– Вижу! – Мурко уже успел взять куст на мушку.

– Предупредительный!

– Есть, предупредительный! – Борька дает короткую очередь поверх зелени.

Из куста раздается испуганный вопль на арабском:

– Во имя Аллаха милостивого и милосердного, не убивайте!

– Подойди к нам, без оружия, руки за голову! – приказываю я этому типу на его родном языке.

Тот продолжает орать:

– Не убивайте! Пощадите! Я выхожу!

Из-за куста и в самом деле выходит какой-то оборванец наподобие бомжа. Одежда клочьями, как будто его подрала свора собак, борода и волосы длинные, жутко грязные и спутанные. Руки держит на затылке. Худющий, изможденный, идет по песку в разбитых ботинках, ноги дрожат и подгибаются.

Я ему, мол, как тебя зовут, кто такой и что здесь делаешь?

А он на нас таращится и с какой-то непонятной надеждой в голосе спрашивает:

– Вы русские?

– Да, русские. Но здесь вопросы задаю я. Понял? А ты давай выкладывай, кто, куда, зачем и почему?!

– Хвала Всевышнему! Я уж боялся, что нарвался на американцев. Меня зовут Басир Джанани. Я бежал из плена. Два года назад во время боя меня захватили боевики Маджида Альлака. Его группировка «Самум» – одна из самых непримиримых и жестоких. Я в ту пору служил солдатом пятого полка, которым командует полковник Фарадж Шуккар…

Я слушаю его и соображаю, что он не врет, говорит правду. Уведомляю Басира, что у пятого полка командир сегодня уже другой. Фарадж Шуккар два месяца назад погиб во время ракетного удара американцев. Те якобы ошиблись, перепутали расположение пятого полка правительственных сил с шайтанами Хамида Даргано. Услышав про гибель Фараджа, Басир очень расстроился и в самом деле загоревал не на шутку. Значит, точно не засланный казачок. Вот так, от души, сыграть горечь и сожаление совсем непросто.

Мы кое-как пристроили этого Джанани сзади на квадроцикл и погнали обратно.

Где-то через пару километров парни по связи сообщили мне, что колонна двинулась на Даальдан. Вскоре мы ее встретили. Бронефургон шел самым первым, за ним – БМП, фуры и снова БМП.

Я по рации общей связи сообщил Идрису про человека, бежавшего из плена. Тот пожелал с ним пообщаться. Мы прямо на ходу перекинули Басира Джанани с квадрика на подножку бронефургона и снова ушли вперед.

Проехали несколько километров – все чисто, ничего подозрительного не замечается.

Тут на связь с нами выходит Идрис. Оказалось, что Басир дал ему интересную информацию. Но обсуждать ее в открытом эфире вовсе не резон. Поэтому нам нужно опять вернуться к бронефургону и это дело обмозговать.

Мы разворачиваемся и гоним обратно. Завидев колонну, меняемся с Борькой местами. Он подруливает к бронеавтомобилю, и я прямо на ходу запрыгиваю на подножку.

Внутри фургона обстановка сугубо деловая, каждый занят своей работой. Идрис, который уже закончил допрос Джанани, предложил мне присесть и потолковать о наших дальнейших делах.

Так уж вышло, что незадолго до побега Басир случайно подслушал разговор охранников. Те упомянули о какой-то тайной тюрьме, расположенной в селении Табар. Там содержится русский человек, служивший в нашей частной военной компании, действующей на территории Ирака. Его заманили в западню с помощью женщины, похитили, тайно перевезли в Аскеростан и пытались обменять на начальника финансовой части «Союза исламских воинов», захваченного аскеростанцами в плен.

Но власти уперлись. Если бы этот парень служил в Аскеростане, то тогда, понятное дело, они могли бы пойти на подобный обмен. А вот человек, находившийся в Ираке, пусть даже он и гражданин страны, помогающей Аскеростану, их интересовал гораздо меньше. Здешние власти рассудили примерно так: раз он помогал иракской армии, то пусть она его и выручает. Однако и в Ираке что-то не срослось, поэтому этот парень оказался никем не востребованным.

Через неделю шайтаны собираются праздновать годовщину создания «Союза исламских воинов» в своей – пока еще! – столице Куккре. Этот небольшой городок расположен на границе Аскеростана, где еще есть территории подконтрольные СИВ. Гвоздем праздника должна стать публичная казнь неверного, совершенная с особой жестокостью.

Сообщив мне об этом, Идрис поинтересовался:

– Олег, ты не мог бы по своим каналам хоть что-то выяснить про этого парня? Через час мы будем проезжать мимо Табара. Это селение стоит километрах в пяти от нашей дороги. Попробовать-то можно?

