в подполье автобуса. Докурив, Зубов размял окурок в урне и разжал пальцы. И в этот момент увидел Стольникова, стоявшего в нескольких шагах от него. Подпирая плечом лже-античную колонну, соединяющую мрамор пола с плитой огромного козырька, капитан смотрел за генерала сквозь стекла темных очков и потягивал минералку из бутылки.

– Что-то особенное есть в этой жаре, товарищ генерал. В Чечне просто жара, а здесь она отбивает всякое желание думать о работе. Может, мы закончим разговор где попрохладнее?

– В сауне?

– Лучше в какой-нибудь гостинице Грозного. Но сначала мне нужно заскочить в столичный ЦУМ. Я порядком поизносился во время странствий.

– ЦУМ – не лучшее место для шопинга. Набрав тамошние цены на мобильном телефоне и нажав вызов, можно запросто поболтать с кем-нибудь в Бразилии.

Стольников бросил бутылку в урну.

– Послезавтра, в отеле «Арена-сити». Это в центре Грозного.

– Но у меня всего трое суток, Саша! – бросил ему вслед генерал.

– Это значит, что у меня в запасе целые сутки.

Отойдя к такси и наклонившись к таксисту, он бросил:

– Марик, аирпо-от Анталья. Я правильно говорю по-турецки?