«Эх, ну почему я не дантист?» – в очередной раз с горечью подумал Граерман, сбрасывая скорость и прижимая машину к тротуару. Место было людное. Перед кинотеатром «Встреча» толпились цветочники и торговцы продуктами.
– Куда, мужики? – спросил Граерман, распахивая дверь.
– В Рогово, – сказал высокий, одетый в хлопчатобумажный пятнистый военный комбинезон и обутый в кроссовки, прыщавый парень лет двадцати пяти – тридцати на вид, похожий чем-то на деревенского дурачка. Его плечо оттягивал свернутый палас, а у ног стояли две хозяйственные сумки.
– Сколько не жалко? – осведомился Граерман.
– Ну, две сотни, – помялся приятель прыщавого – кряжистый, с широкими ладонями, одетый в коричневую куртку с надписью по-английски «Нью-Йоркские буйволы», «работяга». Его жиденькие волосы едва прикрывали розовую лысину.
– Обижаешь, – покачал головой Граерман.
– Ну, – «работяга» прищелкнул языком. – Ну две с половиной.
– Да туда пилить-то сколько. И дорога плохая. Три.
– Ладно, – нахмурился прыщавый. Хозяйственные сумки и палас затолкали в багажник.
«Шестерка» резво рванулась вперед – к выезду из города.
Граермана продолжали терзать невеселые мысли. Как-то по-дурацки получалось все в жизни в последнее время. Где это видано – занимающийся извозом еврей?! Да, это завоевание последних исторических лет. Эх, стал бы, как советовали родственники, дантистом, стриг бы по сто пятьдесят долларов за один зуб из металлокерамики и горя бы не знал. Ан нет, призвание нашел – трупы резать. Стал судебно-медицинским экспертом. Что тут скажешь? Успокаивать себя тем, что любишь свою работу, что стал в ней классным специалистом? Конечно, греет душу. Вот только второй месяц зарплату не платят. Да и то, что платили, может назвать зарплатой только большой шутник. Вот и приходится калымить.
Рисковать, можно сказать, жизнью, возить бог знает кого черт знает куда.
Граерман покосился на пассажиров. Что за люди? Знать бы, чего у них на уме? Может, накинут удавку на шею и выбросят из машины, как две недели назад водителя «Волги», – приходилось делать вскрытие… Тьфу, прочь подобные мысли. К людям надо относиться с доверием. Обычные деревенские мужики – святая пропойная русская простота. Вон, ковер в городе прикупили.
– А тебе как, хозяин, по дороге или мы тебя напрягаем? – осведомился «работяга».
– За грибами собрался. Почти по дороге.
– За грибами, – обрадовался «работяга». – Тогда тебе под Сосновку надо. Там во какие белые выдались, – судя по его жесту, шляпки у белых под Сосновкой были размером со сковородку «Тефаль».
– Я на прошлой неделе, – оживился Граерман, – на восток ездил. Там бедновато с грибами.
– Ну, ты нашел куда ездить…
Граерман действительно собрался за грибами, и попутчики подвернулись ему очень кстати. Страсть к сбору грибов у него была застарелой и горячей. И тема действительно его интересовала. Он надеялся выведать у попутчиков какие-нибудь секреты.
За разговором остался позади город, пошли пригородные поселки, а потом леса. Машина бежала гладко, хорошо. Мотор работал как часы. Никто бы не сказал, что «шестерке» скоро десять лет. Выглядела она как новенькая. Впрочем, Граерман не слишком гонял ее. Больше она стояла в гараже – до последнего времени, пока не перестали платить зарплату и не начались каникулы в платном медицинском колледже, чтениями лекций в котором удавалось отодвинуть угрозу голода. Впрочем, в этом году деньги стали задерживать куда реже…
– А в прошлом году подберезовиков – тьма в Черных болотах, – качал головой «работяга». – Слышь, хозяин, притормози на минутку…
Граерман нажал на тормоз. А потом мир взорвался брызгами света и боли.
Пришел в себя он, стоя на четвереньках у обочины и тряся головой.
«Кастетом врезал, – профессионально определил судмедэксперт. – Ушибленная рана мягких тканей головы. Хорошо, если сотрясения не будет».
Где-то рядом слышался рев мотора. Подняв глаза, Граерман увидел буксующую родную «шестерку». За рулем сидел прыщавый. Он давил на газ, но машина никак не могла выбраться из грязи.
– Э, хозяин, подтолкни, – крикнул «работяга», опустив стекло.
– А? – ошарашенно посмотрел на него Граерман.
– Толкай, говорю.
Пожав плечами, Граерман подналег на багажник, и машина начала выползать из грязи.
– Вякнешь ментам – зароем, – крикнул напоследок «работяга». – Будешь молчать – получишь завтра свою машину у кинотеатра «Встреча». Лады?