Да, в принципе, можно. Почему бы и нет? Тем более что в Табаре я уже бывал. Правда, всего один раз, когда мы сопровождали правительственных переговорщиков и наших военных, которые приезжали на встречу с тамошними старейшинами, чтобы договориться о перемирии. Разговор состоялся, причем не впустую. Пусть табарская группировка оружие и не сложила, но перестала вступать в столкновения с аскеростанскими военными. Прекратились захваты заложников и нападения на гуманитарные конвои.

Но лично для меня самое главное заключалось в том, что я там успел установить контакты с парой местных жителей, которые с симпатией относились к России и поэтому охотно согласились оказывать мне посильную помощь. Хотя бы на уровне обмена информацией. Так почему бы и не рискнуть? Вот только когда я смогу этим заняться? Колонну-то не бросишь?

– Олег, чем скорее ты это сделаешь, тем будет лучше, – заявил Идрис. – И вот почему. Буду предельно откровенным. Видишь ли, этот человек из ЧВК может располагать информацией о генерале Азиме, захваченном мятежниками еще три месяца назад. Матукка и армейская разведка его ищут, но пока без всякого успеха. Ты ведь понимаешь, насколько это важно, да?

– Господин… товарищ полковник, это все понятно. Но давайте предположим, что я узнаю о том, где именно содержится парень из ЧВК. Что дальше-то делать? Сможем ли мы отбить его своими силами? Где гарантия, что табарская группировка не вспомнит старое и не поддержит тех, кто удерживает этого человека?

Идрис махнул рукой и проговорил:

– Это уже не наши заботы. Нам надо всего лишь установить точное местонахождение пленника. Его освобождением займется наш спецназ. Ну, что скажешь?

В этот момент мы слышим доклад старшего оператора БПЛА Петьки Коротилова:

– Примерно в километре по курсу подозрительный участок дороги! Возможно минирование.

Идрис сразу же насупился, вполголоса выдал кое-что непечатное по-арабски и от души добавил по-русски. Да и я про себя загнул не хило. Неужели табарская группировка нарушила перемирие? Или это проделки Хасана Джаргази, который все-таки прогнулся под Эльтыма и приготовил нам сюрприз на полпути к Даальдану? Где гарантия, что нас не ждет засада? Это здорово осложнит продвижение колонны.

Если ситуация накалится, нам придется вызывать на подмогу авиацию. Конечно, наши летуны расколотят любое соединение шайтанов, как орешки. Но тогда традиционное «длинное ухо» с подачи шайтанов мигом разнесет по городам и весям правдивую весть о том, что тутошнее правительство и наглые русские военные без какого-либо повода вдрызг разнесли белых и пушистых боевиков какого-нибудь «Шулям-булям-джихада». В итоге это будет означать, что энное число всех этих аскеростанских уездных Грицианов Таврических, сегодня готовых к переговорам, завтра могут крепко упереться рогами в землю.

Идрис по рации дал команду замедлить движение. БМП с саперами он послал к месту предполагаемого минирования.

Потом полковник снова спросил меня:

– Ну так что думаешь? Сможешь прозондировать обстановку в Табаре?

– Попробую. Поеду один. Надо переодеться, закосить под душмана. Иначе могу и сам оказаться в зиндане.

Идрис мигом воспрянул духом и заявил:

– Давай, займись! Думаю, у тебя все получится.

Достал я из мешка барахло а-ля душман, нацепил его на себя, взял десантный калаш и двинул на выход.

Борька меня увидел, сначала удивился, потом ржать начал.

– Ну ты и перец! В первый момент я тебя даже не узнал. Подумал, откуда взялся шайтан в этом автомобильном штабе? Ты куда-то? Никак с отдельным заданием?

– Вот именно! Ты будешь здесь. За меня останется… Нет, не ты. Рано тебе еще! Останется младший сержант Греков.

Ленька как раз в этот момент из кабины передней фуры на нас смотрел, выглянул и заорал:

– Я!

– Ты понял, да? Остаешься за старшего!

– Есть!

Он и по жизни не слишком улыбчивый – за то и кликуха у него Несмеян – а тут и вовсе насупился как туча грозовая. Ленька здесь почти столько же, сколько и я, поэтому хорошо знает, почем фунт урюка. А Борька в Аскеростане меньше года. Ему еще много чего постигать придется.

Я снова сажусь на квадрик и, лавируя между кустами саксаула, двигаюсь к песчаным холмам. Там намного безопаснее, чем на дороге. Конечно, расход горючего существенно выше, но бак квадроцикла почти полный, километров на сто пятьдесят хватить должно.

Гоню по барханам, низинам, через кустарники, одновременно отслеживаю окружающую обстановку. Замечаю, как высоко надо мной промелькнул наш беспилотник. Видимо, Петруха Коротилов решил меня малость сопроводить. Но до самого Табара дрону не долететь – он ближнего радиуса действия.

