– Ты физику школьную помнишь? Опыт еще такой показывали. Пускали в корыте волну, а потом она отталкивалась от противоположного берега и возвращалась. И происходило наложение волн. И образовывались так называемые стоячие волны. И там, возле африканских берегов, у них почему-то не слишком большое расстояние между волнами. И длины обычного сухогруза хватает как раз на то, чтобы его нос и корма поместились на гребнях соседних волн. А потом его поднимает волной по центру, потом снова за корму и нос. И через несколько таких подъемов корпус не выдерживает и лопается. И судно тонет.

– Ломается пополам, что ли? – испуганно спросила Ольга даже почему-то понизив голос.

– Ну, почти. А судно ваше где затонуло? Здесь, в Енисейском заливе?

– Нет, дальше, гораздо севернее. Это у Краснофлотских островов на Северной Земле. Между островом Октябрьской Революции и островом Большевик. Наверное, штормом снесло из пролива на юг и выбросило на камни. Там и затонул. Скоро туда пойдет специальный корабль, приспособленный для подъема других кораблей.

– А ты-то как об этом узнала?

– Я же краевед местный, ты забыл, – засмеялась Ольга. – Они ко мне обращались, хотели узнать, не сохранились ли какие-то сведения об этом судне, о событиях тех лет.

Бизон хорошо помнил этот день. Бриг тогда был старшим лейтенантом, командовал специальной группой спецназа. О нем ходили уже тогда легенды. А Бизон сопливым молодым лейтенантиком попал в его группу. Только после училища и сразу после полугодичных курсов переподготовки. Собственно, вырос Бизон под Архангельском в рыбацком поселке и хорошо знал Север, его нрав. И будучи мальчишкой не раз ходил со взрослыми в море. Всякое бывало, но взрослые верили в силу и хладнокровие не по годам крепкого и высокого парня. Хорошая закалка.

А потом армия. Бизон как раз успел одним из последних послужить в знаменитом Арктическом погранотряде, который расформировали летом 2006 года. И его перебросили в спецназ. Так он попал в группу Брига, а потом случился этот бой. Тогда утром 8 августа 2008 года российская авиация ракетно-бомбовым ударом накрыла несколько военных объектов на территории Грузии. Первыми попали под удар военная база в Гори, аэродромы Вазиани и Марнеули, где базировались самолеты «Су-25» и «Л-39», и радиорелейная станция в 40 километрах от Тбилиси.

Бизон, как и многие спецназовские офицеры, знал, что у наших миротворцев есть план по отражению атак грузинских войск. Неизвестно было только время атаки. Решение в правительстве было принято быстро, и уже в 14.30 8 августа 1-й батальон 135-го мотострелкового полка прошел через Рокский тоннель. Это была официальная версия, она и озвучивалась потом журналистами. Но мало кто знает, что первая российская батальонная тактическая группа прошла Рокский тоннель еще ночью в 1 час 40 минут. В составе находилось и разведподразделение Брига, в котором служил Бизон.

Картина, представшая перед глазами разведчиков, была, мягко говоря, мрачноватая. Все российские силы на территории Южной Осетии оказались разобщенными. Миротворческий батальон нес потери, все укрепления, которые он имел на грузино-осетинской границе, были разрушены танками. Батальонная группа 135-го полка бросилась первым делом деблокировать миротворцев, но напоролась на очередную атаку грузинских войск на Цхинвал. Разведподразделение Брига получило приказ выводить мирных жителей из зоны активных боевых действий. Там было много раненых. Среди раненых было несколько корреспондентов российских СМИ. Потом поступило сообщение, что ранен командующий 58-й армией генерал-лейтенант Хрулёв. Группа выводила уже третий конвой беженцев, когда им сообщили, что российские подразделения отступают из Южного лагеря до подхода подкрепления.

Прикрываясь подбитым БТР, Бриг, Бизон и еще двое контрактников выводили нескольких женщин с раненым ребенком. Откуда-то к ним прибилась потерявшаяся российская журналистка. С крыши стреляли снайперы, справа из окна второго этажа разбитого цеха без устали лупил пулемет. Пули со звоном отскакивали от брони подбитой машины и высекали искры из асфальта. Рация трещала и пищала, выдавая лишь обрывки фраз, состоящих в основном из мата. Это немного успокаивало, намекая на то, что ты общаешься со своими, а не с грузинскими военными, перехватившими канал. Среди этого грохота, близких разрывов откуда-то слева с ревом выехал танк. Командир машины сообщил по рации, что его прислали прикрыть Брига и помочь беженцам. Развернув башню, танк быстро заткнул пулемет и вдребезги разнес снарядом ту часть крыши, где засел снайпер.