– Лады, – кинул зло Граерман и сморщился от пульсирующей боли в затылке.
Родная «шестерка» обдала Граермана выхлопными газами и скрылась вдали. А судмедэксперт, безуспешно попробовав несколько раз остановить проносящиеся мимо машины, понуро поплелся к посту ГИБДД. Идти ему было восемь километров.
Введенный план «Перехват» результатов не дал. Через несколько дней Граерман разуверился, что когда-нибудь вновь увидит свою машину и ее похитителей. Насчет первого он был прав. А вот похитителей ему было суждено повстречать через три года. Да еще при каких обстоятельствах!
«Мы закончим войну в СССР» – снова вспомнился Косареву душманский лозунг, оказавшийся пророческим. Умирающий, шепчущий слова молитвы «дух» пришел в Россию драться с ненавистными «шурави» и нести знамя священной войны все дальше и дальше.
– Зря молишься, – произнес Косарев на дари. – Твоя шакалья душа не попадет в рай.
– Сын шайтана, – прошептал «дух». – Аллах акбар, – глаза его начали закатываться.
Косарев сплюнул на землю. Все продолжается. Он никогда не уйдет от той войны.
Заканчивалась зачистка населенного пункта. Подразделения объединенной группировки на подходах к селу были встречены ураганным огнем. Артиллерия и вертолеты прошлись по огневым точкам, и теперь с двух сторон военнослужащие ВВ, десантники и милиционеры отрабатывали квартал за кварталом, дом за домом. Тут нельзя зевать – иначе быстро нарвешься на минную растяжку или схватишь пулю в спину.
Бандит при зачистке быстро скидывает автомат и превращается в мирного жителя. Он с готовностью ругает Дудаева и клянется в любви к России. Пока не стемнеет. А там – снова за автомат.
Дом осмотрен. Проверен паспортный режим. Подозрительные задержаны и ждут отправления в фильтрационный пункт. Следующий…
В одном из дворов Косарева и его бойцов встретили автоматным огнем. Среди бандитов затесался тот самый афганский моджахед, душа которого сейчас готовилась к встрече с сатаной.
– Подох, – собровец ткнул «духа» носком ботинка.
– Отвоевался.
С северной окраины донеслись выстрелы. Последние. Зачистка заканчивалась. На улицы вылезали воющие, галдящие, кричащие, рвущие волосы и сыплющие проклятия женщины. Скоро появится телевидение, и вечером на экранах будет показан очередной репортаж о борьбе «федералов» против мирных жителей, среди которых окажутся все без исключения боевики. У Косарева была заветная мечта – пристрелить какого-нибудь журналиста. И не у него одного.
На земле были разложены трофеи – автоматы, два пулемета, цинки с патронами. А также несколько бандитских трупов – неуправляемая ракета накрыла школу, являвшуюся штабом местной банды.
– Ничего, заживет, – приговаривал фельдшер, перевязывая сипло дышащего солдатика внутренних войск.
– Я в порядке, – хрипел солдат.
Все, мероприятие завершено. Группа МВД – собровцы, омоновцы, оперативники и пэпээсники, пропыленные, прожженные войной, загружалась на БТР и отправлялась на базу…
Чечня конца августа девяносто пятого. Война и мир – дико перемешанные, перекрученные до абсурда, как картина какого-то крутого авангардиста. Боевые действия шли несколько месяцев, а в правительстве слышались угрозы – в случае чего введем чрезвычайное положение. Беженцы тысячами стремились прочь от бандитов и артиллерийских канонад. И вместе с тем шла бойкая торговля на рынках. Восстанавливали разрушенные и строили новые дома рабочие со всех концов России. А рядом заходили на боевой вираж «крокодилы», прессовали землю гусеницами танковые колонны, щерились стволами блокпосты.
Колонна на небольшой скорости двигалась к городу. Косарев сидел на броне, постукивая пальцами по автомату. За бэтээрами так же неторопливо тащились машины – грузовики, «Жигули», иномарки. Приучены – боевую технику не обгоняют.
Это может быть оценено как враждебный акт и наказано пулеметным огнем.
Вот и Грозный. Окраины города более или менее целые, а центр похож на Сталинград времен Великой Отечественной. Здесь каждая пядь полита российской кровью. Здесь российские солдаты в очередной раз вспомнили, что такое стоять до конца, и были захвачены одной мыслью – не отступить, в крайнем случае, если не повезет, взять на тот свет как можно больше врагов. Здесь были разгромлены отборные дудаевские части и взломана оборона, готовившаяся несколько лет, когда каждый дом превращался в крепость, когда между подвалами были прокопаны подземные ходы, дававшие возможность «нохчам» (так называют чеченцев) возникать как из-под земли в любой части города.