Я гоню дальше, удаляюсь от колонны километра на три, вылетаю на вершину очередного бархана и вижу в отдалении два квадроцикла, которые мчатся в сторону колонны. На каждом по два ездока. Ну и ну! Я тут же ухожу вниз по склону, а в мозгах у меня торчит вопрос как гвоздь-двухсотка: заметили меня или нет?

Ведь тут и без гадалки яснее ясного, что эти четверо едут не просто так, не чайку попить в дружеской компании. Что-то эти заразы нехорошее задумали. Но что конкретно? Напасть на колонну для них равносильно самоубийству. Там мои ребята – еще те волки, которых и самым матерым шайтанам так просто не взять. Да и аскеростанский спецназ тоже много чего умеет. Поэтому большой беды непосредственно от этих квадроциклистов ждать не стоит. Они, конечно, могут с дистанции в километр-полтора жахнуть по колонне из миномета, но вряд ли попадут.

Но эти ребята вполне способны вызвать американскую авиацию. Если прилетят пиндосы, то тушите свет. Они гарантированно ошибутся, как это делают чуть ли не еженедельно. В одном селении разбомбят свадебный кортеж, в другом долбанут по похоронной процессии. Это у них запросто. Свои грехи они потом спихивают на неких провокаторов, которые вроде бы маскируются под американцев, или приносят глубочайшие, самые искренние извинения и соболезнования, обещают наказать виновных. Всем известные крокодиловы слезы – ничто в сравнении с американскими причитаниями, заверениями и клятвами.

Я связываюсь по рации с Идрисом, рассказываю ему, что и как. Он одобрил тот факт, что я не стал ввязываться бой с квадроциклистами, и порекомендовал мне поскорее добраться до Табара.

Потом Петька мне сообщил, что его операторы поймали в объектив дрона этих четверых субъектов. Они и в самом деле начали развертывать что-то наподобие легкого миномета. Расположились на глинистом солончаковом такыре в километре с небольшим от колонны и запустили оттуда свой квадрокоптер. Да, точно готовят обстрел. Только кому и для чего это нужно?

Табарской группировке? Вряд ли. Если эти герои раньше и нападали на кого-то, то только с целью грабежа. Да и для Джаргази это не очень характерно. Устроить такое может разве что тот, кто желает сорвать перемирие и не пустить гуманитарную колонну в Даальдан. Это американцы или Зия Эльтым. Больше некому.

Ну да ладно! Я этих четверых обнаружил, старшему колонны о них сообщил. Что еще? Теперь этим вопросом пусть занимаются те персоны, которые уполномочены, имеют власть и чины.

У меня свое задание. Выполнить его следует как должно. Я всего лишь сержант контрактной службы, мелкая сошка, винтик в огромной военной машине. Да, за два года службы я набрался опыта, которого дома, в условиях мирной жизни, и за десять лет не обрести. Само пребывание тут – уже немалый жизненный и боевой опыт. А уж если варишься в этом котле, ежедневно рискуешь своей головой, то очень скоро дорастаешь до ясного понимания сущности этой войны и самой нашей жизни.

Вот и я дорос. Иначе тут и быть не может. Соображалка, интуиция, даже какое-то предвидение начинают работать на предельных оборотах. Или… Вот именно! Или тебя везут домой «грузом двести».

Хотя в любой момент может сложиться такая ситуация, когда, даже имея семь пядей во лбу и многолетний опыт, ты оказываешься на мушке вражеского снайпера, или же рядом с тобой рвется шальной снаряд, прилетевший неведомо откуда. И все! В один миг обрывается цепочка жизненных событий, как плохих, так и хороших. Тебя хоронят под залп почетного караула и пьют за тебя, не чокаясь.

Вот и я, простой деревенский пацан из заволжского села, правда, выросший в уездном городе, сейчас гоню на квадрике в сторону селения, никак не дружественного нам. Там немало людей, которые, мягко говоря, недолюбливают нынешний аскеростанский режим и преклоняются перед головорезами из СИВ. Хватает и ярых сторонников власти, ненавидящих исламистов, извративших учение Пророка. Мое персональное «завтра» во многом зависит от того, с кем мне доведется встретиться сегодня.

Пока что мне очень везло. Даже шайтанская мина пощадила, хотя я еще на прошлой неделе мог бы досрочно закончить свой жизненный путь. Но я пока что жив. И это самое главное.

Я вижу впереди россыпь крыш типичного ближневосточного селения, сбавляю ход и направляюсь к зарослям песчаной ивы. Благо, там не видно ни души. Я загоняю квадрик в самую гущу, ставлю его электросхему на блокировку, ломаю ветку, заравниваю ею следы колес на песке. Теперь мою машинку уже не угнать. Ее можно только увезти отсюда на каком-нибудь подобии эвакуатора.