Бриг скомандовл «вперед», рявкнув Бизону, чтобы прикрывал сзади гражданских и подгонял их. Одним словом, вокруг был сущий ад, и через этот ад они бросились в задние цеха. И тут началось. Бриг крутился, как уж на сковородке, еле успевая разворачиваться в сторону новой цели. Грузинских солдат тут было не меньше трех десятков. Коротко били автоматы, свистели пули, визжали женщины. Бриг уложил уже шестерых и получил пулю вскользь по шлему, когда справа выскочил солдат. Грузин схватился за ствол автомата разведчика, но Бриг не стал ему мешать, молниеносно выхватив нож и ударив противника несколько раз ниже бронежилета.

Неожиданно взрыв снаряда разнес часть стены, завалив одного из контрактников. Женщины забились в подсобное помещение, а Бизон, взвалив оглушенного солдата на спину, потащил его в укрытие. Второй контрактник, присев под окном, яростно отстреливался, не давая грузинским солдатам просочиться в цех. Рация в том напичканном железной арматурой здании не брала. Или связь глушили грузинские технические средства.

Бриг, ругаясь на чем свет стоит, бросился к окну, чтобы передать информацию танкистам, так сказать, визуально. И в этот момент правее появился еще один грузинский солдат. Бизон не успел дотянуться до автомата, потому что укладывал на пол раненого. Не хватало буквально секунды, чтобы успеть выстрелить. И Бизон сделал то, о чем потом вспоминали не один месяц в группе. Он не стал рисковать и тратить имеющиеся для принятия решения крохи времени. Он схватил с пола обломок кирпича и с расстояния почти в двадцать пять метров метнул его в грузинского солдата. Удар пришелся тому прямо в лицо. Бриг обернулся на крик и свалил противника короткой очередью и только потом понял, что произошло. Он прикинул расстояние и покачал головой. Бизон во всю ширь своих плеч стоял и смущенно отряхивал руки. Отчитывать молодого лейтенанта было глупо, потому что он оказался находчивым и все равно сумел спасти жизнь командиру. Но вот оставлять автомат на таком расстоянии от себя в боевой обстановке, конечно, не следовало.

Бизон все время вспоминал этот случай 2008 года, когда встречался с Бригом или когда вспоминал о нем. Вспоминал по-разному. Иногда с грустью, что ему пришлось оставить военную службу. Иногда с доброй иронией и немного с гордостью. Мало кто мог повторить его подвиг. Силенок не хватит. А у него тогда хватило. Правда, плечо потом болело долго, но это уже детали.

Телефонный звонок прервал размышления Бизона. Он выключил газ, на котором жарил себе на ужин картошку, и пошел в комнату за мобильником.

– Бизон, это Бриг, – быстро заговорил голос командира в трубке. – Ты готов выдвигаться?

– Так точно, – машинально отозвался Бизон.

– Сегодня в 00.30 будь на КПП в Левашово.

– Военный аэродром?

– Да. Назовешься, и тебя проводят. Вещей не брать. Тебя заберет борт. Там будет все необходимое для тебя снаряжение и одежда. Тебя высадят в Дудинке на Таймыре. Там я тебя встречу. Цель – поселок Ново-Михайловский на берегу Енисейского залива. Подробности при встрече.

– Есть, командир.

Алексей напрасно прождал Ольгу почти час и решительно двинулся в сторону библиотеки. К его удивлению, в двух окнах горел свет. Ну, ясно, усмехнулся Лешка, опять чем-то увлеклась и за временем перестала следить. Вот как надеяться на такую увлеченную своей работой женщину. А если втемяшится кому-то жениться на ней? К его еще большему удивлению, в библиотеке было довольно шумно. Четверо пацанов в возрасте около десяти лет и одна девчонка нетерпеливо топтались вокруг стола Ольги Николаевны, которая обложилась немецко-русскими словарями и пыталась что-то перевести.

