– От тебя – ничего, – спокойно ответил мужчина в сером костюме, достал из кармана мобильник и, быстро набрав номер, сообщил в трубку: – Мы на месте, все в порядке, подъезжайте.

Качану показалось, что о нем на время забыли. Противно тикали кварцевые часы на стене гостиной. До того как Карл обратил на них внимание Качана, тот даже не задумывался об их существовании.

Не прошло и пары минут, как послышался гул моторов. У ворот дома остановились две машины: пикап с вместительной будкой и «Волга» с милицейскими номерами. Фар не гасили. Из «Волги» выбрался холеный мужчина в светлом плаще, белоснежный шарф свисал с его шеи. Жесткие черные волосы окаймляли смуглое лицо. Умные глаза устало смотрели на мир. Шофер остался ждать пассажира за рулем. Подобрав полы плаща, мужчина легко взбежал на крыльцо, он не прикоснулся к ручке – толкнул дверь плечом. Мимоходом глянул в зеркало и, казалось, остался недоволен своим отражением. В гостиной он молча посмотрел на Качана, затем в его глазах блеснули искорки радости.

– Посмотри в тумбе под телевизором, – осклабился он и тут же, заметив замешательство на лице Качана, добавил: – Угадал.

Не успел Качан опомниться, как шахматная доска уже стояла перед ним. То, что менты явились без ордера, не предъявили документов, не прихватили понятых, оставляло шанс договориться.

– Игрушки не мои, – предупредил он, – серьезных людей. С ними вам и разбираться придется. Ответите по полной. Они просто так этого не оставят.

Брюнет в светлом плаще пожал плечами:

– Чьи это игрушки, я знаю. Люди они в самом деле серьезные. А ты не в свое дело полез, Качан. В долю захотел упасть? Не получится. – И, не дождавшись ответа, произнес: – Забирайте его.

– Пошел! – мужик, облаченный в спортивное трико, положил Качану руку на плечо. Пока выходили на крыльцо, толстяк пытался сориентироваться.

«Эти двое – мент и конторщик, – лихорадочно соображал Качан, – но кто третий? Он не мент, это точно. То ли араб, то ли еврей. А слушаются они его, как „шестерки“. Куда…»

Куда его ведут, Качан додумать не успел. К его затылку приставили ствол, и тут же раздался негромкий выстрел. Толстяк не успел ничего почувствовать, пуля перебила шейный позвонок, он рухнул лицом в высокую траву. Любитель спортивной одежды смотрел не на труп – в своей работе он был уверен, а на то, как из глушителя стекает струйка дыма. Подошел водитель пикапа.

– На хрена ты здесь его кончил? – спросил он, закуривая. – Тяжелый боров. Ты бы его к машине подвел, там бы и пристрелил.

– Не умничай, Стас. И так дотащим, – из кармана убийца достал черный полиэтиленовый пакет и натянул его на окровавленную голову Качана, – умело перевязал горловину клейкой лентой. – Герметично, так мы даже обивку не испачкаем. А тут его пристрелил, потому что за воротами он бы рвануть мог. Не хотелось в темноте за ним гоняться.

Мужчины подхватили тело и поволокли к пикапу. С трудом забросили его в фургон, где лежал, запакованный в целлофан, еще один покойник.

– На ключ закрой, не хватало еще, чтобы они по дороге вывалились.

Пикап развернулся и выехал на шоссе. По дороге мужчины молчали, скука читалась на их лицах. Лишь у ворот пригородного кладбища пассажир произнес:

– Посигналь.

Дважды коротко прозвучал клаксон. К запертым кладбищенским воротам подбежал пьяноватый сторож и, прикрываясь от яркого света фар, пытался разглядеть подъехавшую машину. Фары погасли.

– Свои, – крикнули ему. – Не узнаешь, что ли?

– Хрен вас тут узнает, – сторож зазвенел связкой ключей и заглянул в окно машины. – А, здорово, Стас. Давненько не видел. Таскать вам – не перетаскать.

