Глава 2

Рассвет застал Соколова на косогоре южнее села Земляной Вал. Прячась за стволом старой березы, Алексей вместе с лейтенантом Задорожным уже около часа рассматривал в бинокль окрестности. Кое-где над лесочком поднималась пыль, в нескольких местах были видны столбы дыма. Но немцев они пока не заметили – ни колонн, ни отдельных групп, ни мотоциклистов-разведчиков.

– Может, они сюда и не дошли еще, – предположил Задорожный. – А дым и пыль, так это и от бомбежки может быть или от артобстрела.

– А это ты как объяснишь? – Не поворачивая головы, Соколов ткнул рукой в сторону того, что осталось от села.

Это была не какая-то деревушка в два десятка домов, затерявшаяся в полях между Воронежем и Курском на берегу одной из многочисленных речушек. Это было добротное село со своей церковью, обустроенной центральной усадьбой колхоза «Красный коммунар», как было указано на карте. Сюда даже было проведено электричество и телефон. Правда, сейчас часть столбов была повалена, обрывки проводов болтались на ветру.

От большого села в несколько прямых улиц осталось всего несколько домов, стоявших ближе к реке. Печные трубы, почерневшие от пожара, груды бревен, искореженные деревья растопырили свои обломанные ветки там, где недавно цвели сады.

Село стояло на дороге районного значения. И здесь недавно был бой. Дома могли загореться от шального снаряда или во время поспешной эвакуации от опрокинутой керосиновой лампы. Любой пожар – это огонь, но здесь были взрывы, много взрывов. А некоторые дома и сараи были разрушены танками. И, судя по еще дымящимся развалинам, бой был не далее чем вчера.

– А вон и наша «тридцатьчетверка». – Задорожный показал на край небольшого лесочка, спускающегося в балку частым мелким осиновым подростом. – А вон еще одна. Если ты прав, Леша, то немцы шли вон оттуда, с юго-запада, а здесь их встретило какое-то наше отступающее подразделение.

– Это был наш дозор, Сергей. – Соколов опустил бинокль. – На башне номер «36». Это фланговый дозор нашего корпуса. Мне генерал Борисов, когда ставил задачу, сказал, что два наших дозора перестали выходить на связь. Это капитан Родионов. Вечная память ребятам.

– А где же немецкие подбитые танки? – начал горячиться лейтенант. – Не могли же они так тихо подкрасться, чтобы с одного залпа всех разом. Это же танки!

– Немцы свою подбитую технику утащили на буксире. Им проще. А нам пока остается только смотреть и кусать губы. И локти. Слушай, Сергей! – Соколов полез за картой и, присев на корточки, расстелил ее на траве. – Смотри, это дорога районного значения, она выходит с шоссе Курск – Воронеж. Сюда, в принципе, можно попасть и от Старого Оскола, и со стороны Ливен. Где сейчас немцы, мы не знаем. И где они были вчера – тоже.

– Но двигались они по дороге, – уверенно предположил Задорожный. – Здесь слишком изрезанный рельеф – балки, овражки.

– Согласен, – кивнул Соколов. – Мы с тобой сейчас фактически в немецком тылу. А сплошной линии фронта здесь нет. За сутки по такой местности, опасаясь засад, замаскированных узлов обороны и блокирующих высот, они продвинутся километров на пятьдесят, не больше. Не будут они рисковать и лезть в пекло. Сейчас не 41-й год, и это не танковый клин прорыва.

– Что делать будем? – спросил лейтенант. – Прорываться старым путем назад, сообщать о немецких частях?

– Сообщать нам пока нечего, – Соколов покачал головой, – разве что общую обстановку. А для этого не обязательно туда-сюда кататься. Мое предложение такое. Передаем кодами в штаб корпуса сведения и продолжаем движение прежним маршрутом. Получается, что мы пойдем как раз за спиной немцев, в рокадном направлении. Получим побольше данных, тогда свернем на Воронеж, к месту соединения с частями корпуса. Нам приказано двигаться трое суток в указанном направлении. Вот и будем вести наблюдение дальше. Выполнять поставленную задачу.

– Ты командир, тебе решать, – улыбнулся Задорожный.

Присев на пенек возле «семерки», Соколов принялся составлять текст кодового сообщения, которое Омаев должен будет передать в штаб корпуса. Дальность передачи с танковой радиостанции голосом составляла всего 5–8 километров. А передавая текст азбукой Морзе, дальность приема увеличивалась до 10–15 километров.

Сейчас рота Соколова находилась от своих километрах в восьмидесяти. Для работы на таком расстоянии им в штабе корпуса выдали коротковолновую радиостанцию большей мощности со свежими батареями.

Омаев, установив радиостанцию на соседнем пеньке, готовился к передаче. Ловкий Коля Бочкин забросил тросик антенны на сосну и теперь с довольным видом ждал результата.