– Эй, народ! – добродушно возвестил о своем приходе Лешка. – А по домам не пора?

– А? – Ольга удивленно посмотрела на Лешку, потом на часы и зажала рот рукой. – Ой! Лешенька! Прости меня, пожалуйста… Я даже не знаю, как это. Понимаешь, тут такое ребята принесли!

Алексея Рябова трудно было удивить. Жизнь его простой и до армии назвать было нельзя, все-таки парень с Севера. И служба в спецназе, горячие точки, все это как-то не способствовало розовому мировосприятию. На войне людей видишь сразу – что друга, что врага. Там все нюансы личности и его реакций видны как под увеличительным стеклом. Но чтобы вот так, зажав рот рукой, с виноватыми раскрытыми «настежь» глазищами, с таким взволнованным голосом…

Лешка смотрел на Олю и улыбался. Он и так не особенно разозлился на опоздание женщины, но сейчас ему вдруг захотелось быть великодушным, очень великодушным, просто рыцарем. И он улыбнулся еще шире, прошелся по комнате, рассматривая картины на стенах, и, наконец, неторопливо подошел к столу, на котором Ольга с детьми рассматривали что-то интересное.

– Ну, что тут у вас такого удивительного? – спросил он как можно небрежнее. – Чем в наше время дети интересуются.

Лешке даже захотелось пальцем весело вздернуть Олин носик, но он удержался. Это было бы уж слишком фамильярно на этой стадии их отношений. Она ведь даже под руку его ни разу на улице не взяла, да и руками они друг друга даже не касались. А это ведь первый признак развивающихся интимных отношений – прикасание руками.

– Смотри! – со странным вдохновением торопливо заговорила Ольга и подвинула Алексею раскрытую потрепанную книгу в твердой картонной обложке.

Лешка взял книгу в руки. На развороте разлинованные страницы в виде таблицы, и все они заполнены чернильной ручкой. Чернила выцвели. Но первое, что бросилось в глаза, – это то, что написано было не на русском языке, и вверху страницы от руки немного коряво была написана дата «12 märz 1945».

– Это что? – удивился Лешка. – 45-й год?

– Это немецкий, – восхищенно заговорила Ольга. – Я не знаю немецкого, но мы тут со словарями посидели и поняли, что это что-то вроде морского журнала на корабле, куда записывают все происходящее за время дежурства.

– Судовой вахтенный журнал, – понимающе кивнул Лешка и посмотрел на обложку. – Ого! Это с подводной лодки, номер U-339. Командир… что-то вроде обер-лейтенант Вернер Ремус. Жалко, я по-немецки не бум-бум. А вы что-то разобрали?

– Да, вот только начали. Последняя запись сделана в апреле 45-го года. Немного попорчена водой.

– Ребетня, вы ее из воды выловили, что ли? – засмеялся Лешка.

– Нет, – на перебой стали рассказывать пацаны. – Вчера начали дом ломать возле кладбища, мы там лазили на чердаке и вот нашли в старом ведре в тряпках каких-то. Так замотано и запрятано было, что чуть не пропустили. Мы там старый велосипед хотели найти, в таких домах часто бывает. Мы ветряк строим, который электричество вырабатывает, и нам подшипники нужны велосипедные, а там могут вместе с колесами найтись…

– Ну, ну, ну, – замахал руками Лешка, – я все понял! Заболтали совсем. Давайте так поступим. Мы с Ольгой Николаевной на досуге полистаем журнал, переведем самые интересные места, а потом соберем вас и все расскажем. У вас в школе есть учительница немецкого языка?

– Не-ет, – разочарованно заныли пацаны. – Была бы учительница, разговоров бы не было. Есть только учительница английского языка. Но у нее мы были уже. Она нас к Ольге Николаевне послала, как к краеведу. Говорит, что Ольга Николаевна одна может знать о разных событиях в истории Советского Заполярья.

– Просто обязана, – с улыбкой посмотрел на женщину Лешка. – Уж вы мне доверьтесь, обязательно рассмотрим вашу находку. А если потребуется и в Дудинку отправим специалистам и военным историкам.