– Сплюнь три раза. Радости в этом мало. Ты почему на службе пьяный?

– Во-первых, – усмехнулся сторож, – я не на службе, а на работе, это ты погоны носишь, во-вторых, даже выпив, работу несу исправно.

Кладбищенские ворота со скрежетом отворились. Пикап покатил по аллейке между рядов могил. Сторож не стал закрывать ворота, знал, что гости долго не задержатся. Он вернулся в сторожку к накрытому столу, где его дожидались двое могильщиков, решивших скоротать ночь за выпивкой. День выдался удачный – успели закопать семерых покойников, на память о каждом из них осталось от неутешной родни по пакету с закуской и по бутылке водки. Закуски был явный перебор, потому ели без аппетита, и алкоголь особо не разбирал, несмотря на обилие выпивки.

– Кого это принесло? – поинтересовался молодой могильщик.

– Менты, – безучастно отвечал умудренный кладбищенской жизнью сторож, – раньше они часто приезжали. Теперь редко.

– Чего так?

Полбутылки поделили по-братски, не чокаясь выпили, мысленно поминая очередного покойника.

– Молодо-зелено, – вздохнул сторож. – Ты сколько на кладбище работаешь?

– Второй месяц, – с трудом отозвался могильщик, давясь теплой водкой.

Его пожилой коллега выпил степенно и старательно зажевал куриной ножкой.

– Это раньше высшую меру в исполнение приводили.

– Стреляли осужденных, что ли?

– Расстреливали, – поправил сторож, – своих расстрельных жмуров менты сюда со всей Москвы и области возили. Видал участок с номерными пирамидками, ближе к лесу?

– Видал.

– Он и есть. Теперь там менты неопознанные трупы закапывают. А еще тех, кто к пожизненному приговорен и коньки в тюрьме откинул. Трупы убийц родственникам не отдают. Никто, кроме ментов, их могил и не знает. Понял?

Молодой могильщик перекрестился и вопросительно посмотрел на непочатую бутылку водки, сам налить не решался.

– Я думал, их в крематории сжигают, а пепел по ветру развевают. Кого они сейчас привезли?

– Если бы привезли бомжа, который на улице окочурился, то днем бы закопали. Значит, осужденного. Поставят пирамидку с номером и свалят. Хорошо, хоть сами закапывают. А могли бы и тебя заставить. Я один раз видел, как они труп привезли, Стас сказал, что тот мужик месяц в пруду пролежал, а потом еще месяц в морге. Зрелище не из приятных, аппетит не возбуждает. Я потом две недели на мясо смотреть не мог.

Сжалившись над молодым, сторож свинтил пробку и налил по полстакана.

– Помянем его. Кем бы он ни был, убийцей, террористом, бомжом, все равно человек, и он жить хотел, – сторож, сжимая стакан в руке, привстал и посмотрел в мутное окно. – А может, это и она. Женщин тоже к пожизненному приговаривают.

Далеко, у самого леса, виднелись два светлых пятнышка – фары пикапа. Сторож близоруко прищурился и разглядел две человеческие фигурки.

– Помянем, – согласился молодой могильщик, – не знаю уж как насчет царствия небесного, но пусть земля ему пухом будет, – и перевернул стакан над широко открытым ртом.

Стас – водитель пикапа, чертыхаясь, выгребал со дна могилы вороха прошлогодних перепревших листьев.

– Вот и пойми, лес еловый, а листья в яме березовые. Откуда их нанесло? Накопают могил экскаватором, а потом они пустые по полгода стоят. Однажды собаку дохлую доставать пришлось. Свалилась, наверное, и от голода окочурилась. Худая была. Тут вой не вой, никто на помощь не придет. В эту часть кладбища народ заходить не спешит.

– Зачем ты собаку доставал? Закопал бы вместе со жмуром.

– Не я. Тогда мы со срочниками приехали. Они и достали.

На поверхность вылетела еще одна охапка листьев и показалось вспотевшее лицо Стаса:

– Лопату дай.