Кодовые таблицы использовались часто в тактических целях при радиопередачах. В оперативном отделе составляли такие таблицы для различных стандартных целей. В данном случае рота Соколова вела наблюдение и должна была сообщать о появлении и направлении передвижения сил противника. Не говоря открытым текстом, а используя соответствующие таблицы, которые были и в штабе корпуса, можно было передавать информацию, которую не мог понять никто, кроме того, кто имел второй экземпляр кода.

Текст таблицы для Соколова состоял из метеорологических и синоптических терминов. Любой, перехвативший передачу, понял бы, что речь идет о прогнозе погоды. Даже догадавшись об иносказательности текста, все равно не понял бы истинного смысла.

Ветер умеренный до сильного. Снег с дождем. Град не замечен. Направление ветра – 300.

И все. Короткая передача, которую трудно запеленговать и текст которой невозможно расшифровать без кодовой таблицы. А смысл ее такой. «Ветер» – это вражеские войска. «Умеренный до сильного» – от полка до дивизии. «Ветер» мог быть «слабым» или «шквалистым». Могла прозвучать фраза: «штормовое предупреждение». В штабе корпуса поняли бы, о каких силах в каждом конкретном случае говорится. «Дождь» – пехота, «снег» – танки. «Град» – крупнокалиберная и штурмовая артиллерия. А направление движения указывается в соответствии с градусами лимба. Об этом может догадаться враг, перехвативший передачу. Только вражеский радист не знает начала отсчета. В данном случае началом отсчета договорились считать не 0 градусов, а 30. А могли принять и 15 градусов, и 180, и так далее.

Пока Омаев ждал ответа, Соколов собрал командиров машин.

– Товарищи танкисты! Мы с вами оказались в тылу наступающих гитлеровских войск. Важность нашего рейда повышается, потому что теперь мы – глаза и уши командования. Первые сведения я передал в штаб корпуса, но от нас ждут большего. Ждут командиры, ждут наши товарищи, которые ведут кровопролитные бои на подступах к Воронежу. Мы будем продолжать выполнять поставленную задачу, как боковой дозор частей корпуса и разведывательная группа. Для этого продолжаем движение в указанном направлении и в заданном районе. Возможна встреча с врагом, нам придется вести скоротечный бой. Я верю в каждого из вас, как в самого себя. Порядок движения: головной дозор – лейтенант Задорожный на командирской машине. Основная группа: я, затем машина старшины Началова, далее – машина сержанта Шевырева. Тыловой дозор – старший сержант Бурлаков. По машинам!

Обходя сгоревшую деревню лесными просеками, танки вышли к балке. Задорожный чуть притормозил, осматривая горизонт, после этого его машина спустилась вниз. Через несколько минут в балку вошла основная группа и танк тылового дозора.

Командиры машин сидели в люках, ведя наблюдение по секторам, как того требовал боевой порядок. Велось наблюдение и за «воздухом». Бояться приходилось как немецких самолетов, так и своих. Сверху не разберешь, что за танки идут в тылах наступающих немецких частей. Так что, атакуй, если есть чем.

Через час движения на малых оборотах от головного дозора прозвучала команда: «Стоп». А спустя еще несколько секунд: «Один», ко мне». Задорожный звал командира. Видимо, он увидел что-то важное.

Проехав через поляну к краю леса и остановив машину за пару десятков метров от танка лейтенанта, Соколов спрыгнул с брони и побежал вперед. Задорожный дождался, пока командир поднимется к нему на броню, и показал вперед и вправо. Там, в поле, со стороны проселочной дороги между разбросанными островками деревьев тянулся еле заметный шлейф пыли.

– Похоже на штабную колонну, – предположил Задорожный, снова и снова прикладывая к глазам бинокль. – Смотри, два легких танка, бронетранспортер, две легковушки и два грузовика. Наверняка с солдатами.

– Да, похоже, – согласился Соколов, тоже разглядывая колонну в бинокль. – Сколько до них? По угломеру^[3] получается примерно пять с половиной километров. С такой скоростью они будут здесь через полчаса. Будем атаковать, Сергей!

– Нам важно документы захватить, – недовольно пробормотал Задорожный, опуская бинокль. – Если это штабные, то при них и документы важные могут быть. Нам бы сейчас пехоту на броню, а мы с тобой без десанта.

– Ничего, сейчас придумаем, как быть, – пообещал Соколов. – Значит, так, ты остаешься на этом месте и наблюдаешь за ситуацией, вовремя мне докладываешь обо всех ее изменениях. Можно открытым текстом, все равно последствия такого боя не скрыть, стрельбу услышат за много километров отсюда. Задача номер один: когда колонна поравняется вон с тем стоящим прямо столбом, я ее атакую. С первым моим выстрелом ты всаживаешь по осколочно-фугасному в два замыкающих грузовика. И все, Сережа, потом – только наблюдать и докладывать о новых группах противника, и не давать уйти назад тем, кто вырвется из нашего кольца. Если к ним подойдет подкрепление, прикрываешь наш отход с трофеями.

– А ты как же без десанта-то?