У ворот расположения ГУОШа (группы управления оперативного штаба) Толик Палицын – капитан из Смоленского СОБРа – стоял в окружении замызганных чеченских детишек, галдящих:
– Русский полицейский. Дай есть. Мы голодны.
Толик раздавал хлеб и консервы из своего не такого уж богатого пайка. Возле расположения подразделений МВД и армии постоянно толпились гражданские все с теми же просьбами – дайте хлеба.
– Ну как? – спросил Палицын.
– Зачистили, – махнул рукой Косарев. – Нормально…
За обыденными заботами близилась ночь. Группа управления располагалась на территории бывшей пожарной школы. Когда-то здесь вышагивали на строевой подготовке курсанты, проводились занятия. Все в прошлом. Сегодня стоят во дворе вагончики, защищенные от пуль бетонными плитами и прикрытые маскировочной сетью, – тут живут собровцы. Пустые, без стекол, окна трехэтажного здания прикрыты мешками с глиной, и из-за них смотрят угрожающе стволы пулеметов. Ныне пожарная школа – крепость. Крепость неприступная.
С наступлением темноты началась привычная, ставшая обыденной музыка грозненской ночи. Со стороны лесополосы, водонапорной башни, Старопромысловского шоссе заколотили снайперы.
Чуткий сон. Снова, как в Афганистане, Косарев готов был в секунду проснуться и вскочить на ноги. Он ворочался на кипе матрасов, настеленных на пол.
– Работенка, мужики.
Посреди ночи этими словами разбудил всех заместитель начальника ГУОШа по криминальной милиции – плотный, с пышными усами полковник МВД.
– Дудаева брать? – послышались сонные прибаутки.
– Басаев Кремль захватил?
– Нет, просто к Черномырдину в гости зашел, а все переполошились…
– Завод «Красный молот», – сказал полковник, – «нохчи» заняли.
– Рядом с комендатурой?
– Точно, – кивнул полковник.
– Обнаглели, сучьи дети, – покачал головой Косарев.
– По машинам, – приказал полковник. – На все про все десять минут…
С кряхтеньем ребята поднимались, натягивали кроссовки. Омоновскими, с высокой шнуровкой, ботинками – этим изобретением какого-то безымянного вредителя – пользоваться перестали давным-давно. Собровцы (в отличие от солдат) по привычке бронежилеты не брали – снайперы лепят в голову или под мышку, а движения бронежилет сковывает, замедляет, когда припрет, потерянных секунд может не хватить. Некоторые повязывали шеи и головы платками – не для пижонства, не для того, чтобы походить на пиратов. Пыль и жара, пот течет по лицу, въедается в глаза. Тут платок и помогает.
Ночная пора – время «нохчей». Мирные жители превращались в снайперов, гранатометчиков, доставали из тайников оружие и лупили кто по чему мог – по комендатурам, по расположениям воинских частей, по блокпостам. В основном били безо всякого результата, но эффект достигался – они напоминали о своем присутствии, давили на психику: «Мы не ушли. Мы всегда маячим за вашими спинами – черными, готовыми к смертельному броску тенями».
Заспанный, спокойный, индифферентно относящийся ко всему комендант района обвел равнодушным взором прибывших на трех бэтээрах бойцов МВД.
– Чего это вы? – осведомился он.
– Нам сообщили, что «нохчи» завод взяли, – сказал полковник. – Ложная тревога?
– Почему ложная? – пожал плечами комендант. – Ну, взяли.
– Принимайте командование группой, – кивнул полковник. – Будем освобождать.
– He-а, мы так не договаривались.
– То есть?
– Не буду. У нас с «чинами» договор о ненападении.
– Что?! – не поверил своим ушам полковник.
– Мужики, у меня вокруг комендатуры шесть постов: четыре моих и два омоновских. Мои посты «чичи» не обстреливают. А у омоновцев договора нет – вот по ним и палят. Мне с ними ссориться не резон. Вам надо – вы и освобождайте завод.
– Та-ак, – протянул полковник МВД.
– Мне этот завод без надобности. Все равно там ни одного цеха целого не осталось. И солдат своих гробить мне без резона…
– Ах ты крыса, – Косарев двумя пальцами презрительно оттянул пуговицу на выглаженном не по местным условиям кителе коменданта. – Тебя первого в расход пускать надо.
– Что вы себе позволяете? – приосанился комендант, вспомнив неожиданно о своих погонах и должности.
– Я забираю ваших людей, – сказал полковник МВД.
– Нет, это не…
Косарев выразительно положил руку на рукоятку автомата и одарил коменданта таким взором, что у того вдруг нервно дернулась щека.
– Тебе, афганец, командовать, – сказал полковник Косареву.
– Это можно, – кивнул тот.
Комендатура размещалась рядом с заводом, где сейчас хозяйничали чеченцы. Зачем им понадобился завод? Скорее всего все для того же – для бандитского понта. Мол, вот вам цена заявлений о контроле над городом. Трепите языком, а между тем пусть горят нефтехранилища, взрываются заводские корпуса.