Стас углублял могилу. Копал ровно, не останавливаясь, как заправский могильщик, старательно зачищая края ямы. Вскоре его голова скрылась под землей.

– Все, порядок, – Стас положил лопату поперек могилы и, ухватившись за черенок, как за перекладину спортивного турника, ловко выбрался из ямы.

Дышал он ровно, работа не утомила его.

– Прикури сигарету, у меня руки грязные, – попросил он.

– Не грязные, а в земле.

– Один хрен, чистыми их не назовешь, – пробормотал Стас.

Его спутник в спортивном костюме прикурил сигарету, вставил в рот Стасу. Тот с удовольствием затянулся. Ветер нес дым над одинаковыми покосившимися деревянными пирамидками с номерами на ржавых табличках. Этот уголок кладбища был мрачен и при дневном свете.

– Иногда мне страшно становится, – признался Стас.

– Из-за чего?

– Рано или поздно все всплывет. Отвечать придется.

– Никогда, – убежденно сказал убийца. – Не мы первые, не мы последние этим занимаемся. Нужное дело, если за него неплохо платят. Ты-то никого не убиваешь, только возишь и закапываешь. Меньше думай об этом.

Стас еще раз затянулся, выплюнул сигарету в яму.

– Ладно. Быстрее кончим – спокойнее на душе станет.

Он сел за руль пикапа, развернул машину и подогнал ее задом к могиле, распахнул дверцы и зажег свет в фургоне.

Тусклая лампочка осветила два тела – одно, как в кокон, запакованное в черный полиэтилен, другое с мешком на голове просвечивало через пленку.

– Беремся.

Мужчины ухватили мертвого Качана за ноги и сбросили в яму. Глухой удар о дно полетел к лесу и вернулся эхом. Стас посветил в могилу фонариком.

– Красиво лег, как там и был.

Мужчины в две лопаты засыпали Качана землей. Наверх бросили в яму тело скончавшегося в подземном переходе бомжа. Вскоре над двойной могилой уже высился холмик, из которого торчала деревянная некрашеная пирамидка. Стас забрался в фургон, осмотрел пол:

– Чисто. Кровь не натекла.

Когда Стас вновь сел за руль, руки его дрожали.

– Ты же не первый раз. Чего волнуешься?

– Сейчас пройдет. Выпить бы.

– За рулем – не советую. Дома – пожалуйста. На пользу пойдет, если выпить немного.

Проехав распахнутые кладбищенские ворота, Стас посигналил: мол, можно закрывать. Изрядно захмелевший сторож даже не стал выходить из прокуренной комнатушки, лишь махнул рукой.

– Покойники не разбегутся, – бросил он могильщикам, разливая остатки водки по стаканам.

Пикап притормозил перед выездом на шоссе, пропуская огромную фуру, и повернул на московское направление. И хоть до столицы еще оставалось километров двадцать, ее уже было видно – зарево ночного города подсвечивало низкие облака.

* * *

Карл обнаружил пропажу очков, когда уже проехал половину дороги – сунул руку в карман, чтобы достать сигареты, и ощутил ладонью пустой кожаный футляр. Очками Карл пользовался редко, лишь когда приходилось читать мелкий текст или рассматривать детали рисунков. Он мог неделями не доставать их из футляра. Забудь он их в другом месте, где бывал часто, никогда бы не вернулся. Но законный не был уверен, придется ли ему еще раз проведать Качана.

«Не видел его десять лет. Дай бог еще десять не видеть». Карл припомнил, что ходил слух на зоне, будто Качан один раз стуканул ментам, но стукача вроде бы нашли, а раз так, то и думать об этом вредно… Карл развернулся и покатил назад.