Мальчишки, возбужденно переговариваясь, потянулись к выходу. Солидная молчаливая девочка что-то тихо доказывала всем, видимо, настаивала на своей правоте в каком-то вопросе. Ольга и Алексей смотрели детям вслед. Вот ведь беззаботная пора, пора приключений, тайн, находок и открытий. Им все интересно, что относится к категории «прошлое». И не важно, это прошлое относится к 70-летней давности или прошлогодней. Ровно как и будущее им интересно, потому что для них будущее – все, что лежит за пределами их восприятия, для них даже десять лет вперед кажутся такими далекими и такими запредельными, что воспринимаются с замиранием сердца. И что уж говорить о сроках в двадцать лет, тридцать лет.

– Пойдем? – Алексей облокотился на стол локтями и посмотрел женщине в глаза. – Вечер такой тихий.

– Пойдем, – улыбнулась Ольга. – Ты не сердишься?

Она заперла двери и вышла вместе с молодым человеком на улицу. Вечер, каким он формально считался, был светел до такой степени, что можно было свободно читать. Но прекрасная белая ночь начинала хмуриться. На небо наползали тучи, воздух был напитан влагой, и вот-вот готов был начаться дождь. Ольга вздрогнула и подняла воротник плаща. Лешка выпятил грудь, но куртку все же застегнул. Не хотелось думать, что вечер пропадал окончательно.

Но тут случилось самое приятное, на что он мог рассчитывать. Женщина глянула на небо, потом на своего спутника и предложила очень просто и обыденно, как будто предлагала это уже десятки или сотни раз.

– Может, пойдем лучше ко мне? Попьем чайку. Я испекла вчера ватрушки с творогом.

– Я еще ни разу у тебя не был, – чувствуя, как у него теплеет внутри, ответил Лешка.

Они шли, почти не разговаривая. Наверное, каждый думал о своем. Ольга была тихой и улыбчивой, Лешка, наоборот, выглядел очень серьезным. Потихоньку разговор снова вернулся к детской находке. Оля стала рассказывать, что во время войны, как ей удалось узнать из местных источников, немецкие подводные лодки часто заходили вдоль побережья Советского Союза далеко на восток. До сих пор находят на островах северных архипелагов следы их арктических баз и временных стоянок. Есть сведения, что они покупали продукты у коренных народов Севера, а в Якутии якобы до сих пор валяются на побережье пустые бочки с немецкими орлами.

Лешка поддакивал, делал заинтересованное лицо, но ему тема была не очень интересна. Ольга видела это совершенно ясно. Она стала говорить о природе. Потом они пришли, поднялись по деревянным ступеням многоквартирного двухэтажного дома. Лешке очень не хотелось попасть под любопытные взгляды соседей, но дом как будто вымер. Оля открыла ключиком входную дверь, и из квартиры на Лешку пахнуло женским запахом.

Этот запах он уловил, нет, даже не уловил, а понял впервые только сейчас. Он из далекого собственного детства знал запах своего дома. Он знал запах солдатской казармы, запах общежития контрактников в нынешней части, где служил теперь. Он знал запахи гостиниц, запахи домов своих друзей, но этот запах ощутил только сейчас. Запах жилья, в котором царит все только женское, где не витает ничего мужского. Он задохнулся этим запахом, как задыхаются ветром, который дует в лицо.

А потом был чай за круглым столом, застеленным белой скатертью. Были душистые и очень вкусные ватрушки. И были женские глаза напротив. Они смотрели на него тепло и ласково, когда женские руки наливали чай, подавали ложку. Ольга сидела напротив, но она была совсем рядом. Лешка даже ощущал тепло ее тела, которое манило его. И он не знал, как же деликатно перейти от ватрушек к… хотя бы к первому прикосновению. Ведь можно совершенно по-идиотски просидеть несколько часов вместе за столом и досидеться до того, что женщина посмотрит наконец на часы и пожмет плечами. Мол, молодой человек, пора уже вам. Время позднее, а мне завтра рано на работу.

И Лешка решился. Или его просто уже понесло вне его сознания. К ней, к такой теплой, манящей, близкой. И вот он уже перед ней, он видит ее большие глаза, а в глазах столько мягкости и влаги. И он опускается перед ней на колени, обхватывает руками ее за талию, прижимается лицом к коленям под шерстяной юбкой и целует, целует, трется лицом, вдыхая такой близкий запах женщины, ее одежды, запах ее волнения.