Полковник, Косарев и капитан из комендатуры выбрались на крышу ближайшего здания и через прибор ночного видения рассматривали вражеский бастион.
– Сколько их там? – спросил Косарев.
– Не меньше полусотни, – ответил капитан. В приборе ночного видения мир выглядел ирреально загадочным, бледно-желто-зеленым.
– Вон они, – сказал Косарев. – У них точка на крыше цеха. Если ее снять, то мы их накроем.
– Как снять? – спросил полковник.
– Попытаюсь. Нужно просто забраться туда и разобраться с ними.
– Забраться, – хмыкнул полковник.
– Ничего, сделаем, – Косарев сжал пальцами рукоятку разведножа…
Все повторялось. Снова он карабкался наверх. Снова должен был накрыть огневую точку. Только маршрут был полегче. Да вместо штатного «ПМ» в кобуре был спецназовский пистолет для бесшумной стрельбы. И война шла на своей земле. В России.
«Нохчей» было трое, одетых в новенькие комбезы, с новейшими разгрузочными жилетами – снабжение, похоже, у бандитов было на уровне – то же самое, с одних заводов, что и для Российской армии, но гораздо более щедрое. Вели они себя беспечно. Двое дрыхли без задних ног, а третий, сидя на корточках, чуть слышно мычал какой-то восточный мотив и время от времени оглядывал окрестности в прибор ночного видения – точно такой же, в какой недавно рассматривали и его самого.
Он даже не успел понять, что происходит. Косарев вогнал ему в горло нож, закрыв рот рукой, чтобы не крикнул перед смертью. Второму, испуганно встрепенувшемуся, тяжелая рукоятка ножа обрушилась под ухо. Третий был не дурак поспать, что для солдата непозволительно. Красная полоса прочертила и его шею.
– Доброй ночи, – прошептал Косарев и нажал два раза на кнопку оперативной рации «Джонсон» – сигнал, что поддела сделано.
Небо начинало бледнеть. Когда рассвело, «нохчи» начали выползать из укрытий, менять посты. Чувствовали они себя на территории завода как дома. И сильно просчитались.
Первый залп смел нескольких бандитов. Рвались гранаты, молотил пулемет, по территории метались перепуганные боевики, пытаясь занять выгодные позиции. Они отстреливались, но их выбивали с одного рубежа за другим. Через час зачистка территории была завершена. Понесшая серьезные потери банда уходила. «Нохчи» потеряли еще троих, пытаясь забрать тела погибших товарищей. Для них это святое.
Убитого врагами воина ислама нужно хоронить как полагается – до восхода солнца.
– Молодец, Рэмбо, отличная работа. Коли дырку для ордена, – сказал полковник МВД.
– А, – отмахнулся Косарев. – У нас есть потери?
– Ни одного убитого. Пацаев и Гаврилюк ранены.
– «Нохчей» хорошо потрепали, – Косарев посмотрел на лежащие трупы, на зеленоповязочников – воинов ислама.
Один из бандитов, скрючившийся за бетонными плитами в углу дворика перед третьим цехом, застонал, приподнялся, потряс головой.
– О, живой, гаденыш, – Косарев подошел к бандиту, нагнулся над ним. – Не похож на чеченца. Наемник.
Парень лет двадцати пяти, кучерявый, с длинным шнобелем, приподнял залитое кровью лицо и пронзил Косарева наполненным ненавистью взором. Огромный двухметровый собровец легко, как куклу, вздернул бандита и поставил его на ноги.
– Идейный. Зеленоповязочник, – собровец сорвал с головы бандита зеленую повязку.
– Не убивайте, – прохрипел пленный. – Деньги будут.
– О чем ты поешь, «дух»? – Косарев взял бандита за короткие волосы и внимательно посмотрел ему в глаза. – Я бы всю жизнь на хлебе и воде провел, лишь бы вас, крыс, додавить.
– У меня семья. Не убивайте.
– Азер? – спросил Косарев.
– Да. Ленкорань. Не убивайте, да, прошу.
– Трясешься, воин ислама.
Косарев обшарил карманы пленного, извлекая из них пачки денег, какую-то бумагу с арабской вязью.
– Во, с паспортом, – удивился Косарев. В кармане пленного действительно лежал обернутый целлофаном паспорт. Довольно странно – обычно наемники предпочитали с собой не таскать документов.
– Керимов Бакир Бехбуд-оглы, житель и уроженец Мингечаурского района. Можно верить? – осведомился Косарев.
– Можно. Я и есть.
Косарев по оперской привычке переписал данные в свой блокнот.
– Куда его? В контрразведку? – спросил он полковника.
– Да. Пусть разбираются.
О проекте
О подписке