Было жаль потерянного зря времени, попусту суетиться Карл не любил. «Волга» летела над дорогой, мчалась по осевой, благо ни одной встречной машины не попалось. Уже от поворота с шоссе Карл заприметил неладное. Свет горел не только во дворе дома, но и перед воротами. Даже не успев подумать, что делает, законный погасил фары и съехал в лес. Машину пару раз качнуло на корнях, и «Волга» встала как вкопанная. В наступившей тишине Карл услышал, как спокойно бьется его сердце. Он даже не стал закрывать дверцу, пошел к дому напрямую, через лес. У самых ворот стояла «Волга» с голубыми милицейскими номерами. Дверь в дом была открыта.

Карл стоял на опушке, прислонившись к старой сосне, слившись с лесом и темнотой.

Две длинные тени упали на крыльцо, сломались на ступеньках. Вначале Карл не видел лиц вышедших мужчин, свет лампы бил им в спину. Но он напрягся, слегка подался вперед. Один из них хромал – припадал на левую ногу. Можно изменить лицо, но нельзя изменить походку. И законному показалось, что он уже однажды его видел.

Мужчина в светлом плаще и белом шарфе повернулся в профиль, под мышкой он сжимал шахматную доску. Карл затаил дыхание, но не потому, что боялся обнаружить себя, он хотел услышать голос, чтобы развеять последние сомнения. Но голос так и не прозвучал, говорил другой мужчина – в светлом костюме, бесшумно ступавший в ботинках на толстой подошве.

– …вы мне позвоните, когда обо всем договоритесь, – дождавшись кивка, продолжил: – В случае если мой телефон не ответит, я буду ждать вас послезавтра в восемь у выхода из гостиницы. Не пойму до сих пор, почему вы остановились в гостинице «Минск»? Хотя у вас могут быть свои резоны.

Мужчины сели в машину. «Волга» неторопливо поехала к шоссе. Карл вышел из-под прикрытия деревьев. Войдя в дом, он сразу почувствовал, что тот пуст. Но все же поднялся на второй этаж. В небольшой комнатке со скошенным потолком стоял письменный стол, за распахнутой дверцей одной из тумб виднелся открытый сейф, ключ торчал в замке. Карл, присев на корточки, заглянул вовнутрь: пистолет с двумя запасными обоймами, тонкая пачка долларов – тысячи на две – лежала на верхней полке, нижняя вполне могла принять на себя шахматную доску. Законный не притронулся ни к деньгам, ни к оружию, спустился вниз. На журнальном столике, на том самом месте, где он их оставил, лежали очки и стояла недопитая чашка остывшего кофе. Больше дом ни о чем не мог рассказать.

Карл пробыл в доме совсем недолго – минут пять или семь. Вскоре он уже мчался в машине по шоссе в надежде нагнать «Волгу» с милицейскими номерами, чтобы еще раз взглянуть на лицо мужчины в светлом плаще, но до самой Москвы она не попалась ему на дороге. То ли ехала быстрее, то ли свернула куда?

Было уже два часа ночи, когда Карл наконец отыскал авторитетного таджика со странным погонялом Кальмар. На самом деле звали того Кармаль, но в советской зоне зэки тут же исковеркали его настоящее имя в более привычное для себя, и это было единственное, с чем он смирился в неволе. Кальмар в молодости был и не уродом, и не красавцем, но с годами стал привлекателен именно стариковской красотой, когда седые волосы и белоснежная борода придают лицу благородство.

Москва ничуть не испортила его прирожденную восточную дикость. В квартире Кальмара практически не было мебели. Единственная книга – Коран. Стены и пол устилали толстые ковры. Таджик и на зоне никогда не стремился стать своим среди блатных, копировать их поведение. Ему удалось сохранить свою самобытность даже за колючкой. Он умудрился создать свою собственную масть, ни на что не похожую, не имеющую названия, и жить по ее законам. Одиноко и гордо. И зэки, и администрация уважали его за твердость и силу духа. Никогда и никто не видел Кальмара злым или улыбающимся, таджик всегда оставался спокойным, говорил тихо, но доходчиво. И если хотел, от его спокойных тихих слов кровь стыла в жилах. Кальмар был единственным