– Да очень просто: у меня же четыре танка! Я вон той балкой выйду им наперерез и замаскирую две машины вон в том ивняке, а две скроются в балке. Потом, когда я подобью танки, они атакуют гусеницами и пулеметами. А задачу десанта выполнит мой Руслан Омаев. Он уже показал себя хорошо в рукопашной и в таких вот операциях. Настоящий джигит. Я ему пару человек в помощь дам из тех, кто в танках будет не очень нужен. Полноценного боя все равно не будет.

Танкисты выслушали приказ и с азартом в глазах переглянулись. Многие из взвода, которым командовал Соколов, воевали с ним не первый день и знали, что лейтенант всегда находит выходы из безвыходного положения и решения принимает нестандартные.

И здесь молодой лейтенант рассудил просто. Чтобы захватить документы, которые могли находиться у штабных офицеров, достаточно трех опытных бойцов. Танкисты – не пехота, не фронтовые разведчики, но почти все в роте воюют с начала войны. А за год фронтовой жизни что только не происходило, в каких только боях не приходилось участвовать. И в танке, и с автоматом в окопе, защищая подбитый танк, и выходя из окружения пешком вместе с другими частями. Многому научились танкисты.

Основной огонь по колонне будут вести танковые орудия, задача которых подбить бронетехнику врага и грузовые автомашины. Танк Задорожного будет стрелять с бугра с расстояния двести метров. Для танкового орудия – это стрельба в упор. Для пулемета нормальная прицельная дальность стрельбы. Те, кто выживет после попадания снарядов в грузовики, лягут под очередями двух пулеметов танка Задорожного.

На малых оборотах три танка взвода Соколова и один танк из взвода Задорожного вышли на исходные рубежи. Алексей еще раз проинструктировал своих «десантников». Омаев был готов, это читалось по его глазам – холодным, сосредоточенным. Молодому лейтенанту, видевшему на войне, кажется все, что только могло быть страшного, иногда становилось не по себе от этого взгляда молодого чеченца. Как он ненавидел фашистов! За войну, за смерти, за сожженные города и села. Но больше, казалось, он ненавидел их за смерть санитарки Людмилы.

Это была любовь! Великая, трепетная, полная возвышенных чувств и романтики. Не зря в батальоне их звали Руслан и Людмила. А потом Омаеву написали, что Людмила погибла во время бомбежки. Молодой танкист, сын горского народа, не мог принять того факта, что на войне рядом с мужчинами находятся женщины. Пусть они – врачи и санитарки, пусть они связистки, он считал, что нет на войне места женщинам, что это дело сугубо мужское. И гибель на войне женщины не укладывалась в его голове, как что-то непостижимое, нереальное.

Лейтенант очень боялся, что Руслан станет жестоким мстителем, что в нем возьмет верх желание убивать, а не защищать родину. Тонкая грань, но на войне Алексей научился чувствовать ее. Убить врага или наслаждаться муками человека – пусть он и одет во вражескую форму, пусть и убивал советских людей. Даже на войне, на такой страшной, все равно нельзя становиться зверем, в этом Соколов был убежден.

Рядом с Омаевым стоял Коля Бочкин. Ребята сдружились за этот год службы в одном экипаже. Заряжающий справится с заданием, в этом Алексей был уверен. Да и заменить его возле орудия и у пулемета лейтенант, если понадобиться, сможет.

Третьим членом группы стал еще один пулеметчик-радиотелеграфист из экипажа старшины Началова. Невысокий коренастый парень, который до войны окончил курсы радиотелеграфистов, участвовал в военно-спортивных состязаниях и даже имел несколько спортивных разрядов: по стрельбе, по легкой атлетике и плаванию.

– Запомнили? – спросил лейтенант, вглядываясь в лица танкистов. – Приказы Омаева выполнять быстро и четко. Головой крутить на все триста шестьдесят градусов. Любой из немцев может оказаться живым, просто оглушенным взрывом. Он в любой момент может выстрелить в вас. На броне танка подходите к легковушкам. Омаев осматривает машины, обыскивает убитых, вы его прикрываете. Потом он – на броню, вы ждете. Омаев на броне, прикрывает. Вторым поднимается Бочкин. Поняли?

– Так точно, товарищ командир! – лихо ответил за всех Омаев, блеснув карими глазами.

Немецкая колонна приближалась медленно. По изрытой гусеницами проселочной дороге штабные легковушки шли с трудом.

Соколов, сидя в люке танка, рассматривал немцев и зло думал, что не рассчитал враг, готовился к парадной войне, по шоссе думали доехать до Москвы. Не вышло, ошиблись гитлеровские генералы. Вот, ползите теперь в своих роскошных «Хорьхах» и «Мерседесах», глотайте пыль бездорожья.

Чтобы не выдавать своего присутствия в радиоэфире, Соколов отдавал команды жестами и флажками. Даже сейчас, спустя год после начала войны, еще не все танки были радиофицированы. Многого не хватает советской стране, слишком большой урон нанесен народному хозяйству за этот год.