Кстати, об эвакуаторщиках. В прошлом году ездил я домой в отпуск, так там задолбали всех эти хапуги! В нашем областном центре какой-то начальственный персонаж весь центр увешал знаками с четными и нечетными днями парковки. Скажем, правая сторона улицы – парковка по четным дням, левая – по нечетным. А машин в городе развелось как мух на навозной куче в летнюю пору. Куда ни сунься, везде разрешенная сторона забита до предела. Чуть станешь на запретную по этому дню, тут же, прямо как из-под земли, выныривают эвакуаторщики. С ними еще и гаишники. На пару они, что ли, работают?! Машину – оп! – и увезли.

Я как-то раз еле успел. Мою «Гранту» уже поднимать начали. Всего-то на пару минут замешкался в магазине. Вижу, дело дрянь. Поднял я не слабый хай, орал на всю улицу. Эти ребята подумали и уступили, хоть и скрежеща зубами.

Все, перехожу на пешее передвижение. По широкому песчаному пустырю иду к крайним домам. Людей не видно, кое-где лают собаки. Выхожу на сельскую улицу. По ней ходят несколько ишаков, хавают какие-то колючки. Дальше на ковре, расстеленном в тени чинары, сидят трое старцев в белых чалмах и стеганых халатах. Пьют чай, что-то неспешно обсуждают.

Подхожу к ним, как полагается по местному этикету, кланяюсь, приветствую:

– Салам алейкум, достопочтенные!

Они отвечают на приветствие, интересуются, из каких краев я тут нарисовался.

– На местного ты не похож, хотя на нашем языке говоришь совсем как мы. Ты кого-то здесь ищешь? – заявляет один из них.

Я соглашаюсь, мол, и в самом деле не местный, но нахально вру, говорю, что поляк. Зовут меня Лех Ковальский. Если эти аксакалы – сторонники СИВ, то уж к полякам-то, хотелось бы надеяться, у них претензий нет. Дескать, я коммерсант, и мне нужен один из здешних лавочников, а именно Гасан Иззуддин. У меня с ним одно время были торговые дела, но из-за войны все оборвалось. Теперь вот я опять хочу наладить поставки в его лавку бытовой химии и скобяных изделий. Но он на звонки не отвечает, а у него дома и в лавке я ни разу не был. Поэтому приходится искать.

Старцы с подозрением смотрят на меня, как видно, пытаются определить, не наврал ли я им, не пришел ли с какими-то иными намерениями. Но, судя по всему, они все же верят моей легенде и соглашаются помочь. Самый седой и длиннобородый указывает рукой вдоль улицы и поясняет, что мне надо пройти два перекрестка, на третьем свернуть вправо. Через сто шагов слева я увижу лавку Гасана.

Я снова кланяюсь, благодарю стариков, прощаюсь с ними и со смиренным видом шествую по улице, чувствуя спиной их взгляды. Они смотрят мне вслед то ли из любопытства, то ли потому, что до конца так и не поверили сказанному мною. Ощущение не очень приятное, но я продолжаю ломать комедию на тему: я смирный, добрый, совершенно безобидный.

Ближе к центру селения становится несколько оживленнее. Здесь кое-где бегают стайки ребятишек, что-то кричат, степенно идут старики, опираясь на посохи, изредка встречаются женщины, от макушки до пят закутанные во все черное.

Я иду, перебирая четки, очень кстати захваченные с собой, отсчитываю перекрестки. Вот остался позади первый, а за ним и второй. На третьем мне надо свернуть вправо. Я так и делаю. Теперь мне нужно пройти сотню шагов.

Я иду и думаю о том, что с того времени, когда было заключено перемирие, тут кое-что переменилось, причем не в лучшую сторону. Если в те дни, когда шли переговоры со старейшинами, народу на улицах было валом, то теперь едва ли не все сидят по домам, как будто чего-то боятся. Очень даже возможно, что местная группировка заключила соглашение с правительством, но осталась по своей сути насквозь исламистской, всецело преданной СИВу. Она всего лишь ждет приказа своих хозяев, потом мигом сбросит маску миролюбия и ударит правительству в спину. Такое, кстати, в этой стране уже не раз бывало.

А вот и лавка Гасана. На ее стене вывеска с арабской вязью. Читаю: «Товары для всех и каждого». Ну, это и понятно. Как и многие аскеростанские торговцы, Гасан сбывает все, что покупается населением – от мыла и гвоздей до галет, говяжьей тушенки, тканей, аспирина, средств от мышей и тараканов.

Я намереваюсь зайти в лавку, но в этот момент замечаю нечто довольно странное. Помещение слишком уж спешно покидают трое покупателей, один из них – чуть ли не бегом. Подозрительный момент!