– Не надо… Леша…

Эх, если бы женщины знали, понимали, что вот такие взволнованные вздохи с вскрикиваниями, почти со стонами «не надо» имеют как раз обратное действие, они как красная тряпка для быка. Они заставляют кипеть кровь в жилах, потому что это уже не женский голос, это ее возбужденный стон, это первый шаг к близости, на котором мужчину остановить очень сложно. А может, они и знают, может, они как раз прекрасно понимают, как действуют на мужиков такие вот стоны.

Лешка не помнил себя, когда его руки оказались уже под подолом шерстяной юбки, когда он ощутил ладонями нежный атлас кожи ее бедер… он задыхался, он нежно целовал теперь уже обнаженные бедра… когда-то он успел задрать подол ее юбки. А Олины руки вцепились в его волосы, терзали их, то прижимая лицо к своим ногам, то отталкивая его. Лешка подхватил женщину на руки и рывком поднял со стула. Он дрожал, дыхание срывалось, как будто он пробежал кросс километра в три. Такого волнения он не испытывал еще ни с одной женщиной.

Лешка на ходу нашел Олины губы… со стоном утонул в их мягкости и влажной жадности. Он буквально рухнул вместе с женщиной на руках на ее кровать. Кофточка… нежная кожа животика… горячие недра бюстгальтера и ее тело. И весь мир перестал существовать для Лешки. Только Оля, только ее горячий шепот, нежные слова, стоны, вскрикивания…

А потом они лежали в серых сумерках. Свет кто-то из них потушил еще в самом начале, и за плотными шторами шевелилась белая ночь… дождь барабанил по подоконнику, тихий звук подъехавшей машины. И чего это такому поселку не спится, со смехом подумал Лешка. Нам не спится понятно почему, а им?

– Лешенька, – ласково прошептала Оля и провела рукой по его волосам. – Прости, но тебе надо уходить.

– Почему? – опешил Алексей и приподнял голову, пытаясь рассмотреть лицо женщины. – Я что-то сделал не так? Что случилось?

– Все хорошо, милый, – прижала к своему лицу его голову Оля. – Я счастлива! Просто скоро придет одна девушка. Подруга попросила меня пустить ее на две ночи. Она приехала в командировку сюда.

– Фу-ты, – облегченно вздохнул Лешка. – Я-то думал.

– Глупый, – счастливо засмеялась женщина. – Нет никакого мужа, нет никакого другого мужчины. Просто одна знакомая. Я очень хотела бы, чтобы ты остался на всю ночь… нет счастливее минут, чем те, когда я прижимаюсь к тебе, родной.

Лешка внутренне замер. После того как сексуальное возбуждение улеглось, он стал немного трезвее ощущать окружающий мир. И до него дошло, что слова про минутки и слово «родной» как-то не ложатся в его концепцию провести сладкий отпуск в объятиях этой женщины. Тут уже серьезные разговоры начались. А может, и… Лешка растерялся. Уйти и не приходить больше? Но как отказаться вот от этого тела, от того, что было тут умопомрачительного. Продолжить отношения? А если Оля окажется навязчивой, капризной, будет звонить. Ведь не откажешь же и дашь по ее просьбе номер телефона. А вдруг еще приедет в часть? Глупо, она же гордая. Он это помнил. А вообще-то она хорошая. С кем надолго связывать жизнь? С лахудрами, которые в клубы ходят и которым надо свои грехи замужеством прикрыть. А ты потом будешь только гадать, сколько у нее до тебя мужиков было. С теми действительно вечерок провести в хмельном угаре, а если на всю жизнь, то…

Лешка торопливо одевался. Оля накинула халат, прижала его кулачками к подбородку и смотрела на него, как Лешке показалось, со страхом. Ему почему-то стало Олю жалко. Жалко вот так просто уйти, да и уходить ему, если честно, тоже не хотелось. Женщина вдруг встрепенулась, посмотрев на часы. Лешка деликатно отвернулся, пока Оля одевалась без света. Ну вот, самые тягостные минуты. Придется прощаться и обещать что-то.

Звонок в дверь прозвучал так неожиданно, что замерли оба.